Сначала крутые парни смотрели на ее затею сквозь пальцы — больших денег на свадьбах и презентациях не заработаешь. Но Афина ясно видела будущее, а потому не брезговала украсить собой ни брачную церемонию, ни торжественное прощание. Когда крутые ребята опомнились, их сразу убили. Но не из-за Афины, из-за других дел. А потому в свободное плавание по организации конкурсов и концертов она пустилась с путевкой, подписанной Глебовым. Он всегда старался помочь своим девочкам. Бизнес Афины процветал. Она часто давала интервью в газетах, умудрялась сниматься в собственных рекламах и вояжировала с очередными красавицами победительницами по всему миру. Афина Наливайко была женщиной богатой, бездетной и принципиальной. Завещания она не оставила и ушла без помпы. Неэффектно.
Петров-Водкин имел самые смутные представления о рекламном бизнесе вообще и особенно о той его сфере, которой собственно занималась потерпевшая. Но версий он выстроил немало. Во главу угла он готов был поставить деньги, хотя могли тут быть совсем другие проблемы. А стало быть, другие причины… Говорили, и даже в газетах писали, что понятие о нравственности у госпожи Наливайко было очень приблизительным. С людьми она ладить тоже не умела. В общем, она была противной. Она была вздорной и бессовестной.
Офис погибшей располагался в подвальном помещении библиотеки для юношества. Этот факт показался Петрову-Водкину каким-то особенно циничным. Получалось, что умные подымались по ступенькам в тишину читальных залов, а красивые шли в подвал за славой… Дверь была открыта, внутри стояла звенящая хрусталем тишина.
— Поминаем, — сурово сказала дама средних лет с лицом работника собеса. — Нашу Афиночку-то, грешницу… — Она молча налила Петрову водки, и тот, чтобы освоиться, лихо опорожнил стакан. — Да вы садитесь. — Суровая дама указала на пустой стул в углу просторной комнаты. — И что теперь делать будем, девочки, просто не знаю, — уныло сказала она.
Девочками были названы две пожилые особы, толстые и некрасивые.
— Это весь ваш коллектив? — спросил Петров-Водкин, прислушиваясь к странному шуму, который доносился из соседней — смежной — комнаты.
— А? Да, весь… Только сегодня нам не до клиентов, сами понимаете…
— А вот если бы я… — Петров-Водкин вдруг отчаянно захотел сняться в рекламе. Просто до озноба. В принципе, если бы пробы прошли успешно, он готов был бы сменить профессию…
— И вот, как нам теперь предприятие перерегистрировать? Вот же, коза, — осерчала бухгалтерша.
— А у нее были враги? — спросил Кузьма Григорьевич, возвращаясь мыслями к своим служебным обязанностям.
— А как же, — хором отозвались толстушки. — Во-первых, из налоговой одна крыса. Во-вторых, дядька одной конкурсантки-крокодила, в-третьих, Наташка Амитова. А вообще — бедная Афина, — посочувствовала одна из них, та, что была посвежее. — Вот сейчас сидим разбираемся. Да собаки в городе не было, которая Афину не облаяла.
— А вы знаете, когда меня укусила собака, то родители заставили врача сделать мне сорок уколов от бешенства, — зачем-то сказал Петров-Водкин. — И я абсолютно не плакал.
— Какое мужество, — фыркнула бухгалтерша. — Только нашу Афину собака не кусала.
— Нет, кусала, в молодости…
— Нет, не кусала…
— А у вас что — мыши? — удивился Петров-Водкин, забираясь ногами на стул. Не то чтобы он их боялся. Но встречи его с мышами всегда заканчивались как-то трагически. Иногда он падал в обморок, иногда мыши начинали как безумные носиться по помещению. — Вы знаете, вам надо вызвать санэпидемстанцию. Все-таки солидное учреждение.
Женщины его не поняли. Они почему-то замолчали и уставились на Кузьму Григорьевича, как на безумного, — глядели жалеючи, но гнать не гнали. Петров-Водкин вдруг сообразил: «Они думают, что я клиент. А клиенты с деньгами бывают и похуже».
— Не бойтесь, — миролюбиво сказала бухгалтерша. — Выпейте за упокой и расслабьтесь. Мы-то живы. Хотя сволочь она была редкая…
— Я боюсь?! — оскорбился Петров-Водкин. Он зажмурился и опрометью бросился в ту комнату, где происходила подозрительная возня. Зажмурившись, он распахнул дверь.
