Во время паузы мы молча оценивали его слова.

— Я вижу, джентльмены, — сказал финансовый редактор, — что объяснения Гэллегера вас впечатлили. А ещё я вижу, что в ближайшую неделю все мои молодые коллеги будут набрасываться на невинных прохожих, всё преступление которых заключается в том, что они носят перчатки в разгар зимы.

* * *

Примерно через неделю в Филадельфию приехал детектив Хефлфингер — сотрудник инспектора Бирнса^[2]. Ему дали телеграмму с ложной информацией о местонахождении какого-то грабителя, которого он разыскивал. У него был ордер и прочие документы, но грабитель ускользнул. Один из наших репортёров работал в Нью-Йорке и знал Хефлфингера, и детектив зашёл в нашу редакцию, чтобы увидеть того, кто мог бы помочь ему в пока что безуспешных поисках.

Он дал Гэллегеру свою визитку. После того, как Гэллегер её прочитал и понял, кто перед ним, он впал в такую растерянность, что стал абсолютно бесполезен.

«Один из людей Бирнса» — это означало для Гэллегера намного больше, чем член правительства. Поэтому он схватил свою шляпу и пальто и, оставив свои обязанности на других, поспешил за объектом своего обожания. Хефлфингер понял, что знания Гэллегера о городе так бесценны, а его компания так занимательна, что они стали большими друзьями и вместе провели остаток дня.

Тем временем главный редактор сказал свои подчинённым, чтобы они передали Гэллегеру, когда он соизволит вернуться, что газета больше не нуждается в его услугах. Гэллегер и так часто прогуливал. Не зная об этом, он оставался со своим новым другом до позднего вечера, а назавтра пошёл в «Пресс».

Как я уже говорил, он жил в самой дальней части города, в нескольких минутах ходьбы от станции Кенсингтонской железной дороги, по которой поезда идут в пригород и на Нью-Йорк.

Около этой станции Гэллегер заметил гладко выбритого, хорошо одетого мужчину, который торопился к кассам. Он держал в правой руке трость. Гэллегер, который тщательно осматривал руки тех, кто носит перчатки, увидел, что три пальца у мужчины крепко держат трость, а четвёртый торчит почти прямо.

У Гэллегера перехватило дыхание, он затрясся всем своим маленьким телом. Через мгновение он уже по пятам следовал за мужчиной. Он услышал, как мужчина попросил билет до Торресдейла — небольшой станции недалеко от Филадельфии. Когда мужчина отошёл и не мог его слышать, Гэллегер купил билет до той же станции.

Незнакомец прошёл в вагон для курящих и уселся в конце вагона лицом к дверям. Гэллегер занял место в противоположном конце. Он весь трясся, его даже немного затошнило. Он боялся, но не того, что пострадает, а того, что эта авантюра провалится, что он упустит эту возможность.

Незнакомец натянул воротник пальто до ушей, скрывая нижнюю часть лица, но в его мутных глазах и крепко сжатых губах нельзя было не узнать Хейда, убийцу.

Через полчаса они приехали в Торресдейл, и незнакомец, выскользнув из вагона, быстрым шагом направился по просёлочной дороге прочь от станции. Гэллегер дал ему фору в сто ярдов, а затем медленно последовал за ним. Дорога шла меж полей. Недалеко от дороги стояло несколько каркасных домов, окружённых огородами. Пару раз мужчина оглядывался через плечо, но видел только унылую дорогу и мальчика, который шлёпал по слякоти, иногда останавливаясь, чтобы бросить снежок в припозднившихся воробьёв.

Через десять минут незнакомец свернул на дорогу, которая вела в старую придорожную гостиницу «Игл Инн». Она известна тем, что в ней собираются охотники из Филадельфии и проводятся петушиные бои. Гэллегер хорошо знал это место. Он и его юные приятели часто останавливались там, когда осенью собирали каштаны. Сын владельца гостиницы тоже участвовал в этих вылазках. Хотя городские мальчики считали его туповатым, они уважали его за то, что он хорошо разбирался в собачьих и петушиных боях.

Незнакомец вошёл в гостиницу через боковую дверь. Гэллегер подождал несколько минут и приступил к поискам своего товарища по играм, Кеплера-младшего. Кеплеров отпрыск был найден в дровяном сарае.

