- Они и не думают ее уступать, товарищ Живков, - включился я в разговор. - Открою вам небольшую тайну. Знаете, почему ребята так стараются? Очень просто. Они хотят обеспечить себе защиту, чтобы никогда больше не содрогаться при мысли о том, что наши машины могут отправить на переплавку.

Выслушав мои объяснения, Первый секретарь рассмеялся так заразительно, что к нему присоединились и остальные. Но он не остался в долгу:

- Если бы мы отправили ваши машины на переплавку, [253] то сейчас очень хорошо обстояло бы дело с выполнением плана по металлургии. Но мы не можем взять на себя такую ответственность. И никогда не возьмем!

Настроение Первого секретаря передалось всем. Посыпались шутки:

- Они хотели подкупить нас чаем! Программой он не предусмотрен.

- Не знаю, хотели ли они подкупить нас или оживить, но летчики оказались предусмотрительными людьми.

- Разумеется. Предусмотрительными и неуступчивыми.

- Но чай чудесный! Боюсь, что они добавили в него какое-то волшебное зелье, чтобы все то, что мы увидим, показалось нам исключительно красивым.

- Нет только отрезвляющего зелья.

- Но мы только замерзли, а не пьяны.

- Ну будет тебе! Разве я не помню, что ты мне говорил: «Вот перепашем аэродромы и на их месте посадим сады и виноградники».

- Но все эти разговоры никто не принимал всерьез, - защищался собеседник. - К авиации я лично всегда относился с уважением. И не обманулся. То, что я увидел сегодня, меня потрясло.

- Товарищи, прошу на трибуну, - пригласил генерал Джуров. - Мы продолжаем!

Уже рассвело, и холмы, расстилавшиеся перед нами, освещались яркими лучами восходящего солнца. В лазурном небе, в ту ночь так и не получившем ни минуты покоя, на большой высоте показались несколько эскадрилий. Покоя не знали в то утро ни жители Пловдива, ни жители равнины. А как раз в это время в Пловдив на международную ярмарку съехалось множество людей из всей страны. О предстоящем авиационном смотре всех предупредили еще накануне. Разумеется, на полигон были приглашены только официальные лица, а для остальных предусматривался специальный парад на аэродроме в самом Пловдиве. Мы рассчитывали, что туда соберутся десятки тысяч людей, а потом выяснилось, что пришло более двухсот тысяч человек. Город опустел, в павильонах ярмарки не осталось посетителей. Иностранцы, которых тоже оказалось довольно много, заняли [254] специально отведенные для них места. Торговцы и туристы внезапно проявили большой интерес к военно-воздушному параду. Они стояли с биноклями и фотоаппаратами в руках и с нетерпением поглядывали на небо, чтобы не пропустить появление самолетов. А наши болгары окружали отдельных ораторов, весьма «осведомленных и сведущих» в военных вопросах, и оживленно что-то обсуждали, о чем-то спорили. Те даже «точно» знали, из какого особенного сплава делают сверхзвуковые самолеты и почему они выдерживает такие огромные скорости.

Кто- то после рассказал мне, что слышал такой разговор.

- Мы сами из Добруджи, - сказал какой-то атлетического сложения парень, решивший сразить своими познаниями жителей Фракии. - Живем на самом берегу моря. И знаете, что рассказывают наши летчики? Ночью они совершенно теряют представление о том, где небо и где земля. И на небе звезды, и на воде звезды.

- Ну раз путаются, то пусть не летают.

- Летают, даже глазом не моргнув. Здесь, видно, им полегче.

- Полегче, говоришь? - горячились местные жители. - У нас здесь сильно пересеченная местность, а летчикам иногда приходится летать над самыми холмами.

- Ну, если это и увижу, то глазам своим не поверю, - вмешался житель Банско. - Ведь самолет движется как пуля. А вдруг следующий холм окажется выше, так что же ему, прыгать через него прикажете?

- И перепрыгнет! Мы не раз видели подобное. Говорят, что это только нам, болгарам, удается. У нас в доме живет летчик, так вот он сам говорил мне об этих чудесах.

- Скажите это кому-нибудь другому! Мы, болгары, любим прихвастнуть.

- Ладно! Но если ты сегодня лично убедишься в том, что самолеты летают над самым аэродромом, что ты тогда скажешь?