Когда Кузьма Григорьевич открыл глаза, он увидел спину мужчины, который что-то сосредоточенно делал с сейфом.
— Не открывается? — сочувственно спросил Петров-Водкин.
— Что? — Мужчина резко обернулся.
— А я думал, мыши, — сказал Кузьма Григорьевич, смутно припоминая, где он мог видеть это заросшее модной щетиной лицо. — А ключи где?
— А вы, собственно, кто? — настороженно спросил стоящий у сейфа.
— Петров-Водкин, то есть только Петров, Кузьма Григорьевич.
— Ну и что? На каком основании?
Вот этого Кузьма Григорьевич не любил. Вот этих вопросов, этих интонаций хозяина жизни, напускной значительности. Не любил.
— Расследую смерть вашей хозяйки, — вежливо заметил он, зная, какое неизгладимое впечатление производит его природная интеллигентность на таких вот субчиков.
— Кузя? У тебя очень немодный галстук, — произнес ужасно знакомый голос. Мужик немного отодвинулся от сейфа. Вроде как дистанцировался. — Кузя? Узнаешь? Деревня Холодки, стройотряд, Лялька…
— Кирилл? — Петров-Водкин обрадовался тому, что память все-таки не подвела и в самую нужную минуту дала подсказку. — Кирилл? Значит, ты так с покойницей и прокантовался всю жизнь? А я думал, это у тебя временное…
— Но только не надо меня оскорблять, — попросил Кирилл Матвеев и постарался втянуть нависающий над джинсами живот. — Мы были коллегами. Только и всего.
— А что ты тут ищешь? — поинтересовался Петров.
— Что? — Кирилл еще немного отошел от сейфа, и Петров-Водкин понял, что там лежит нечто очень и очень важное. — А твое какое дело?
— Что значит какое? Я на службе. — Кузьма посерьезнел.
— Ну, рад, рад был встрече. — Кирилл взъерошил роскошные с проседью полосы и попытался исчезнуть.
— Ключи от сейфа? — Кузьма был не намерен шутить. — Сейчас же. Офис будет опечатан. Все документы останутся здесь. Вопросы…
— Никаких, товарищ начальник. Покажи бумагу, и я — в твоем полном распоряжении. — Кирилл снова нагло усмехнулся, а Петров-Водкин обиделся. Когда такие субчики, как Матвеев, начинали качать права, оперуполномоченному было особенно неприятно. Тем не менее Петров-Водкин не мог не признать, что проиграл. Он действительно не был наделен такими полномочиями и даже не мог в данном случае рассчитывать на корпоративную солидарность. Один звонок Буцефалу — и под общие аплодисменты коллег Петрова снова отправят служить юристом цеха по производству ситро…
— Ну, сейф-то я могу опечатать и без санкции прокурора, — твердо соврал Петров. Твердо, потому что терять ему было уже нечего.
— Ключи у покойницы, — фыркнул Кирилл. Петров включил свою фотографическую память и вспомнил строку из протокола: «Связка ключей, соответствующих замкам квартиры и почтового ящика». — Опечатывай не опечатывай, но… — Кирилл картинно развел руками.
— Его можно на себе унести, — засомневался Петров.
— Да?! — И сколько же затаенной надежды прозвучало в голосе Кирилла. — А вдвоем справимся? — Он рванул назад, к несгораемому шкафу, и обнял его слева. — Пристраивайся!
Поддавшись невольному порыву, Петров встал напротив и попытался приподнять сейф.
Петров-Водкин вдруг понял, что поступает не совсем разумно. Просто непрофессионально. Еще пять минут — и он стал бы соучастником!
— А что у тебя там? — спросил Кузьма Григорьевич, вытирая пот со лба.
— Что надо! — огрызнулся Кирилл.
— Ты как со мной разговариваешь! — возмутился Кузьма и опустил руки как раз тогда, когда дело сдвинулось с мертвой точки и сейф был все же немного приподнят над полом.
— О! — застонал Кирилл. В глазах у него было страдание.
— Ах, мерзавцы, — наконец подала голос заместительница Афины. — Мало того, что сам — стервятник, так еще товарища притащил. Да я в милицию тебя сдам. Да я всем расскажу про твою картотеку. Сам на ней зарабатывать хочешь? Без куска хлеба всех нас по миру пустить? Да я тебя сдам со всеми потрохами. И поставь сейф на место! До приезда кого надо.