Тогда мы единодушно приняли решение: немедленно выбираться на берег. Но ноги почти не слушались нас. А когда мы все-таки вышли на более мелкое место, [199] нам стало еще холоднее. Мы едва дотащились до барака, зато принесли огромное количество уток. А барак скорее напоминал финскую баню - так там натопили, да и молодость взяла свое!

Тревожные времена мы переживали тогда, но прекрасные и незабываемые…

5

Когда к летчикам обращаются с просьбой рассказать что-нибудь наиболее интересное из их жизни, они затрудняются даже отличить один полет от другого, не говоря уже о том, чтобы уточнить, скажем, его день, месяц или хотя бы год. Обычно они вспоминают о том, что то или иное событие произошло, например, во времена винтовой авиации или когда на вооружение были взяты реактивные самолеты. Точно так же ни Костов, ни Пенчев, ни остальные их товарищи из эскадрильи не смогут вспомнить, когда произошло происшествие, о котором мне хочется рассказать.

Это случилось во времена Дрекалова, а в ходе каких учений, десятых или пятидесятых, никто не смог бы сказать точно. Помнится только, что это были необыкновенно трудные учения, которые никогда не забываются. Руководитель полетов Трифонов предварительно получил от метеоролога информацию о том, что облачность нормальная, то есть благоприятная для полетов. Нормальными условиями мы уже считали и такие, когда идет дождь или когда дует сильный ветер. Летчики, которым предстояло участвовать в учениях, весело переговаривались между собой или подшучивали над техниками. Была непроглядная темная ночь, дул слабый ветер. В кабинете врача задержались двое, или трое пилотов.

- Костов, по какому случаю у тебя такое отличное настроение? - пошутил с одним из них врач.

- Ну на этом вы меня не поймаете! - рассмеялся летчик. - Покажется вам, что Костов веселый, - сразу же осматриваете его так тщательно, как беременную женщину. Но второй раз меня никто на этом не поймает!

- Да о чем ты говоришь?

- Как о чем? Ведь о Костове ходит молва, что он [200] может летать и после того, как выпьет двести граммов коньяка.

- А ты, часом, сегодня не выпил? Меня не проведешь!

- Да мне стоит лишь захотеть! Вы, врачи, люди знающие, но дело ведь не в том, чтобы обманывать друг друга. Просто у меня сегодня такое настроение. Собираюсь танцевать в облаках, да так отплясывать, что боюсь, как бы ноги не переломать.

- Что? Может, предчувствия какие у тебя появились?

- Ах вот, значит, на чем ты, доктор, хочешь меня поймать? Предчувствия, согласно медицине, - признак расстройства нервной системы, а я спал всю ночь как убитый. Просто мне весело сегодня.

- Оставь ты его в покое! - вступился за друга Пенчев. - Как будто не знаешь его характера: он то весел, то мрачнее тучи!

Остальные пилоты эскадрильи уже роптали. Кто их знает, чем они там занимаются у врача! Наверное, анекдоты рассказывают. Раз им вылетать первыми, почему же они не торопятся?

Выйдя из кабинета врача, Костов и Пенчев повели более откровенный разговор.

- Пенчев, ты вылетишь первый, да? А я следом за тобой. Как ты думаешь, сумеешь меня обнаружить?

- Даже если ты спрячешься в самом укромном месте неба, все равно отыщу.

- Не бросай слов на ветер! У меня такое настроение потому, что сегодня ночью я рассчитаюсь с тобой за вчерашнее. Прошлой ночью ты так меня разыграл, что я весь вспотел, пока отыскал тебя. А сегодня я кое-что придумал.

- Хорошо! Так будет даже интереснее.

И они расстались.

Костов и Пенчев выруливали к взлетной полосе. За ними последовали и остальные. На командном пункте мы решили выпустить самолеты один за другим с интервалами в несколько минут. Первый должен будет пойти на перехват второго, второй - третьего, а потом то же самое задание будет выполняться парами.

Сначала оторвался от земли самолет Пенчева, а немного погодя - и самолет Костова. С командного пункта [201] мы отклонили с маршрута самолет Пенчева, чтобы предоставить хоть какое-то преимущество его партнеру. Но тот, не достигнув еще заданного района, попал в сильную грозу.

