Изменить стиль страницы

И Наташа улыбнулась в темноту.

5

Воздух в автомобиле был таким наэлектризованным, что, казалось, потрескивал. Карлин прижималась к правой передней дверце, старательно отводя глаза от сидевшего за рулем Бена.

— Мы подъезжаем? — спросила Наташа с заднего сиденья.

С тех пор, как они немногим более часа назад выехали из Вестерфилда, она уже в четвертый раз подправляла свой макияж, и по ее глазам было видно, что она страшно волнуется.

— Таш, — мягко усмехнулась Карлин, — до Саратоги еще шестьдесят миль, а демонстрация моделей начнется не раньше, чем через час после нашего приезда.

Бен взглянул на сестру в зеркало заднего обзора и невольно нахмурился, поймав ее взгляд. Таш выглядела превосходно, но навязчивая идея совершенства изменила ее до неузнаваемости.

— Знаешь, сестренка, если ты будешь продолжать мазать на себя всю эту помаду и прочую дрянь, к тому времени, как мы попадем к Шрейеру, твоя голова может сломаться под тяжестью всей этой штукатурки.

Он пожалел о своих словах, увидев оскорбленное выражение на лице сестры, она была безумно чувствительна и ранима, даже в день ее победы все переживала, что недостаточно хороша.

— Послушай, Таш, — добавил он мягче, — ты будешь самой прекрасной моделью из всех, какие только были когда-нибудь на этом дурацком представлении.

Наташа улыбнулась брату, но глаза выдавали ее волнение.

— Ты выглядишь чуде-е-сно, — высказался Тони Келлнер, делая рукой в воздухе волнообразное движение, подвинулся поближе к ней на сиденье и привлек к себе.

От его произношения Карлин бросало в дрожь. Сидеть рядом с Беном Дамироффом все два часа поездки в Саратогу — уже испытание, но слушать протяжный южный выговор парня, который живет на севере штата Нью-Йорк с пятилетнего возраста, — сверх ее сил. «Господи, и что Наташа в нем нашла! Это Наташин день», — одернула себя Карлин, проглотив ядовитое замечание, которое готова была отпустить в адрес Тони. Шоу Шрейера называли «Северным Блумингдейлом», и то, что Наташу выбрали моделью для рождественского представления, было настоящей удачей. Карлин повернула голову к паре на заднем сиденье, старательно избегая встречаться взглядом с Беном.

— Наташа, ты выглядишь превосходно. — Карлин отчаянно искала тему для разговора, чтобы неловкое молчание между ней и Беном было не так заметно. — Сколько еще девочек отобрали для шоу?

— По-моему, шесть, они все из выпускного класса.

— Ты будешь лучшая, — убежденно сказала Карлин, больше всего ей хотелось, чтобы подруга сама была довольна собой. Многие годы Наташа твердила, что мечтает стать моделью и встречаться с Тони Келлнером, и теперь, когда одно осуществилось, а другое могло стать реальностью, она стала еще менее уверенной в себе, чем обычно. — Знаешь, — Карлин продолжала болтать, стремясь избавиться от неловкости, — леди из департамента общественных связей Шрейера, мисс Треджер, сказала, что вечером могут приехать представители из Нью-Йорка. Кто знает, может быть, прибудет сама Айлин Форд.

Она заметила, что на лице Бена забрезжила улыбка, видимо, ему нравились ее попытки ободрить Наташу, но тут же его лицо приняло обычное выражение, как всегда, когда она была рядом.

— А что, Айлин Форд в субботу вечером больше нечего делать? — чуть повернувшись к Карлин, произнес он так тихо, что только она и могла услышать.

Она поняла, что это было сказано специально для нее, сестре он никогда бы не сказал такую гадость.

Карлин украдкой взглянула на Бена, а он пристально всматривался в дорогу впереди и не собирался отступать ни на дюйм. «Ладно, пусть, — решила она, — я тоже не сдамся».