- Да вы все с ума сошли! Здесь собралось столько народу, что яблоку негде упасть, а вы сказки рассказываете, что самолеты пролетят над самым аэродромом! А я уверяю, что нам придется пялить глаза в небо. Вот иностранцам хорошо, у них есть бинокли… [255]

Из репродуктора доносились марши, и это еще больше повышало настроение. И только голос диктора, раздававшийся в паузах между маршами, заглушал шум толпы. Однако когда люди понимали, что диктор сообщает о чем-то несущественном, шум возрастал. Но вот диктору удалось овладеть вниманием толпы на более продолжительное время. Он объявлял о начале воздушного парада. Люди затаили дыхание в ожидании интересного зрелища. Все взоры были буквально прикованы к небу.

- Тоже мне порядок! - возмутился кто-то. - Объявить объявили, а никаких самолетов и в помине нет!

- Не ворчи, дядя, а то тебя гром поразит, - засмеялся человек, стоявший рядом с ним.

И тут в самом деле раздались раскаты грома.

Не успела смолкнуть первая громоподобная волна, как за ней последовала вторая, третья. Восемь раз, через равные интервалы, раздавались раскаты грома в небе, и несведущие люди сочли себя обманутыми, решив, что это всего лишь сильная артиллерийская канонада. Но затем их пристальные взгляды обнаружили восемь самолетов, с молниеносной быстротой летящих на огромной высоте к востоку. Самолеты быстро скрылись за горизонтом.

- А ты, дорогой, с чего взял, что будет гром? - смущенно спросил житель Банско.

- Да как же мне не знать? Мало, что ли, стекол у нас полетело из-за него?

- Ну будет тебе, опять надо мною смеешься! Лучше скажи мне, правильно ли я все понимаю. Вот услышали восемь раскатов грома. Наверное, их восемь потому, что скоро состоится Восьмой съезд партии?

- Правильно сообразил, а о стеклах я сказал тебе сущую правду. Самолеты летали каждый день и, случалось, по ошибке пролетали над самыми крышами домов в городе. Вот тогда у нас и вылетали стекла. Выходит, они и тренировались, и проверяли качество строительных работ.

Диктор снова овладел вниманием публики.

В небе, как в калейдоскопе, несколько самолетов показывали самые разнообразные фигуры высшего пилотажа. И ни разу эти фигуры не повторились. Онемев, житель Банско пристально следил за тем, как самолеты [256] с невероятно резким свистом пролетали так низко над землей, что ему удавалось рассмотреть пилотов в кабинах. Удивлялся всему увиденному и добруджанец, незадолго перед этим пытавшийся сразить жителей Фракии рассказами о море. До сих пор он видел самолеты, летавшие по горизонтали, а здесь они взмывали вертикально, как ракеты, или выполняли самые различные фигуры высшего пилотажа. Потом в воздухе завязался воздушный «бой». Самолеты, окрашенные в красный и синий цвета, устроили настоящую карусель. То один вырывался вперед, то другой. Всему происходящему диктор давал торопливые объяснения, при этом явно злоупотребляя военной терминологией, и, естественно, далеко не каждому были понятны законы сложного воздушного боя. Публика с нескрываемым восхищением следила за опасной игрой летчиков. Самолеты напоминали угрей, резвящихся в глубоком и прозрачном омуте.

Публика неистово аплодировала, восторженно приветствуя летчиков, а иностранцы, онемев от волнения, только щелкали затворами своих фотоаппаратов. На трибуне руководители партии и правительства оживленно комментировали выполнение сложных фигур высшего пилотажа и высадку воздушного десанта. Когда было объявлено об окончании парада, все искренне сожалели о том, что такое редкое по красоте зрелище было столь кратким.

В этот напряженный день предусматривалась и заключительная часть, не менее интересная, чем предыдущие: торжественный ужин в ресторане «Тримонциум». В самом просторном зале ресторана за столами, уставленными напитками и различными блюдами, сидели летчики и гости. Произносились речи, предлагались тосты. В моей речи одна мысль особенно пришлась по душе и летчикам, и гостям. Не то чтобы я сказал что-то исключительное, а просто выбрал удобный момент, чтобы высказать это. Приблизительно это прозвучало так: