Через два или три месяца после гибели Лазара Велева однажды вечером трое летчиков добирались до города пешком. Почти на том же повороте, где Лазар разыгрывал свой маленький театральный спектакль, на дороге появилась «Волга». Летчики отошли к обочине. Машина остановилась метрах в пятидесяти от них, но шофер не подавал никаких сигналов. Полагая, что это их не касается, летчики спокойно продолжали идти своим путем. Из «Волги» вышел какой-то человек и сердито крикнул им:

- Ну что вы едва плететесь, черт бы вас побрал! Я вовсе не обязан тратить на вас время!

Летчики сели в машину.

- Так, значит, вы летчики? Не сразу, с трудом, но я все же начал воспринимать вас всерьез. И знаете, кто подрезал мне крылья, я хотел сказать, поколебал мои убеждения? Месяца три назад это сделали ваши коллеги! Один из них, с настоящими буденновскими усами, вроде бы в шутку так разнес меня… Я много размышлял над его словами. Наверное, вы его знаете. Настоящий артист…

- Знаем, очень хорошо знаем, о ком речь, только он…

Директор выслушал грустный рассказ и потерял всякое желание продолжать разговор. И только подъехав к городу, с болью произнес:

- Если бы все могли хоть на какое-то время оторваться от земли, убежден, что мы не проявляли бы [212] столько суетности. Ваш друг казался совсем обыкновенным, ничем особенно не примечательным человеком, а оказался исключительной личностью…

8

Мне хотелось бы несколько спокойнее рассказать о самых обыденных делах, и я делаю это с одной целью: познакомить читателей с кое-какими подробностями нашей повседневной жизни.

Предположим, что директор не забыл о своем решении посетить аэродром и неожиданно приехал туда на своей «Волге», а дежурный офицер привел его в кабинет командира. Как бы чувствовал себя гость, если бы еще издали до него донесся разговор в весьма повышенных тонах? «Так вот, оказывается, как живут люди, работающие в авиации», - сказал бы он себе. Командир и заместитель командира чуть ли не вцепились друг другу в горло. Да разве возможно, чтобы нечто подобное произошло на каком-нибудь предприятии? Там директор - непререкаемый авторитет. Неужели кто-нибудь из его заместителей позволил бы себе кричать на него? А как бы удивился директор, увидев, что такой шум подняли два летчика, с которыми он когда-то познакомился в своей машине: Велинов и Вылков! Тогда ему показалось, что они близкие друзья.

Вылков, всегда такой тихий и неразговорчивый, хлопнул дверью и выскочил из кабинета в коридор. Пока он шел до конца коридора, он заново осмыслил свой поступок; медленно направившись к лестнице, ведущей на нижний этаж, понял, что переборщил, и неохотно повернул обратно. Он бесшумно приоткрыл дверь кабинета.

- Полечу я или нет? - спросил он значительно вежливее и даже с известной долей раскаяния, что его самого чуть не рассмешило.

- Не полетишь!

Вылков знал, что майор Велинов и не мог ответить иначе, потому что для него это означало бы изменить своему слову, слову командира. Тогда Вылков решил попытаться найти окольный путь, но непременно разубедить командира. [213]

- Послушайте, товарищ майор, давайте поговорим по-мужски! Зачем вы меня жалеете, если я сам себя не жалею? То, что вы недавно сказали, вовсе ко мне не относится. Вы помните, что вы сказали? Будто бы я в своей страсти к полетам чем-то напоминаю алкоголика, а вы, как мой добрый и искренний друг, заботитесь о моем здоровье. Ну ладно. Верю, что вы поступаете искренне, и я испытывал бы к вам чувство благодарности, если бы в самом деле был пьяницей. Вы заботитесь о моем здоровье и добром имени, - продолжал Вылков, иронически улыбаясь. - Это хорошо, но ведь все дело в том, что я хочу летать. И из-за этого нам не стоит ссориться.

- А сам так расшумелся! В следующий раз будь осторожнее, не ломись в открытую дверь. Удивляюсь тебе, Вылков, ты же мой заместитель, и мы просто обязаны быть единодушными в вопросе о делах человеческих возможностей. Только поэтому я привел тебе пример с алкоголиком. Ты и так летал много. Это выше пределов человеческой выносливости. Именно так и происходит с алкоголиками: выпьют сверх нормы рюмку-другую и уже не стоят на ногах. Нет, дорогой мой, я твой командир и отвечаю за твою жизнь. Но скажи мне, почему ты так рьяно настаиваешь, когда это касается тебя, а когда речь идет о других, соблюдаешь все правила?

