— Вам что,господин на тонких ножках, особое приглашение?-обратился к нему Трофим Степанович.- Или тоже на ручки хотите? Марш вперед!
Похитун пустился вприпрыжку и скоро догнал партизана, несшего Гюберта.
Со мной рядом шагал Петрунин, и я обменялся с ним мнением по одному вопросу.
Когда началась погрузка вещей, я распорядился:
— Друзья! Пистолеты, автоматы, гранаты, табак и лишнюю одежду оставить Трофиму Степановичу. Быстро!
Карягин смутился, но остался очень доволен.
— Расщедрился ты, майор!- сказал он.- А не жалко?
— А как бы вы поступили, будучи на нашем месте?- спросил его Петрунин.
— Что ж, спасибо… Больше ничего не скажу,- проговорил Трофим Степанович.
А когда я объявил ему, что оставляем отряду радиостанцию с питанием к ней на четыре месяца, он расчувствовался и обнял поочередно меня и Ветрова.
— А уж радиста-то мы отыщем. Есть на примете,- сказал он.
Ветров протянул ему бумажку и наставительно пояснил:
— Берегите ее,как самого себя.Тут все,позывные,частота, время… Специалист разберется.
— Залезайте, залезайте! Пора!- строго приказал вернувшийся пилот.
Мы бросились к самолету. Взбирались по лесенке, подавая друг другу руки. Втащили Гюберта и Похитуна.
Опять прощались с партизанами. И пробыли-то мы вместе менее суток, а прощались, как давние знакомые, как закадычные друзья.
Партизаны тотчас побежали к лошадям.
Уже в самолете Сережа Ветров вынул из-за пазухи белку и вручил ее Тане. Зверек вскочил на плечо своей хозяйки и, не обращая никакого внимания на непривычную обстановку, начал деловито отряхиваться и приглаживать свою взъерошенную шубку.
— Скажи пожалуйста!- удивился механик,закрывая дверь. — Впервые на нашем борту такой пассажир!
Гюберт делал вид, что дремлет.
Взревели моторы и вздрогнул самолет. Белка в испуге юркнула и забилась под головной платок Тани. Самолет вырулил к краю поляны, развернулся и стремительно помчался вперед, освещая дорогу фарами.
47. В МОСКВЕ
Когда горизонт осветился солнечными лучами,я увидел раскинувшуюся впереди Москву. Все приникли к окнам. Из моих друзей еще никто не бывал в столице, кроме коренного москвича Сережи Ветрова.
— Москва?- крикнула мне на ухо Таня.
— Москва!- ответил я.
И вот самолет уже побежал по гладкой бетонированной дорожке.
— Глядите!- Петрунин тронул меня за плечо.- Машина полковника.
По летному полю катилась закрытая легковая машина.
Самолет подрулил к площадке, моторы взревели еще раз и заглохли. Открыли дверцу, В лицо ударили слепящие лучи солнца. К самолету катили лесенку.
— Полковник торопится,- сказал Петрунин.- Хотя это ему несвойственно. А с ним…
— С ним полковник Фирсанов,- улыбнулся я.
Да, на плечах Фирсанова я увидел полковничьи погоны. Оба они- и Решетов и Фирсанов- были в летной полевой форме, но при орденах. Они шагали широко, о чем-то горячо говорили. Решетов энергично жестикулировал.
И отъезд и приезд всегда очень будоражили меня то тревожным,то печальным, то радостным волнением. И сейчас я почувствовал это острое ощущение, заставляющее сильнее биться сердце.
— Выходите первым,- сказал мне Петрунин.- А за вами- соратники. Мы потом. А сюрприз придержим…
Со стесненным дыханием я шагнул на первую ступеньку лесенки, а потом спрыгнул на землю и, приложив руку к кепке, доложил Решетову:
— Товарищ полковник! Докладывает майор Стожаров… Задание выполнено!
— Здравствуйте, подполковник!- прищурив глаза, четко ответил Решетов и крепко пожал мне руку.
Мне показалось, что я ослышался, но Фирсанов рассеял мои сомнения.
— Привет,подполковник!Привет, Кондратий Филиппович! Очень рад и хочу тебя обнять, — сказал он.
Он так и поступил.
— Здравствуйте, товарищи!- обратился Решетов к моим друзьям.
Я смешался. Хотел было поблагодарить за присвоение нового звания и не нашел слов для этого.
