Или возьмите пчел. Жизнь насекомых зимой замирает — одни погибли (например, все шмели, кроме матки), другие оцепенели до весеннего солнца. И только пчелы остаются живыми, сохраняют тепло и даже иногда подают голос. Отдельно каждая пчела обогреться, остаться живой не может. Но все вместе, образовав плотный клубок, пчелы уподобляются некому сверхорганизму, противостоящему холоду. Мороз в лесу под 40, а в дупле башкирской пчелы бурзянки, в середине клубка температура плюс 35 градусов. Поддерживается она поглощением запасов меда с выделением тепла.

И еще. Мерзнешь — двигайся! Посмотрите на сторожа, он в тулупе и в валенках, но ему холодно. А вот по парку трусцою бегут легко одетые люди — и от них пар. Мышцы во время работы выделяют много тепла. Если мы почему-либо не можем эту «печку» включить, она включается и сама — начинаем дрожать. Дрожь — явление не бесполезное. Это способ организма хоть немного согреться.

Приспособлений не только выживать, но и выводить потомство в экстремальных условиях много. Самку клеста можно увидеть сидящей на яйцах в гнезде, присыпанном снегом. Клесты кормят птенцов сосновой или еловой «кашей», в шишки поспевают только к зиме, вот и приходится в такое время обзаводиться семьей.

Пингвины высиживают (точнее, выстаивают) единственное яйцо при зимних морозах, положив его на лапы и прикрыв животом. Обилие кровеносных сосудов в «наседном» месте обеспечивает инкубацию, а вырастает птенец уже летом, хотя в Антарктиде оно тоже морозное и метельное.

Верблюд, приспособленный жить при резко континентальном климате — жара летом, морозы зимой, — безболезненно меняет температуру тела. Днем она может у него достигать 40,5 градуса, опускаясь ночью до 35. (У некоторых видов колибри температура ночью понижается почти вдвое.)

Наконец, сам человек тоже имеет много приспособлений переносить сильный холод. Главное из них — согревать поступающий в легкие воздух.

Представляете, что бы стало с нежной тканью дыхательного аппарата, ворвись в него поток леденящего (40 градусов!) газа. Но катастрофы не происходит. Уникальный кондиционер под названием нос берет на себя главный удар мороза, а дальше: трахеи, бронхи — в легкие воздух приходит уже утепленным. И в какое короткое время — время одного вдоха!

Волосы на нашей голове — хорошая защита от солнца и от мороза. (Хождение без шапки зимой, однако, может привести к менингиту!) Борода и усы природой мужчине оставлены не для красы — для утепления. Бороду, правда, вполне заменяет хороший шарф, а вся одежда, регулируемая по сезонам и зонам, позволяет людям жить и работать в любом самом суровом месте планеты.

Животные столь больших возможностей не имеют.

Пингвинам, привезенным в зоопарк, надо заводить холодильник, а питону и обезьянке создавать тропики.

Бабка моя шутила: «Больше всех мороз страшит тараканов».

Это правда. Жители юга на север продвинулись, приспособившись к обитанью в жилье человека (и стол, и дом!). Бороться с ними, все знают, изнурительно трудно. Но есть надежное средство — мороз. В деревнях раньше так и боролись с докучливыми «квартиросъемщиками»: избу зимой оставляли на день открытой — мор поголовный!

…Самый сильный мороз на планете — минус 89,2 градуса — отмечен 21 июля 1983 года на станции Восток в Антарктиде.

 _{Фото автора. 20 февраля 1993 г.}

Глухари во дворе Кирпичевых

(Окно в природу)

Это похоже на чудо. Садик почти в центре Москвы, а в нем по февральскому снегу кругами возле куста смородины ходит, токует глухарь.

Вроде бы рано еще токовать, да и не очень подходящая обстановка — лает собака, слышно урчанье автомобилей, человек с фотокамерой почти рядом, но глухарь веером распустил хвост и пока что без звуков совершает свой танец-пробежку.

Еще семнадцать птиц — угольно-черные, краснобровые глухари и рыженькие глухарки, — вытянув шеи, из вольеры наблюдают за чем-то в небе.

