Сторти потягивал ячменку и деликатно молчал, словно догадывался, что землянин еще раз взвешивает возможность заступиться за Рома и Улу, и оставлял решение на его совести. Потеряв надежду, он встал.

– Еще раз извините, легат, за вторжение и разрешите откланяться.

– А почему бы вам не обратиться с жалобой в Сенат? Ведь, насколько мне известно, кланы у вас равны и не существует формальных запретов на подобный брак.

– Благодарю за совет. Признаюсь, такой логичный ход не пришел мне в голову. Я им непременно воспользуюсь.

Тропинин почувствовал, что краснеет, и поторопился как-то загладить свою неловкость.

– Ну а лично вам, синьор Сторти, ничто не угрожает? По тому, с какой страстью на вас набросилась печать…

– Плевать я хотел на этих борзописцев!

– Не опасаетесь, что против вас может быть возбуждено уголовное дело?

– Я не совершил ничего противозаконного.

В дверь громко постучали. Не ожидая позволения, в номер вошел коренастый мужчина в сопровождении целого отряда полицейских роботов.

– Я префект Вероны. Прошу прощения, синьор легат, что по нерадивости охранника к вам проник посторонний. Виновный понесет должное наказание.

– У меня нет никаких претензий.

– Благодарю за снисходительность, но долг службы обязывает.

– Что ж, мне пора, – сказал Сторти.

– К сожалению, – обратился к нему префект, – я вынужден просить вас пойти с нами.

– Что такое?

– Вы арестованы за нарушение общественного порядка. Вот ордер.

– Но позвольте, задерживать человека только за то, что он побывал у меня в гостях, по меньшей мере бестактно.

– Вы меня неверно поняли. Ордер на арест этого человека выдан прокурором провинции Кампанья по обвинению в организации похищения синьориты Капулетти. Мы разыскиваем ее уже несколько дней, и я крайне сожалею, что нам приходится брать преступника под стражу при таких обстоятельствах.

Он мигнул своим роботам, и те моментально защелкнули на запястьях Сторти наручники.

– Как видно, я недооценил нашей юстиции, – сказал наставник со смехом.

– Однако, префект, вы можете, видимо, отпустить моего гостя под залог? Я готов уплатить требуемую сумму.

Тропинин полез за бумажником.

– Я бы не рекомендовал вам вмешиваться в это дело.

– Префект прав. Оставьте при себе ваши деньги, легат. Кстати, вряд ли их хватило бы – размер залогов у нас ой-ей-ей! Один мой приятель в Мантуе попал в аналогичную ситуацию, и ему пришлось выложить, если память мне не изменяет, десять тысяч семьсот пятьдесят две сестерции. Я предпочитаю посидеть. Надеюсь, не слишком долго.

– Дружки у вас, видно, из того же теста, – съехидничал префект.

– А как же, с кем поведешься, от того и наберешься.

– Ладно, пошли. Мое почтение, легат, желаю вам приятного пребывания в нашем славном городишке.

Когда они были уже у порога, Тропинин спросил:

– Постойте, я хотел бы задать один вопрос синьору Сторти. Скажите, ваше имя не Лоренцо?

– Нет, почему вы так решили? – удивился толстяк.

– Неважно, – улыбнулся Тропинин. – Уверен, что недоразумение быстро уладится.

Сторти пожал плечами и, ведомый своими стражами, отправился в веронскую тюрьму.

Синьора Монтекки занималась рукоделием, сидя у изголовья кровати, на которой лежал ее муж. Несколько часов назад его отпустили из клиники, наказав соблюдать полный покой. Всего одна неделя, а вся их жизнь пошла верх тормашками. Нет с ними сыновей: один где-то в Свинцовых горах, другой – в бегах. Неизвестно, куда запропастился и Сторти, не у кого узнать, что с Ромом и Улой. Выходить на улицу небезопасно, можно нарваться на какого-нибудь кланового патриота, причем не знаешь, кого следует остерегаться больше – своих или чужих. То и дело звонят с угрозами – пришлось выключить телефон. Давеча их робот пошел, как обычно, закупить съестного – какие-то молодчики выбили ему глаз и смяли ребра, бедняга еле приполз домой. Она вздохнула.

– Анна, – прошептал больной, поглаживая ее руку. – Я очень виноват перед тобой и мальчиками.

– Лежи спокойно, дорогой, тебе нельзя волноваться.

– Во всем моя вина. Я уделял слишком мало внимания сыновьям, не смог привить Рому преданности своей профессии. Люби он ее по-настоящему, ничего такого не могло бы случиться.

Нет, болезнь не изменила образа его мыслей. Он по-прежнему стоит на своем: осуждает Рома и прощает Геля. Она промолчала.

– Скажи, Анна, кто-нибудь из управы справлялся обо мне?

– Да, – солгала она, – они желают тебе скорей выздороветь.

– Значит, меня все-таки не забыли. Признаюсь тебе, я боялся, что после всей этой истории никто не захочет со мной знаться. Я был несправедлив к товарищам, с которыми бок о бок проработал двадцать лет. Двадцать ведь?

– Да, дорогой, ровно двадцать, – сказала она, с горечью подумав, что даже сейчас у него в голове одна работа.

– А Сторти не появлялся?

– Нет.

– Если объявится, не пускай его на порог. Развратитель!

– Забудь о нем, побереги свое сердце.

– Ты права, мне нельзя нервничать.

– Вот и постарайся заснуть. Закрой глаза и считай до ста.

Убедившись, что муж опять впал в дремоту, она потихоньку высвободила руку и пошла на кухню справиться, что будет у них на обед. Скособоченный робот, кряхтя и стеная, стоически стоял у плиты, пытаясь соорудить нечто путное из остатков провизии.

Прозвучал звонок. Анна подошла к двери и спросила:

– Кто там?

В ответ раздался знакомый голос:

– Это мы, синьора Монтекки.

– Метью, Бен!

Анна искренне обрадовалась друзьям Рома.

– Мы знаем, что вашему Робби досталось, и решили пополнить ваши запасы.

Они втащили в дом огромную корзину, набитую снедью. Синьора Монтекки была до крайности растрогана.

– Ром не подавал о себе весточки? – спросил Бен.

Ее глаза наполнились слезами.

– Не тревожьтесь, синьора Анна. У него должно быть все в порядке.

– Хотел бы я быть на его месте, – бодро заметил Метью. – Катается себе со своей подружкой на наших лошадках.

– Я вам так благодарна, вы настоящие друзья!

– Пустяки. Я сам подумываю подыскать себе красотку мату.