— Ифрем, а рыбу зимой ловите на Юконе?

Ифрем кивнул.

— Нельзя ли завтра пойти поудить?

Ифрем замялся:

— Не мужское дело — ловить рыбу удочкой подо льдом…

Оказалось, рыбу удочкой ловят исключительно женщины.

— Наверное, есть мастерицы этого дела?

— Есть, — сказал Ифрем, — моя теща. Больше ее никто не поймает.

У тещи нашего друга тоже была частица казачьей крови. Звали бабушку Эбби Степаноф (Эбби Степанова). И утром Ифрем привел меня к теще — объяснить, что к чему.

Бабушка Эбби пожаловалась на боли в костях, объяснив, что и у рыбы тоже в такую погоду кости болят — ловиться не будет. Но мы вечером должны были из Русской Миссии улететь, и я попросил: давайте попробуем.

— Ну ладно, — сказала бабушка Эбби, — попробуем.

Сборы были недолгими. Две удочки с блеснами, тряпицу с кусочками лосиного мяса и две картонки из ящика из-под пива, для подстилки на льду, бабушка Эбби покидала в корзину из ивы, дала корзину мне в руки и, усевшись за руль вездехода, пригласила сесть сзади и держаться за ее шубу.

Через пять минут мы были в нужном месте

Юкона. Кто видел наши большие сибирские реки зимой, легко представит себе белый широкий холст, опушенный сизым ольшаником, ржавыми ивняками и черными елями. Толщина льда была более метра. Но долго работать пешней не пришлось. Расположившись на льду, мы с бабушкой Эбби черпаками почистили старые лунки и, постелив картонки, уселись, как сидят на коврах жители теплой Азии.

Несколько слов о снасти. Еловая палка величиной с поварешку, к ней привязана леска — витой зеленого цвета шелковый шнур толщиною в полтора миллиметра. И блесна. У меня сизая, размером с чайную ложку, у бабушки Эбби — ярко-желтая, с темными поперечными полосами. Мне было показано, как надо сажать на крючок лосиное мясо. И, господи благослови, охота на юконских щук началась…

Кости у рыбы в этот серенький день перемены погоды, как видно, в самом деле болели. Глядя, как бабушка Эбби дергает свою леску, я старательно делал то же самое. Но нет, не обращали щуки внимания на игру блесен где-то на глубине шести метров. Бабушка Эбби сменила побледневший, размокший кусочек мяса. И я сменил. Оба мы очень старались, обоим хотелось улова, пусть символического. И когда надежды у меня оставалось уже на донышке, бабушка Эбби вдруг крякнула: «Эк!»-и я увидел, как возле нее, покрываясь пудрою снега, забилась средних размеров рыжеватая щука. Бабушка подмигнула, посоветовала еще раз сменить наживку, и я, украдкой подглядывая, как работает своей палкой бабушка, был полон решимости вынуть из Юкона свою долю. Увы!

А бабушка Эбби снова крякнула, и я увидел на льду уже рыжего великана килограммов на пять. «Ту зеро!» («два ноль!») — подмигнула старушка и великодушно предложила поменяться лунками. Я униженно согласился. «Эк!., три ноль!» — сказала бабушка, извлекая из моей лунки некрупную щучку и предложила теперь поменяться удочками. К месту ловли между тем подъехали два снегохода. Мужчины оставили на Юконе жен-рыболовок, а сами отправились в лес за дровами…

Все на Юконе вертится вокруг рыбы. Рыба — основа жизни. Ловля идет круглый год, но страдная пора — летом. О ней на Аляске говорят так же, как в краях хлебопашцев, — «день год кормит».

Аляска не знала хлеба. Рыба была ее хлебом. Если сушеную лососину макать в тюлений жир, получается «хлеб с маслом». Бывала на столе лосятина, оленина, бобровое мясо, но главной заботой всегда было — запасти рыбу. «Когда по Юкону идет чавыча, — пишет путешественник прошлого века, — жители деревень остерегаются всякого шума, все работы проводят в лесу». Вряд ли это надо считать суеверием или причудой, если припомнить: и на Дону, когда нереститься шли осетры, запрещались звоны церковных колоколов.

