– Да, Нелл. – Сказано это было весьма кротко, несмотря на фамильярность, которую я, увы, дозволила в момент слабости.

– Что еще говорилось про твоего дядю Квентина?

– Ох, как же я могла забыть, что вы тоже знали его давным-давно! – воскликнула Аллегра. – Ведь именно ваше повторное знакомство вернуло его в нашу семью, хоть и ненадолго.

Знакомство… Это слово, как мне подумалось, уже более не описывало моих отношений с Квентином, хотя я и не могла настолько открыться Аллегре, как бы она меня ни называла.

Девушка схватила меня за руки, как бы желая согреть свои: пальцы у нее были совсем ледяные.

– Цыганка сказала крайне странные вещи про Квентина – что он жив и одновременно нет. У меня даже мелькнула мысль, что она перепутала его с Големом! Она говорила про отверженного и заключенного в темницу человека, который – простите, Нелл, я понимаю, что вы принимаете эти слова всерьез, – который «восстанет из небытия». И еще гадалка что-то бормотала про темные заговоры и могильные плиты.

– Что за многозначительная бессмыслица! Ты бы и сама это поняла, Аллегра, если бы тебя обошла стороной «пражская лихорадка». Этот древний город с его средневековыми кварталами и каббалистической историей, а также нынешней политикой, скрывающей реальность под завесой интриг и заговоров, влияет на людей самым нездоровым образом. Напротив, мне сегодня довелось увидеть зрелище, подлинно леденящее кровь, и для этого не потребовалось ходить дальше отеля «Белград».

– Какое же?

– Ты еще молода и вряд ли поймешь.

– Мисс Хаксли, дорогая Нелл! Я рассказала вам все без утайки. Вам остается ответить мне тем же.

– Думаю, я и сама еще толком не поняла, что именно произошло.

– Тогда вы должны рассказать, как все было. – И Аллегра похлопала по перине, которая просела на шесть дюймов под ее ладонью.

Я с сомнением посмотрела на кровать. Сидеть на пуховой перине невозможно: сразу проваливаешься и выглядишь, как тонущий гусь.

– Садитесь поближе, – настаивала Аллегра, – вы же не хотите, чтобы нас подслушали.

– Здесь? В моей комнате?

Девушка многозначительно склонилась в мою сторону:

– У стен бывают уши.

– Сомневаюсь.

Однако я внимательно осмотрела обои с пестрым орнаментом в австрийском стиле: не спряталось ли среди многочисленных завитушек потайное отверстие?

– Прыгайте ко мне, – снова пригласила Аллегра.

– Я не «прыгаю».

– Тогда перелетайте сюда, как грациозная лань, дорогая Нелл, и расскажите мне обо всех ваших тайных тревогах. Клянусь, ни слова из того, что я от вас услышу, не покинет моих уст.

Я покорилась и тут же стала счастливой обладательницей очередной растерзанной виноградины, которую, несмотря на мои протесты, вручила мне Аллегра.

– Рассказывайте, – настаивала милая девочка, и, должна признать, искушение было сильным.

– Видишь ли, – начала я, – кажется, архизлодейка Татьяна воспылала неподобающим интересом к нашему другу Годфри.

– Но в таком интересе нет ничего неподобающего, – стала утешать меня Аллегра. – Я удивлена, что вы сами его избежали.

– Я работала машинисткой у Годфри в коллегии адвокатов, – сказала я. – Такой интерес с моей стороны был бы совершенно неуместен.

– Зато было бы что вспомнить, Нелл. Неужели вы ни разу в жизни не поддались неподобающему влечению?

– Один раз, – призналась я, принимая очередную скользкую виноградину и отправляя ее в рот.

– К кому? – с восторгом спросила она.

Я знала, чего она ждет, хитрая лиса, и была готова к такому вопросу.

– К сельскому священнику по имени Джаспер, – ответила я. И стала рассказывать, главу за главой, историю несчастного викария Хиггенботтома.

Вскоре Аллегру начало клонить в сон, и она попросилась в свой номер, не важно даже, была там Ирен или нет, а я осталась размышлять о ключевых подробностях, которые удалось вытянуть из девочки за два часа с помощью пары имен и нескольких виноградин. Казанова гордился бы таким успехом.

