Только бы пройти эту теряющуюся в бесконечности дорогу, только бы вновь очутиться в кабине боевого самолета! Тогда и смерть не страшна…

Вечером я долго рассказывал супругам Головенко о жизни в лагерях и на этапах, о неудавшемся побеге. Говорил не только для них, но и для себя. Вспоминая, переоценивал свои поступки, подытоживал пережитое. Очная ставка, которую я устроил себе с собственной совестью, кончилась благополучно. Беспокоила меня только последняя нелепая выходка, благодаря которой я вырвался из Полтавского лагеря. Она и сейчас саднит, эта болячка…

Тени от керосиновой лампы плотно лежали на стенах и потолке. Ночь льнула к окнам. Резкая глубокая морщина легла над переносицей Александра Игнатьевича. Елизавета Григорьевна мяла в руке мокрый носовой платок.

- Неужели и мой Гриша где-нибудь сейчас вот так мучается? - едва слышно произнесла она.

Александр Игнатьевич долгим взглядом посмотрел в окно, сощурился и задумчиво произнес:

- Поймут ли люди будущего то, что сейчас происходит на земле? Оценят ли наши муки? - Он помолчал и сам себе ответил: - Должны понять и оценить. Любовь к Родине, мужество и героизм нетленны… Что же вы, Серафим Петрович, дальше думаете делать?

- Бежать, - коротко ответил я.

- В таком состоянии! - встрепенулась Елизавета Григорьевна. - Вам необходимо подлечиться!

Я горько усмехнулся. [100]

- Где? Может, фашисты санаторий для пленных открыли?

- Санаторий не санаторий, а подлечить мы вас, пожалуй, сможем, - сказал Александр Игнатьевич. - Так ведь, Лиза?

Жена кивнула, набросила шаль и молча ушла.

- У нее знакомства в городской больнице, - пояснил Головенко.

- А гитлеровцы? - забеспокоился я. - Как скрыть от них?

- Что-нибудь придумаем.

Елизавета Григорьевна вернулась примерно через час.

- Идемте, - взволнованно сказала она, - я договорилась с дежурным врачом. Поместят вас в терапевтическом.

Задание

Больница находилась на окраине Лебедина. Окна моей палаты выходили как раз на ту дорогу, по которой пленных возили на лесозаготовки. Сразу за дорогой начинался густой лес. Машинально я отметил про себя, что в случае побега будет нетрудно скрыться.

Спал очень крепко и проснулся, когда начался врачебный обход. Лечащий врач спросил обо мне у сестры Веры Сергеевны.

Она что- то быстро зашептала, а Константин Иванович (так звали лечащего врача) согласно закивал головой.

Доктор тщательно прослушал и осмотрел меня.

Вскоре в палате появилась Елизавета Григорьевна. По тому, как тепло он встретил мою знакомую, нетрудно было догадаться, что они хорошие друзья.

- К сыну пришла, Константин Иванович.

Доктор понимающе улыбнулся.

- Крепкий у вас сын. Перенес на ногах тяжелое воспаление легких. Но теперь уже все в порядке. Через неделю ждите домой.

Врач и сестра ушли.

- Ну вот, - ласково сказала Елизавета Григорьевна. - Все устроилось как нельзя лучше. И с гитлеровцами [101] улажено. Я убедила их, что вы уже не подниметесь.

Прошла неделя. Елизавета Григорьевна навещала меня два раза в день. Приносила еду, сообщала городские новости, рассказывала, что происходит в лагере.

Я заметно окреп, вновь стал думать о побеге. Ломал голову над тем, как связаться с лагерем, чтобы предупредить Ваню.

Поделился своими планами с Головенко.

- Ну что ж, постараюсь связаться с вашим другом, - пообещала Елизавета Григорьевна. - В таком деле нельзя быть одному, - и добавила: - Кстати, и у меня есть для вас попутчик. В Лебедине скрывается Михаил Рощин. Он служил в авиагарнизоне. Хотите его в товарищи?

- Конечно!

- Тогда я познакомлю вас. Как только стемнеет, ждите стука в окошко. Придет еще один человек. Он знает о вас и хочет дать поручение. Большего сказать не могу.

