Ударили по рукам, и в течение получаса Валера под общий смех и помощь всего класса сочинил примерно такое: «…на XXVI съезде КПСС Генеральный секретарь ЦК КПСС дорогой Леонид Ильич Брежнев, после долгого, серьезного и скрупулезного анализа экономики страны за отчетный период заявил, что при проведении ремонта главного турбозубчатого агрегата подводной лодки проекта 671РТМ, в процессе вскрытия Комиссией ЦК КПСС корпуса турбины в ее полости было обнаружено изувеченное тело капитана 2 ранга Спивакова В. С. Лопатки турбины, изготовленные из металла марки 64ХС24НШК21 высокотехнологическим способом практически в клочья разорвали офицера на части. Причем голова, руки, торс, фуражка и кортик были найдены в турбине переднего хода, а ноги, мужское достоинство и полный комплект медалей «За службу в ВС СССР» всех степеней в турбине заднего хода. Также у членов комиссии ЦК КПСС вызвал удивление тот факт, что при более внимательном осмотре, в главном конденсаторе были также обнаружены все пуговицы от мундира офицера, заколка от галстука и членский билет ВЛКСМ на имя Спивакова В. С. Настораживает тот факт, что из рядов ВЛКСМ он выбыл двадцать лет назад по предельному возрасту. Леонид Ильич Брежнев конкретно и обоснованно указал на недостатки работы инженерно-технических служб ВМФ в вопросах воспитания корпуса корабельных инженер-механиков и недопустимости эксплуатации паротурбинных установок кораблей в режиме расчленения офицеров на отдельные элементы. Вследствие обоснованной критики со стороны лично Брежнева Л. И. тело капитана 2 ранга Спивакова В. С. было предано земле без отдания обычных воинских почестей, и с принародным затуплением кортика на общефлотском построении. Приказом МО СССР на месте погребения Спивакова В. С. воздвигнута мраморная стела с выгравированным текстом «Правил эксплуатации паротурбинных установок 1967 года» и указанием, что покойный являлся нарушителем требований техники безопасности согласно приказу МО СССРот«…» … 19…г. и директивы ГК ВМФ №… от «…» … 19… года. Также депутаты XXVI съезда КПСС выразили надежду, что…» И дальше в таком же стиле. Все это Валера оперативно переписал начисто, выделяя митинговые слова более крупным почерком, торжественно вставил в папку курсовика, прошил ее и опечатал. В тот же день курсовики сдали на проверку.

Через неделю Спиваков пришел на занятия с пачкой наших работ подмышкой.

— Класс! Смирно! Товарищ капитан 2 ранга…

По команде дежурного все встали. Спиваков враскоряку протиснулся в дверь. Кавторанг был невысок ростом, коренаст и очень добродушен лицом.

— Привет! Садитесь, садитесь…

Спиваков шлепнул о стол стопку курсовиков.

— Ну, гардемарины, почиталя ваши изыскания. Очень интересно! Лично меня познания некоторых ваших представителей поразили до глубины души. Вот, например…

Глаза Спивакова пробежались по аудитории и как бы невзначай остановились на Гвоздеве.

— …например, Гвоздев.

Валера встал. Настороженно и неохотно.

— Валерий… Тебя как по батюшке?

— Сергеевич.

Валера еле выдавил из себя это слово, задним местом почуяв, что спор он проиграл.

— Валерий Сергеевич, как я понял, мои кусочки разбросало по всему внутреннему пространству корпуса турбины? Я правильно выразился?

Говорить Валера уже не мог. Он только затравленно кивнул.

— Тогда как опытный турбинист вы должны объяснить мне и всему классу, через какие отверстия я попал внутрь турбины и какие силы действовали на меня, точнее — на мои фрагменты, по пути следования в турбины переднего и заднего хода? Я даже постарался облегчить вашу задачу! Объем моей талии — сто двадцать шесть сантиметров. Итак: количество и размеры отверстий и смотровых лючков на корпусе ГТЗА. Докладывайте, Гвоздев! И к тому же марку стали вы назвали неправильно…

Весь класс, как один, грохнулся в хохоте.