— Так и знал, что ты заявишься посмотреть на этот бой, — усмехаясь, сказал сын владельца.

— Какой бой? — неосторожно спросил Гэллегер.

— Какой бой? Тот самый бой, — ответил его приятель с презрением человека, который обладает высшим знанием. — Который будет вечером. Ты тоже про него знаешь. Уж ваш спортивный редактор точно знает. Он вчера заплатил, но тебе это нисколько не поможет. Ты его не посмотришь даже одним глазком. Билеты стоят двести пятьдесят за штуку!

Гэллегер присвистнул.

— А где он будет?

— В сарае, — прошептал Кеплер. — Утром я помогал привязывать верёвки, ага.

— Чёрт возьми, ты везунчик, — льстиво произнёс Гэллегер. — А я могу посмотреть?

— Может быть, — самодовольно сказал Кеплер. — Сзади сарая есть окно. Ты бы смог пролезть через него, если бы кто-нибудь тебя подсадил.

— Слушай, — протянул Гэллегер, как будто ему только что пришла в голову какая-то мысль. — А что это за тип, который шёл по дороге передо мной, в пальто? Он как-то связан с боем?

— Он? — повторил Кеплер с искренним отвращением. — Нет, он не игрок. Отец говорит, он чудак. Он как-то пришёл утром на прошлой неделе и сказал, что его доктор велел ему гулять на природе для здоровья. Воображала из города! Всегда носит перчатки, ест только в своей комнате, но это ерунда. В баре вчера вечером говорили, что он, наверное, от кого-то прячется. Отец вчера спросил его насчёт боя, хочет ли он его посмотреть. Он испугался и сказал, что не хочет ничего смотреть. А потом отец сказал: «Наверное, вы не хотите, чтобы смотрели на вас». Отец ничего такого не имел в виду, просто пошутил. Но мистер Карлтон — так он себя назвал — стал весь белый, как призрак, и сказал: «Я с удовольствием приду на бой». И стал смеяться и шутить. А сегодня утром он пришёл прямо в бар, где сидели все игроки, и сказал, что идёт в город повидаться с какими-то друзьями. А когда уходил, он засмеялся и спросил: «Надеюсь, это не выглядит так, будто я боюсь?» А отец сказал, что это был только предлог, чтобы уйти. Отец думает, что если бы он тогда не пошутил, то мистер Карлтон вовсе не выходил бы из комнаты.

Гэллегер получил всё, что хотел, и даже больше, чем надеялся. Настолько больше, что его обратный путь на станцию был настоящим триумфальным маршем.

Он ждал поезд двадцать минут, которые показались ему часом. Ожидая поезд, он отправил телеграмму в отель, в котором остановился Хефлфингер. Он написал: «Ваш человек возле станции Торресдейл на Пенсильванской железной дороге. Берите кэб и встречайте меня на станции. Ждите, пока я приеду. Гэллегер». В Торресдейле в тот вечер останавливался только полуночный поезд, поэтому Гэллегер и посоветовал взять кэб.

Когда Гэллегер ехал в город, ему казалось, что поезд ползёт, как улитка. В пути поезд останавливался, пропустил экспресс, терял время на станциях. Как только он, наконец, достиг нужного пункта, Гэллегер выскочил из него до полной остановки, поймал кэб и помчался к дому Дуайера — спортивного редактора.

Дуайер ужинал и вышел встретить Гэллегера с салфеткой в руке. Гэллегер на одном дыхании выпалил, что он знает о местонахождении убийцы, которого ищет полиция двух континентов, и что этой ночью убийца, чтобы отвести подозрения соседей, будет присутствовать на бое. Дуайер провёл Гэллегера в библиотеку и закрыл дверь.

— А сейчас давай-ка всё повтори, — сказал он.

Гэллегер повторил всё, а потом добавил, что он отправил Хефлфингера, чтобы тот произвёл арест тихо, без местной полиции и филадельфийских репортёров.

— Я хочу, чтобы Хефлфингер арестовал этого грабителя, — объяснил Гэллегер, — чтобы он взял его на дороге в Нью-Йорк, в ночном поезде, который проезжает Торресдейл в час. Ещё до четырёх он приедет в Джерси, а утренние газеты идут в печать через час. Конечно, мы договоримся с Хефлфингером, чтобы он никому не говорил про арестованного.