Наш четырехмоторный корабль не очень юрок. Погода на удивление плохая. Поэтому надо быть готовым к любым эволюциям, чтобы не напороться на скалы, горы и не разбиться вдребезги. К туману прибавился еще резкий порывистый ветер. Машину сильно бросает. Уже утомляются глаза, до боли напряжены мышцы рук, ног, градом катится пот. Но мы полны решимости дотянуть хотя бы до Маточкина Шара.

Оба наши спутника потеряны в тумане. Неожиданно впереди, под самым носом самолета снова встает скала. От нее нам также удается увильнуть в самый последний момент. Едва отошли от берега в море, продолжая лететь прежним курсом, как я заметил впереди, с моей стороны, что-то огромное, белое, неумолимо и грозно надвигающееся на самолет. Привыкнув к черным, голым скалам, я совсем не ожидал встретить огромную гору, покрытую снегом и простирающуюся много выше нас. Свернуть направо - наверняка вмазать в какую-либо гору, свернуть налево - невозможно, так как эта снежная глыба (как мне казалось) несколько загибалась налево. Мы были зажаты в полукольцо. Я все же успел дать полный газ всем четырем моторам и с набором высоты положил машину в левый крен, чтобы развернуться налево. Гора надвигалась… Я еще увеличил крен.

- Что ты делаешь? - крикнул Водопьянов.

Глазами показываю ему на гору. Но он ее не видит: она с моей стороны. Когда казалось, что вот-вот сейчас [136] мы с полной скоростью врежемся в гору, я даю левую ногу доотказа и кладу машину почти вертикально. Удивительно, как наша громадина могла удержаться в воздухе в таком положении. Я с замиранием сердца жду: вот сейчас будет удар - и все кончено…

В этот момент машина резко скользнула на левое крыло. Это увеличило, ускорило разворот и спасло от неминуемого удара о гору.

Почувствовав, что мы падаем вниз, мы оба почти одновременно дали рули в обратную сторону и по приборам привели машину в нормальное положение.

Я заметил совсем близко под крылом самолета воду. До сих пор удивляюсь - как мы не задели (а может быть, слегка и задели, да не почувствовали) поверхность воды.

Впереди опять берег. Совсем низко, осторожно мы пошли вдоль него. Скалы то справа, то слева. Вот промелькнула одна, совсем похожая на двугорбого верблюда.

Спустя некоторое время, когда я собирался точнее поставить машину на курс, вдруг голос Водопьянова:

- Опять эта гора…

Я посмотрел на него. Он недоумевающе разводил руками. Действительно, под нами тот же «двугорбый верблюд». Я сообразил, что это один из островов Крашенинникова, который в сплошном тумане мы обошли кругом два раза. Если будет так продолжаться, то неминуемо напоремся на гору или скалу.

- Пойдем в море! - кричит Водопьянов.

- Подожди, - отвечаю. - пройдем еще немного.

Единственное наше спасение - Маточкин Шар. Туда и надо пробираться. Но через несколько минут я уже согласился с Водопьяновым, что надо итти в море, подальше от этих гор, и пробираться к берегам Большой Земли.

Ломаю курс на 90° влево. Выходим над открытым Карским морем. Отойдя на значительное расстояние, рассчитываю курс, настраиваю радиокомпасы. Идем курсом в Амдерму… Через полчаса начинается сильный снегопад. Попытка пробиться или хотя бы набрать высоту и итти в облаках не увенчалась успехом. Едва вошли в слой облачности, как машина начала обледеневать. Пришлось снова итти низко, над водой. [137]

В Карском море бушевал шторм. Гигантские волны пенились под самым крылом самолета. Я дал распоряжение запрашивать погоду через каждые 15 минут у всех расположенных близ Амдермы населенных пунктов: Юшар, Вайгач, Варнак, Нарьян-Мар. Через каждые 15 минут ко мне подходил Сима Иванов и передавал донесения этих пунктов. Повсюду было одно: сплошной туман, снегопад, видимость от нуля до 50 метров при сильном порывистом ветре. Амдерма же давала ветер - 11-12 баллов, видимость - нуль, туман, сильный снегопад.