Глава двадцать четвертая

Менуэт в соль мажоре[27]

Следующий разговор состоялся у меня с самой Ирен. Аллегра попросила ее прийти в мой номер, потому что я сделала вид, будто воспоминания о злополучном Джаспере Хиггенботтоме привели меня в состояние душевного расстройства.

К тому моменту, как Ирен появилась у меня, я оправилась от воспоминаний, но решила представить дело так, будто причина моего беспокойства – рассказ Аллегры о Квентине Стенхоупе. Драматическая сторона Ирен всегда наилучшим образом раскрывалась в экстремальных случаях – будь то романтические бури или подлинно смертельные опасности.

– Нелл! Что случилось? – потребовала она ответа, едва появившись в дверях. – Аллегра сказала, что ты сама не своя.

– Так и есть. Я поражена, что ты привела невинную Аллегру и ничего не подозревающую королеву к этой ужасной цыганке, которую мы посещали во время нашего прошлого пребывания в Праге.

– А почему нет? Тебя-то я тоже туда водила.

– Это не объяснение. Мне больно слышать, что гадалка предсказала великую опасность для дорогих моему сердцу людей. Как безответственно с твоей стороны было отправиться туда без меня!

Ирен улыбнулась, подобрала платье и уселась на единственный в комнате стул. Если бы она извлекла сигарету, у меня наверняка вырвался бы вопль отчаяния, но, к счастью, она оставила курительные принадлежности у себя в номере.

– Похоже, тебе хочется поподробнее узнать, что говорилось в пророчестве о Квентине? – предположила она.

– Я была бы рада.

– Ты будешь не просто рада, ты будешь заинтригована.

– Ирен, я надеюсь, ты не веришь всерьез тому, что городит эта старуха со скрюченными пальцами посреди антуража из сушеных корней, магических порошков и лампы-черепа?

– Ну… в прошлый раз она замечательно угадала мое романтическое будущее. Кто бы подумал тогда о Годфри? Даже тебе такое не пришло бы в голову.

– Верно, но мало ли на свете имен, начинающихся на «Г»?

– Назови хотя бы три.

– Грегори. Годвин.

– Годвин может быть и фамилией.

– Грегори, Гэвин… Гэйбриел!

– Гэйбриел, конечно, ангельское имя, но редкое.

– И все же…

– Еще меньше имен начинается на «К».

– Согласна, – ответила я, и у меня в горле внезапно пересохло.

Когда я пытаюсь предсказать ходы Ирен, она обычно атакует с необычного угла, как слон ладью.

– Попробуй назвать хотя бы три, – предложила она.

– Сразу приходит в голову только одно, – признала я. – Квентин.

– Есть еще Куинн.

– Фамилия, – отозвалась я.

– И Куинси.

– Тоже фамилия.

– Ты, как всегда, права, Нелл. Вариантов практически не остается.

– А предсказательница упомянула, что «К» – это инициал имени?

– Ну да. Конечно, Аллегра не утерпела и выкрикнула, что это наверняка ее дядя Квентин, прежде чем я успела ее остановить. Дисциплина нам не помешала бы. Но никто не подумал о королеве Клотильде.

– Да, действительно! А что было сказано об этой персоне на «К»?

– Что она практически мертва, в смертельной опасности, но скоро восторжествует, возродится. Когда Аллегра начала настаивать на своем дяде, старуха ответила ей, что она его увидит, причем скоро, но что сама Аллегра тоже в опасности.

– Мне это не нравится, Ирен.

– И мне! Старая карга предположила, что все мы в смертельной опасности.

– И королева?

– Более всего королева, хотя ведьма ужасно темнила насчет того, кто на самом деле является королевой. Она могла иметь в виду Клотильду. Или меня. Или кого-то еще.

– Только не меня, – заметила я.

Ирен улыбнулась:

– Да, боюсь, что не тебя. Как прошла ваша встреча с Татьяной?

– Такая странная женщина. Я всегда считала тебя непредсказуемой, Ирен. Но, повидав Татьяну на близком расстоянии, должна сказать, что она еще менее предсказуема.

– Весьма утешительно, что на любую крайность найдется другая, еще более крайняя. – В лице Ирен не было ни тени сарказма.