Свое честно заработанное пиво я распил вместе с Валеркой в следующий выходной. Курсовик Валера сдавал до конца учебного года и за это время превратился в эксперта по этому предмету. По словам самого Спивакова, «курсант Гвоздев стал обладать поистине энциклопедическими знаниями по настоящему предмету» и даже дипломную работу стал писать именно на этой кафедре. Никаких других репрессивных действий в отношении Валеры Спиваков не предпринял. Лишь после выпуска мы узнали на традиционном обмывании погон, что преподаватель действительно не читал вступление, а просто случайно наткнулся на свою фамилию, пролистывая страницы…

Мимоходом. Пьянству — бой!

Страх как любят у нас на флоте выполнять указы правительства. Особенно те, которые конкретные задачи не ставят. Это такие, где пишут общие слова, такие как: «усилить», «повысить», «ужесточить контроль». На их выполнение бросают те силы, которые в настоящих делах не задействованы, и они, в свою очередь, начинают ударно оправдывать свое существование. Все, наверное, уже поняли, что речь идет о войске замполитов, ныне воспитателей.

В достопамятном 1985 году государство вдруг решило объявить войну зеленому змию. Вот решило, и все тут! Искореним заразу! Мобилизовали всех, кого могли. В приказном порядке. Даже многозвездные адмиралы, хватанув коньячка с мороза, вещали перед строем о вреде и пагубности алкоголя для организма военного человека. Благо запашок от них уловить было нельзя по причине отдаленности от народа, да и кто ж сделает замечание старшему начальнику. Под шумок и от неугодных поизбавлялись. Вообще, первое время до маразмов доходило. Мой друг Дюша буквально через день после опубликования грозного постановления о борьбе с пьянством имел несчастье быть приглашенным на свадьбу к товарищу в ресторан «Дельфин», что в Стрелецкой бухте. Как истинный военнослужащий в штатское Дюша не переоделся, вследствие чего и был забран патрулем прямо из-за стола, только и успев опрокинуть пару бокалов шампанского.

Что пил, что не пил. Но Дюшу со всеми предосторожностями, словно особо опасного террориста, доставили в комендатуру, где и продержали до утра. Весь фокус заключался в том, что бедняга Дюша был первым военнослужащим Севастопольского гарнизона, пойманным со стаканом в руке после опубликования Указа. Утром его торжественно доставили в училище, умыли, побрили и, снабдив для эскорта начальником факультета каперан-гом Буром и замполитом контр-адмиралом Бачориным, отправили в штаб Черноморского флота на разбор полетов.

После Дюша не мог без смеха вспоминать весь этот театр абсурда. Оказывается, за дело взялся политотдел, и делегацию с Дюшей вызвали для того, чтобы командующий Черноморским флотом лично выказал им все свое негодование по поводу этого позорного для всего Военно-морского ведомства эпизода. Командующий, по горло загруженный настоящей работой, — то американцы в терводы заползут, то еще какая-нибудь напасть случиться, — так и не понял, чего хотят от него политбойцы его штаба. Поэтому, когда оробевшего Дюшу с училищным начальством втолкнули в кабинет и коротко объяснили адмиралу суть дела, произошло следующее. Занятый своими стратегическими мыслями, командующий информацию прослушал вполуха и уловил только одно слово — «шампанское». Поднял голову от бумаг.

— Ну и что шампанское?

Словоохотливый инструктор политотдела быстро пояснил:

— Пил он его, товарищ адмирал! А партия и правительство…

И вдруг адмирала потянуло на воспоминания:

— Эстетами стали товарищи гардемарины. Мы в свое время домашнее винцо у бабушек покупали. Дешево и сердито…

Замполита аж перекосило.

— Товарищ адмирал! Этого курсанта гнать надо из училища! Поганой метлой! Не зря партия и правительство…

Но из-под адмиральских погон, откуда-то изнутри, из глубины души командующего уже высунулся бывший курсант и такой же, как все, моряк.

— Послушай, гонщик. Если я каждого за глоток шампанского с флота гнать начну, то через год ты, что ли, корабли в море поведешь? Да я тебя за внеочередное звание даже на пять секунд к управлению баркасом не допущу…

И, по словам Дюши, они всей делегацией минут пять выслушивали монолог командующего о вреде твердолобых на флоте, полезности натуральных продуктов и прелестях послевоенного Севастополя…