Сильным снегом забросало самолет. Внимательно вглядываюсь вперед, силюсь хоть что-нибудь разглядеть. Ничего. Муть, снег и туман… Стараюсь вести самолет на повышенной скорости, но замечаю, что она падает. Это заметил и Водопьянов. То он, то я все прибавляем и прибавляем обороты моторам. Наконец, моторы работают уже на полной мощности, а скорость упала до 140 километров. Залепленные снегом стекла наводят на мысль, что у нас забросало снегом приемники указателя скорости. Этого еще нехватало… Как же лететь дальше? Немедленно включаю обогрев.

- Включи, - кричу Водопьянову.

Когда оба контакта были включены, через минуту или две скорость стала нарастать.

Мы летим уже два с половиной часа в сплошном тумане и снегопаде. Никакого просвета.

- Сколько бензина? - кричу Бассейну.

Он отвечает. Иванов через каждые четверть часа приносит сводки. Погода в Амдерме и во всей округе не улучшается. Вести самолет становится все тяжелее к тяжелее. Наконец, снег повалил так, что даже белую пену волн почти под самым крылом различить невозможно.

Удастся ли добраться до земли? Я высунулся в открытое окно, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Ветер сорвал шапку, швырнул ее в море.

«Шапка уже утонула», - подумал я.

Еще час мучительного полета над беснующимся морем, в неистовом снегопаде и проклятом тумане. Наконец, к нашей радости, видимость становится немного лучше. Я уже начинаю определять ее по секундомеру, засекая впереди показывающиеся беляки волн. Вот она - 200-500-1000 метров. Потом видимость стала [138] еще большей и, самое главное, мы могли уже подняться на 150 метров от воды. Изменили курс с намерением подойти к берегам Новой Земли.

Давно уже пролетели Маточкин Шар и подходим к южной оконечности Новой Земли. Выходя к берегу, неожиданно увидели один из наших кораблей. Он нас не видел. Я тщетно вызывал его по радио, но ответа не получил. Позднее выяснилось, - это был корабль Молокова. Еще и еще запрашиваем Амдерму. Амдерма дает: 12-балльный ветер, видимость - нуль. Сильный снегопад, туман. Песочная коса, единственное место для посадки в Амдерме, заливается волнами бушующего моря. Направление ветра - не вдоль этой косы, а поперек ее.

- Куда ж мы пойдем? - спрашиваю Водопьянова.

Действительно, куда итти? Садиться на неисправном самолете с боковым ураганным ветром на заливаемый волнами аэродром, при отсутствии всякой видимости и при сплошном снегопаде - наверняка разбить машину.

- Давай, сядем где-нибудь здесь, - говорит Водопьянов.

Долго советуемся.

- Надо садиться, - говорю я, - где-нибудь около жилья.

- Да где же его найдешь, жилье-то? - возражает Водопьянов.

Я вспомнил, что на самой южной оконечности Новой Земли, на мысе Меньшикова, есть маяк. И когда мы еще летали на остров Рудольфа, я заметил, правда, с большой высоты, маленький домик.

- Сядем на мысе Меньшикова, около маяка, - предлагаю я.

Упорно пробиваемся вперед. Погода снова портится. Наконец, мы приходим к мысу Меньшикова.

- Ну, что же, садимся? - спрашивает Водопьянов.

- Садимся! - решительно отвечаю я.

- Сломаем!… - кричит он. - Ветер сильный, надо стараться на одно колесо посадить.

- Ничего, сядем!

Да иного нам ничего и не оставалось. Кроме плохой погоды, впереди по маршруту нас в Амдерме ожидала еще и ночь, так как до наступления полной темноты оставалось 20 минут, а полет до Амдермы с таким ветром мог продлиться больше часа. [139]

Прошли бреющим полетом над мысом. Его неровная поверхность совершенно лишена снега. Как-то выйдет посадка? Зашли еще раз. Я бросил дымовую ракету. Строго против ветра заходим на посадку. Земля все ближе и ближе.

- Выключать, что ли? - кричу.

- Выключать, - отвечает Водопьянов.

Нажимаю аварийный контакт, и все четыре мотора останавливаются. Машина с левым креном подходит к земле, бежит на одном колесе, потом упирается на законтренный канатом обод колеса, резко разворачивается направо, мы парируем это рулем направления и элеронами, но заворот продолжается, крен увеличивается, машина чуть не цепляется крылом за землю. Наконец, резкий рывок.