- Товарищ майор, есть вещи, которые нельзя передать словами… Возможно, врачи и нашли бы объяснение этому, если бы взяли у меня кровь на анализ. Я сам чувствую, как она у меня закипает. К тому же есть и еще кое-что. Мне стало известно, что в этом году будут проводиться учения с участием авиации, артиллерии, танков и пехоты. Мы должны будем поражать цели на земле. Представляете себе, товарищ майор, как нам придется краснеть, если в отчете командования мы окажемся на одном из последних мест. А теперь вообразите себе, что в самый критический момент я взлетаю и спасаю положение. Ну что вы тогда скажете? «Ругал его, отчитывал за упрямство, а теперь жалею об этом. Оказалось, что у него крепкие нервы, железные мускулы и ему совсем не вредили перегрузки».

Велинов все яснее понимал, что ему нелегко будет [214] отделаться от заместителя, и поэтому махнул на него рукой:

- Летай! Только без фокусов!

И он посмотрел на спортивную подтянутую фигуру летчика. Всегда, когда Велинов любовался атлетическим сложением своего заместителя, мысленно он почему-то возвращался к тем сложным проблемам, которые ему пришлось решать за долгие годы работы в авиации. Для одних физические данные - это все. Такие люди могут переносить перегрузки, словно они и не люди вовсе, а машины. А встречались и другие, казавшиеся на первый взгляд довольно слабыми, но выдерживавшие, как медные провода, самое высокое напряжение. Третьи же, на вид сильные и здоровые, не выдерживали нагрузок и валились с ног. Все же человек сделан из какого-то особенного материала. И нет таких приборов, которые способны были бы предварительно установить твердость и выносливость этого материала. Именно поэтому Велинов и тревожился за Вылкова и других товарищей. А сам он не располагал прибором, проверяющим качество материала и способным наложить резолюцию: ты будешь летать, а ты нет. Поэтому оставалось соблюдать установленные правила.

Через полчаса после того, как Велинов просмотрел и подписал кое-какие бумаги, он вышел из кабинета и, пересекая небольшой садик перед зданием штаба, увидел, что в небе на огромной высоте какой-то самолет делает бочку. Летчик, независимо от того, командир он или рядовой, всегда похож на болельщика: его не оторвешь от наблюдения за действиями отличного спортсмена. «Смотри-ка, ну настоящий дьявол, какой у него уверенный замах! Виртуоз! Кто бы это мог быть?» И он, не сводя глаз с самолета, отправился на стартовую площадку.

- Кто в воздухе? - спросил он двух техников.

- Капитан Вылков.

- Вот непоседа! - проворчал, рассердившись, командир. - Он перебарщивает! Я разрешил ему летать, а не фокусничать!

Вылков же будто решил опередить командира и, прежде чем тот вошел на стартовый командный пункт, повел самолет к аэродрому и менее чем за минуту посадил его на взлетную полосу. Велинов вздохнул с облегчением [215] и обернулся. И тогда только заметил возле ангара худощавого старшего лейтенанта с удивительными голубыми глазами. Это был Бакалов. Велинову показалось, что старший лейтенант хочет заговорить с ним, но не решается. Поэтому он остановился рядом и спросил:

- Что вы здесь делаете?

- Просто так стою и смотрю.

- Ну и ответ! А что смотреть-то! Смотреть можно в кино или в театре.

- Товарищ майор, когда летаете вы или капитан Вылков, я всегда прихожу сюда наблюдать за вашими полетами. Смотрю и завидую. Красиво летаете!

Старший лейтенант посвятил себя профессии военного летчика со всем пылом молодости. В летной школе, когда их еще только учили летать, он совсем по-другому представлял себе небо. Оно казалось ему необъятным голубым простором, будто специально созданным для счастливых приключений и осуществления его мечты. Но в тот день, когда Бакалов с этого же самого места увидел, как разбился самолет, в нем словно что-то надломилось. Небо превратилось в загадку, в гигантскую западню, из которой летчик должен уметь выбраться. Все более остро старший лейтенант осознавал, что эта работа требует огромного нервного напряжения. Теперь он стал часто задавать себе вопрос: а у него самого достаточно ли крепкие нервы и выдержат ли они? Он делал все возможное, чтобы их закалить. Два или три года назад ему даже пришлось пережить небольшое испытание. Он вылетел вместе с Желязковым. В полете вышел из строя авиакомпас, и они с большим трудом нашли аэродром. Так Бакалов впервые познакомился с тем, какие строгие требования предъявляет к летчикам эта профессия. В те минуты он не очень испугался, возможно, потому, что у него за спиной сидел опытный командир.