Они с Беном не обменялись и парой слов за несколько месяцев со времени их последней стычки по дороге домой с танцев в загородном клубе Коулвилла. Карлин никогда бы по собственной воле не сидела рядом с ним так долго, если бы не Наташа, которая так просила поддержать ее. Шрейер уже пять лет посылал своих агентов в сотню крупнейших средних школ штата, и несколько девочек из отобранных для рождественских представлений после окончания школы стали профессиональными моделями. Ладно, может, Айлин Форд и не приедет, но другие эксперты наверняка будут. Даже если отбросить Наташины фантазии, это способ показать себя и добиться чего-то большего, возможно, попасть в Нью-Йорк после окончания школы.

Оба, и Карлин, и Бен, волновались за Наташу, каждый старался поддержать ее, но они ничего не могли сделать, если не считать того, что в этот день переживали вместе с ней. Карлин все еще злилась, вспоминая тот вечер в Коулвилле, — Бен заманил ее, охмурил, сделал из нее добычу; в пылу гнева она не вспоминала о том, что произошло до того — о жгучем желании, которое он зажег в ней, о страсти, которую она не могла сдержать. «Ладно, с этим покончено. Никакой страсти, никакого разочарования», — поклялась она себе и с удовлетворением почувствовала, что ее снова обуяла ярость. Только на мгновение она подумала о том, как должна быть благодарна Бену. Он спровоцировал ее подать заявление в Гарвард, и она действительно послала туда документы. Бесконечные часы она провела, заполняя бланки, составляя дурацкие эссе, зарабатывая деньги на чек, который нужно было отправить вместе с документами. Поначалу Карлин делала это, главным образом, чтобы досадить Бену. Но, отправив все по почте несколько недель назад, она стала по-настоящему волноваться, хотя вовсе не думала, что у нее есть шанс. Во всяком случае, это было что-то, о чем можно помечтать. «Моя мечта», — подумала она сердито и, взглянув на Бена, еще плотнее прижалась к дверце автомобиля. Ее движение не ускользнуло от него.

— Прости, но, если ты выпадешь из машины, у нас не будет времени возвращаться и подбирать тебя.

Она не доставит ему удовольствия и не станет отвечать. Карлин решила продолжить беседу с Наташей, но, оглянувшись назад, увидела, как Тони Келлнер нежно ласкает ее подругу. Казалось, будто все и вся действовали ей на нервы. «Не стоит заводить разговор», — решила Карлин, закрывая глаза и делая вид, что спит, пока они ехали к Саратоге.

Ярмарка, на территории которой располагался зал Шрейера, сияла рождественскими огнями.

— Похоже, весь штат Нью-Йорк отправился сегодня за покупками, — изумилась Карлин, пока Бен озабоченно искал место для стоянки на парковочной площадке.

Когда ему удалось наконец найти место примерно в миле от входа в павильон, все четверо пассажиров замерли на секунду, пораженные царившей вокруг суматохой. В конце концов Бен нажал на ручку двери и нарушил всеобщее оцепенение.

— Пойдем, сестренка, у тебя сегодня великий день.

Часом позже Наташа, одетая в прозрачное длинное белое платье, с волосами, собранными в свободный, низко расположенный пучок, стояла в окружении ярких огней и громкой музыки, ее появление было встречено волной аплодисментов. Когда она грациозно пошла по дорожке, поворачиваясь каждые несколько секунд, чтобы можно было оценить одежду со всех сторон, Карлин уловила приглушенный гул голосов в конце зала. Та пугливая, робкая Наташа, которая жалась на заднем сиденье автомобиля, исчезла, сейчас она была сама невозмутимость. Гармония ее движений, посадка головы наводили на мысль, что всю свою жизнь она занималась демонстрацией мод. Площадка прессы неистовствовала. «Как ее имя?», «Сколько ей лет?» — слышала Карлин шепот людей с блокнотами на коленях. Камера оператора местной телекомпании следовала за Наташей, поднимаясь и опускаясь, когда она демонстрировала изящные линии своего платья, звукооператор забыл о своей аппаратуре и с откровенным восхищением смотрел на Наташу. Тони Келлнер неистово хлопал Наташе, когда она уходила со сцены сменить наряд. Карлин и Бен оба встали, когда модели вышли поклониться в последний раз перед окончанием шоу.

— Она великолепна, — обратился Бен к Карлин, не в силах сдержать волнение, когда все собравшиеся зааплодировали Наташе громче, чем другим моделям-школьницам. — Просто великолепна.