«Я мечтать не мог ни о чем подобном, - сказал себе Костов. - Вот это и будет моим сюрпризом. Пенчев, если даже лопнет от злости, все равно меня не обнаружит».

Но чувство удовлетворения быстро сменилось нарастающей тревогой. Свернув на север по направлению к З., самолет будто угодил в самое пекло. Приборы показали, что самолет уже пересек горный хребет и приближается к Н., но вдруг его сильно встряхнуло. Костов инстинктивно взглянул на компас, чтобы не сбиться с курса. Компас не работал, и летчик на какое-то мгновение растерялся: где же он находится? Костов тут же поспешил установить связь с командным пунктом, чтобы оттуда определили направление полета. В небе творилось что-то ужасное, разыгралась настоящая буря. Отличное настроение летчика сразу же исчезло, и он обозлился. Увидев на экране локатора преследуемую цель, он бросился в атаку. Прорвавшись сквозь облака и едва не угодив в самый хвост огромной молнии, он вдруг заметил своего противника, который походил на муху, попавшую в паутину. Огненные вспышки молний освещали самолетам путь.

И побежденные и победители получили с командного пункта приказ возвращаться на аэродром. Они долетели до горного хребта, а там… Будто между двумя облаками раскрылась какая-то огненная пасть, поглощавшая самолеты точно так же, как молотилка заглатывает и разжевывает снопы пшеницы. Попав в эти ужасные жернова, в этот водоворот огня, ураганного ветра и раскатов грома, приборы в кабинах отказывались работать. Самолеты понеслись к земле, словно легкая скорлупа, подхваченная течением. Хорошо еще, что благодаря свету прожекторов пилотам удалось увидеть аэродром и они смогли удачно посадить самолеты.

Промокшие и совершенно измотанные, летчики эскадрильи один за другим заходили к нам в теплое помещение. Первым пришел погреться и посушиться Пенчев. Увидев Костова, он как-то невесело улыбнулся:

- Ты сдержал слово. Мне так и не удалось обнаружить [202] тебя. Со мной случилось что-то страшное. Еще над З. я попал в настоящий ад, и мои приборы вышли из строя. Я отказался от мысли преследовать тебя.

- Нам всем здорово досталось, - успокоил его Костов.

Остальные молча протягивали руки к огню, чтобы наконец-то согреться.

Возможно, в те годы имели место и более значительные, более интересные события, но почему-то летчикам запомнились именно эти учения, получившие высокую оценку командования. А первый полет на сверхзвуковом самолете был воспринят как нечто совсем обыкновенное. Переход через звуковой барьер не показался нам чем-то особенным. О разнице в скорости мы могли судить только по приборам. И это, пожалуй, все! Но зато какую предварительную подготовку пришлось провести! После того как закончилось изучение нового самолета и инструкции по технике пилотирования, каждой новой группе летчиков, которой предстояло осваивать этот новый самолет, мы отводили всего неделю на методические занятия. В течение этой недели летчики проводили рабочие часы главным образом в кабинах самолетов. В конце занятий они неоднократно включали моторы, выруливали свои самолеты и имитировали настоящий взлет. Им необходимо было перед полетами привыкнуть к самолету, чтобы человек и машина могли работать в едином ритме.

Мы не располагали учебно-тренировочной машиной для освоения полетов на этом типе самолета. А машина оказалась серьезной - это был первый советский сверхзвуковой самолет.

6

И вот мы перешли на новый тип самолета. Летчики прозвали его мужским самолетом, - должно быть, потому, что он предназначался исключительно для самых сильных и смелых мужчин. И действительно, выяснилось, что он значительно тяжелее и сложнее в эксплуатации как для технического, так и для летного состава. Но в воздухе этот самолет чувствовал себя в своей стихии, особенно когда работал на форсажном режиме на средней и большой высоте. В воздухе, а также [203] при взлете и посадке он оказался более устойчивым и спокойным. Отличная машина! Для боевых действий в сложных условиях, днем и ночью, равных ей не найти. Но, как и любой другой самолет, он не терпел перерывов в подготовке летного состава.