Потом я попытался представить своих друзей, но меня прервал Решетов:
— Зачем? Я и так всех знаю. Это Таня!- И он пожал ей руку.- Это Фома Филимонович!- Потом, взглянув поочередно на Березкина и Логачева,он сказал: — И тут не спутаю. Это товарищ Логачев, а это товарищ Березкин… А теперь вы пожалуйте сюда, товарищ Ветров.- И он протянул руку Сереже.
Фома Филимонович тряхнул головой, потискал пятерней свою прокуренную бороду и пробормотал что-то себе под нос.
— А живой груз?- спросил полковник Решегов, пытливо заглядывая мне в глаза.
Сообразив, в чем дело, я сказал:
— Таня, покажи!
Таня вынула из рукава белку.
— Не об этом речь,- проговорил Решетов, сдерживая улыбку.
— Не понимаю, товарищ полковник…- попытался выкрутиться я.
— Эх, вы, а еще разведчик,- покачал головой Решетов.- Так знайте же, что если вы оставляете рацию партизанам,то это не значит,что мы лишились связи. Наши самолеты тоже хорошо оборудованы… Правильно,майор?- спросил он Петрунина.
— Так точно, товарищ полковник! — сказал Петрунин и виновато покосился на меня.
Я развел руками и сказал:
— Не знал я, что за такое короткое время среди моих друзей появится уже второй «предатель».
Решетов и Фирсанов рассмеялись.
Когда вывели Гюберта, он на мгновение сощурился от солнца, постоял на площадке трапа, а потом медленно спустился. Его подвели к Решетову. Рядом с Гюбертом поставили Похитуна. Как они отличались друг от друга! Гюберт стоял выпрямившись, надменно подняв голову. В лице его не было ни кровинки. Губы плотно сжаты. Приметный шрам четко вырисовывался на лбу. А Похитун походил на побитую собаку. Его тонкие и кривые ноги заметно дрожали в коленях.
— Если я не ошибаюсь,- обратился Решетов по-немецки к Гюберту,- передо мной стоит майор германской разведывательной службы Вильгельм Гюберт?
— Вы хорошо осведомлены, господин полковник,- с подчеркнутой вежливостью по-русски ответил Гюберт.
— Освободите им руки и отправляйте,- приказал Решетов.- Машина с охраной ждет у подъезда.
Два бойца повели пленных.
— И вы поезжайте,- сказал нам Решетов.- Вас тоже ждет машина. Поехали, товарищ Фирсанов!
Мы взяли из самолета свои вещи, попрощались с экипажем и, сопровождаемые Петруниным и Воронковым, тронулись к выходу.
Все чувствовали себя прекрасно, а когда въехали в Москву с ее широкими проспектами и просторными площадями,по-военному суровую и скромную, залитую ярким светом восходящего солнца, у меня на душе стало так легко и радостно, что захотелось петь. Вместе с Петруниным и Воронковым я едва успевал отвечать на вопросы, которыми засыпали нас Фома Филимонович, Таня, Логачев и Березкин.
Навстречу нам,погромыхивая, бежали трамваи,мягко и степенно плыли грузные троллейбусы,мчались стремительные машины. Звонки и гудки разноголосых сирен уже будоражили утро столицы.
Через час бесшумный лифт поднял нас на седьмой этаж гостиницы. Нам приготовили два номера,один против другого. В большом трехкомнатном «люксе» должны были разместиться мужчины, а в маленьком номере- Таня.
Я не буду описывать состояния моих друзей,впервые попавших в столицу. Оно и так понятно.Ведь мы попали в Москву,в столицу,в комфортабельную гостиницу -прямо из леса,из тыла врага, с территории, захваченной фашистскими оккупантами. Всего шесть часов назад мы швыряли в окна вражеского разведывательного пункта гранаты и бутылки с горючей смесью;всего шесть часов назад наши руки разили врага и сами мы подвергались смертельной опасности; всего шесть часов назад мы травили свирепых овчарок, бесшумно снимали часовых, били мебель, взрывали сейфы и набивали вещевые мешки захваченными документами; всего шесть часов назад мы во мраке ночи пробирались нехожеными тропами по дремучему лесу, думая лишь об одном- как бы не опоздать к приходу самолета!… Контраст был слишком резок.
Сейчас мы сидели в большой комнате, чинно сложив на коленях руки, и с каким-то недоумением переглядывались. В наших ушах еще раздавался грохот гранат, рокот моторов, перед нашим взором еще стояло грозное пожарище.