Сегодня у жителя аляскинских деревенек на столе хлеб, кофе, сладости, фрукты, как и прежде, лосятина, но главное блюдо — все-таки рыба. Зимою ловцы переключаются на подледный сетевой лов нельмы, сигов, налимов, плетенными из хвороста «мордами» ловят любимых всюду миног. Ловлей щук на блесну мужчины пренебрегают — «женское дело». И в самом деле вроде не трудно — прорубил лунку и сиди терпеливо, подергивай леску.

— Рыба, кажется, тоже понимает, что это женское дело, — улыбаюсь я моим компаньонкам. Они хохочут. У каждой две-три пойманные щуки. У меня — ни одной. Общее мнение: день для ловли неподходящий — погода не та. И я принимаюсь за съемку. Бабушка Эбби позирует с удовольствием, вертит щуку и так, и сяк.

Обычный улов этой бабушки-рекордсменки — пятнадцать — семнадцать рыбин.

— Бывают крупные?

Бабушка разводит в сторону руки. И это не обычная для удильщика похвальба. В аляскинских водах водятся сущие крокодилы — щуки весом до пятнадцати килограммов. Великанша, попавшая в книгу рыболовных рекордов, весила 21 килограмм 720 граммов.

 _{Фото автора. 9 января 1993 г.}

Видали?.. Блоха!

(Окно в природу)

Поговорим сегодня о животном под названием блоха. Не очень приятное существо? Да, стоит в одном ряду с клопами, клещами и вшами. Но, во-первых, у Природы нет пасынков, все у нее любимые чада — и человек, и какая-нибудь козявка, всем дано место под Солнцем. Во-вторых, блоха всегда вызывала странное любопытство людей. И третье, при некоторых обстоятельствах блохам свойственно увеличивать свою численность, что чревато не только беспокоящими укусами, но и кое-чем посерьезней.

Словом, объект, достойный внимания.

Биолог, разглядывая насекомое в микроскоп, восхитится уникальным строением блохи, приспособлениями не только пить кровь, но при большом числе шипов, крючков, волосков, гребешков сноровисто продвигаться по дебрям волосяного покрова животных, в перьях птиц, в кружевах белья и в складках грубой одежды.

Особый интерес человека всегда вызывала способность блох к невероятным прыжкам. Человек, имей он такие же данные при своих размерах, должен был бы прыгать выше шпиля Московского университета.

Блоха — существо древнее. Живет на земле уже пятьдесят миллионов лет. Человек по сравнению с ней в истории эволюции жизни — дитя.

Любопытно, что за столь протяженное время облик блохи почти не претерпел изменений — в кусках янтаря она выглядит так же, как наша современница.

Блохи распространены по всему свету. Их 1830 видов. Но для непосвященных все они «на одно лицо». И только узкие специалисты по какому-нибудь волоску могут отличить один вид от другого. Представляете трудности этой работы! И все-таки все виды блох учтены, на каждую заведено «дело». И существует уникальная коллекция блох. Собрали ее не специалисты, а обыкновенный любитель энтомологии Н. Ротшильд. Вы подумали: однофамилец знаменитого финансового магната. Нет, сам магнат Ротшильд. Из мира денежных махинаций человек в частной жизни уходил в мир бабочек и жуков и прославился собиранием блох. Коллекцию свою Ротшильд передал лондонскому музею, выделив крупную сумму на ее обслуживание и на дальнейшую «ловлю блох». Коллекция имеет исключительную научную ценность. Она является сравнительным эталоном в исследованиях животного мира. Только описание коллекции составляет десять отдельных томов.

И если с виду курьезные страсти Ротшильдов фактически — дело серьезное, то более ранние увлечения блохами воспринимаются ныне как смешные причуды. Ну а что вы скажете о галантных французах, носивших на шее цепочки с золотыми шкатулками-клетками, в которых обретались блохи, пойманные на теле возлюбленных, и о возлюбленных, оберегавших блох, чтобы было за чем охотиться. И увлечение это не такое уж давнее — XVII век.

Позднее в моду вошли блошиные цирки. Блох, одетых в жилетки, штанишки и панталоны, запрягали в золотые коляски, заставляли ходить по канату, совершать головокружительные прыжки. Забавляясь с этими оригинальными насекомыми, люди не ведали, что играют с огнем.