Я и раньше предполагал, что Елизавета Григорьевна не обычный человек в городе. Даже то, что она сумела определить меня, пленного, в больницу, говорило о многом. Теперь же мои предположения превратились в уверенность.

День тянулся убийственно долго. Когда на дворе стемнело, в окошко тихо постучали. Я оделся и быстро вышел.

Елизавета Григорьевна жестом позвала меня за собой. Мы зашли за угол больницы, туда, где темнели кусты.

- Держите, - шепотом произнесла она и передала узел. - Здесь пиджак, ватник и ботинки. Просьбу вашу выполнила, с лагерем связалась. Только Вани там нет. Говорят, сбежал накануне…

Из кустов вышел коренастый мужчина.

- Знакомьтесь, это Михаил Рощин, - представила Головенко.

Мы обменялись рукопожатием. Пожатие Рощина было сильным и энергичным. Это понравилось мне.

- А теперь побеседуйте с одним человеком, - обратилась ко мне Елизавета Григорьевна. - Зовите его [102] просто - учитель. Мы с Рощиным отойдем в сторонку, покараулим.

Через минуту послышались шаги, и тут же на мое плечо легла рука.

- Здравствуйте, Серафим Петрович! - Человек говорил медленно, чуточку растягивая гласные. - Давайте сразу о деле. Слышал, что вы намерены бежать сегодня. В каком направлении думаете пробираться?

- На восток, конечно. Так короче.

- Не всегда. - Учитель помолчал. - Двигаясь на восток, вы упретесь в Воронежский фронт. В прифронтовой полосе гитлеровцы очень внимательны. Говорят, вблизи от фронта они выселяют из деревень всех мирных жителей. Естественно, вас тотчас приметят.

- Как же быть?

- Я предложу иной путь, к другому фронту. Партизанскому. Он гораздо ближе. От Лебедина до района действий партизанских отрядов километров сто пятьдесят - двести. Дней через десять, самое большее, вы будете у своих. Оттуда вас, конечно, постараются переправить через линию фронта. Так вот. Вы передадите партизанскому командованию план размещения фашистских войск в Лебедине и его окрестностях. В городе за эту неделю появилось много техники и живой силы. Солдаты расквартированы в основном на окраинах. Части прибыли из глубокого тыла, некоторые даже сняты с Западного фронта. Куда их направят из Лебедина, установить не удалось. План размещения гитлеровских войск мы решили доверить вам. Держите.

Учитель протянул маленький, свернутый в тонкую трубочку лист бумаги.

- Зашейте его в подкладку ватника. У кармана найдете иголку с ниткой. Партизаны передадут этот план армейскому командованию. Скажите, что мы ждем наших самолетов. Пусть предупредят зеленой ракетой: жители покинут дома и уйдут в лес. А мы, в свою очередь, попытаемся сигналами с земли навести летчиков на цели. Теперь о времени побега. Лучше всего - на рассвете. О месте встречи договоритесь с Рощиным. [103]

Смертники

Засада

Постепенно стали меркнуть звезды, но в палате еще стоял плотный сумрак. Я оделся и на цыпочках, стараясь не потревожить больных, выбрался в коридор.

Дорога к лесу была пустынна. Над городом висела сизая дымка, пахло сыростью и увядающей травой. Под ногами шуршали тополиные Листья. Они напомнили прогулки в Подмосковье. «Хорошо бы сейчас очутиться там, - подумал я, - войти в лес, присесть на холодный замшелый пенек, закурить и медленно-медленно оглядеться. Посидеть так несколько минут, вдыхая запах лесной прели и слушая тишину, потом встать, набрать в грудь побольше воздуха и закричать во всю мощь легких: А-у-у…»

Зорко посматривая по сторонам и прислушиваясь, добрался до зеленого мыска, заросшего густым ельником. Рощин был уже на месте.

Переправившись через Псел и минуя хутор Червленный, зашагали на Александровку. Передвигались больше проселочными дорогами. Время определяли по солнцу. Когда оно совсем скатывалось к горизонту, останавливались на ночлег. Чаще забирались в пустующие сараи, реже просились в дома. Мы шли по территории, где категорически запрещалось движение после пяти вечера. Об этом предупреждали объявления, написанные на больших листах фанеры.