— Ворону заметили, — говорит хозяин этого необычного птичника. Он открывает вольеру и, подставив плечо ближайшему глухарю, выходит наружу. Чего бы птице не полететь, крылья у нее не подрезаны… Нет, спокойно сидит на плече, хватает с ладони хозяина крошки хлеба.

Этого чудотворца в берете, в запотевших очках, счастливого от того, что гость хорошо понимает необычность всего, что видит, я знаю давно. Мы встречались, когда в волосах у обоих еще не было седины. И тогда так же вот любовались большими лесными птицами.

— Сколько воды утекло, сколько перемен разных! А ты все тот же.

— Да вот получается — однолюб. Дон Кихот-глухарятник. Теперь заодно со мной еще сын. Кончает охотоведческий факультет — практика, кроме таежной, еще и тут, на дому… Глухарь — птица древняя в наших лесах.

Птица крупная, интересная, для охотника праздник — повстречаться с красавцем. К сожалению, глухарь очень чуток к малейшему беспокойству. Там, где часто появляются люди, глухари исчезают. Глухари токовали когда-то в лесах Европы, обычными были они в Подмосковье. Времена эти в прошлом. Большие древние птицы по-прежнему благоденствуют, но лишь там, где их не тревожат.

«Научиться разводить глухарей в неволе. По возможности изменить поведение птиц. И выпускать там, где глухари когда-то водились». Такую задачу поставил перед собой в 50-х годах молодой орнитолог Сергей Кирпичев. Задача была новой и дерзкой — глухарей, олицетворяющих собою дикость природы, никто в неволе не выводил. Подступаясь к этой работе, надо было хорошо изучить птиц в природе: где держится, чем кормится, как воспитывают потомство, защищаются от врагов и болезней? «В Сибири возле Байкала я видел громадные глухариные стаи. Представьте три-четыре сотни больших вольных птиц! Такие стаи в Сибири есть и поныне… Кое-кто думает: еда глухарей — лишь ягоды и хвоя. Нет, любят они и мясо, особенно в молодом возрасте. Насекомые, ящерицы, мыши, лягушки — постоянно в поле зрения птиц.

Тут вот на «ферме» мы обязаны помнить об этом — «склюют» случайно залетевшего воробья, ведро лягушек съедают, по часам замечали, за десять минут. Но и сам молодой глухаренок в природе — добыча желанная для лесных хищников. Лиса, куница, ястребы, совы, даже змеи подстерегают пуховичков. Из десяти глухарей взрослыми становятся только два-три».

Не очень сложное дело — найти в лесу глухариную кладку и поместить ее в инкубатор. Но появятся ли из яиц жизнеспособные, уже на десятый день жизни готовые стать на крыло птицы? Не всегда. Несколько лет велись эксперименты — приборами был исследован режим нагревания яиц в гнезде у глухарки. С учетом этого был сконструирован инкубатор. Теперь все в порядке — птенцы из яиц появляются дружно, почти без отхода.

Теперь задача: воспитывать глухарей так, чтобы они способны были самостоятельно жить в природе, не испытывая, однако, слишком большого страха от близости человека. Это даст возможность поселять птиц в местах, где они жили когда-то, но куда сама природа вернуть их не может.

Большая, длиною в целую человеческую жизнь работа находится сейчас на этой последней стадии. Глухарей, выращенных в Москве, Сергей Павлович с приходом лета увозит в верховья Волги и там на лесной полянке «обучает» их жить в дикой природе, попросту говоря, дает им свободу кормиться, прятаться от врагов и только к вечеру собирает их на «контрольную территорию». Семнадцать глухарей, живущих сейчас в вольерах, уже прошли эту школу. Ученый надеется на выбранном месте сформировать из них ток и, если получится, — выпустить птиц на свободу. И будет готовить к тому же новое поколение с поправкой пока что возможных ошибок.

После съемки сидим за чаем. Отец с сыном обсуждают починку инкубатора и завтрашнюю поездку к электролинии, которую чистят от зарослей сосняков, — можно вдоволь разжиться сосновой хвоей. «Счастье: зимой глухари могут питаться доступным бесплатным кормом!»