Он вел их до тех пор, пока по их правую руку не взошло в ослепительно-ярком свете солнце, подтверждая, что они все еще продолжают двигаться на юг и что ничего не изменилось. Они могли с тем же успехом находиться и в том же самом месте, где были в предыдущую ночь. Перед рассветом по поверхности песка прошелся легкий бриз, не оставив никаких следов, чтобы можно было проследить путь их движения.

Раквелл Канлайф, придя на утреннее дежурство, чувствовала себя очень неважно. Ощущение общей слабости и болезненности наводило на размышления, способно или нет празднование именин сократить мгновения жизни. Так как Стаффорда еще не было и посоветоваться было не с кем, она была вынуждена положиться на свои собственные умозаключения и подсчитала, что каждые двенадцать лет празднования могут сократить отпущенное ей время приблизительно на год.

Услышав сигнал вызова из кабинета Вагенера, она нервно подпрыгнула на своем высоком стуле. Может быть, ему дано читать чужие мысли?

Он сидел прямо за своим рабочим столом, что само по себе было не характерно для него, и даже не взглянул на нее, когда она подошла. Поэтому у нее не было никакой возможности определить его душевное состояние, воспользовавшись своим чувствительным барометром.

Когда он проскрипел: «Насколько хорошо вы знаете младшего контролера Стаффорда?» — она почувствовала себя так, как чувствует себя воришка, застигнутый на месте преступления, и приняла виноватый вид. Тем не менее с готовностью воспользовалась проверенным веками рецептом:

— Мы всего лишь хорошие друзья.

Вагенер оторвал взгляд от поверхности стола. Раквелл была награждена тяжелым взглядом, но это было совсем не то, как мужчина обычно смотрит на женщину. Кто бы что ни говорил, но здесь было что-то не так. Хотя Вагенер никогда не давал ей никакого повода, она знала, что он отдавал должное ее сексуальной привлекательности и что он знал, что она знала и что она знала, что он знал, что она знает.

Это было непонятно, и Раквелл была озадачена. Рот ее невольно приоткрылся, приняв выражение, которое выглядело бы глупым на менее эффектном лице.

— Не в том смысле, — раздраженно пояснил Вагенер. — В профессиональном. У вас есть какие-либо основания полагать, что Стаффорд может представлять угрозу безопасности? Мне нет нужды предупреждать вас, что этот вопрос, так же как и ваш ответ, — абсолютно конфиденциальны.

Раквелл закрыла рот и попыталась собраться с мыслями. Все происходившее сейчас, после их разговора со Стаффордом и его обещания заняться расследованием, попадало прямо в точку. Это было так, как будто Вагенер собирался дискредитировать Стаффорда прежде, чем тот предпримет какие-либо действия, решив, что лучшая защита — нападение.

— Нет, — медленно проговорила она. — Мне ничего не известно. Я бы даже сказала, что младшего контролера Стаффорда можно последним из всех заподозрить в ненадежности. Я знаю, что ему всегда выдавался допуск «А» к секретной работе на ежемесячных проверках. Вы, должно быть, ошибаетесь, директор. Почему вы задали этот вопрос?

— Какой повод у него мог быть для просмотра внутренних файлов монитора?

— Он очень добросовестный работник, это записано в уставе службы. Мы постоянно должны быть начеку, даже если речь идет о других членах департамента.

— Другими словами, вы не знаете?

— Нет, не знаю.

Неожиданно Вагенер заговорил примирительным тоном, и это прозвучало более фальшиво, чем что-либо другое.

— Спасибо, мисс Канлайф. Я знаю, что могу надеяться на ваше благоразумие. Но, как вы верно заметили, мы не можем быть осторожны сверх меры. Вы можете идти.

Энди Стаффорд явился на дежурство на полчаса позднее. Сделав красноречивый жест большим пальцем, вслух он поинтересовался:

— И как сегодня поживает наипрекраснейший цветок на всей Чеширской равнине?

Но его никто не поддержал. Раквелл произнесла так холодно, как только мог позволить ее голос:

— На файле ничего, контролер. Я ожидаю ответа 1-0-3 из Хельсинки. Но это обычная работа. Нет проблем.

Встав за пульт своего компьютера, она проверила его блокировку от дистанционных операторов и одновременно левой рукой быстро набрала короткое сообщение в окне быстрого удаления на экране дисплея.

— Будь осторожен, — прочитал Стаффорд. — В. что-то знает. Ты нашел что-нибудь?

Перегнувшись через нее, он ладонью нажал клавишу удаления файла, и ярко светящийся прямоугольник экрана очистился.

Пользуясь тем же приемом, Стаффорд написал:

— Необычные колебания, но в пределах нормы. Сами по себе они ничего не доказывают. Этого недостаточно, чтобы требовать немедленного расследования. — Он отошел к своему столу.

В это время Вагенер, следящий за ними по монитору, задумчиво постучал по зубам массивным кольцом с печаткой, надетым на его левый указательный палец.

Это выглядело неплохо. Она не сказала ничего не относящегося к делу. Он мог позволить себе не торопясь действовать против Стаффорда.

Он был бы менее уверен, если бы мог увидеть следующее сообщение, переданное с ее компьютера на экран дисплея Стаффорда.

— Что бы ты ни говорил, а я уверена. В нем произошла какая-то перемена. Кто перед нами?

Перемены редко выпадали на долю старого оригинала в его укромном закоулке медцентра. Вагенер сам неожиданно пришел в сознание и вынужден был признаться себе, что его дела совсем плохи.

Память зарегистрировала все, что происходило даже тогда, когда разум покидал его. Сейчас воспоминания нахлынули лавиной. Не открывая глаз, он попытался вытащить одну руку.

Двинуться было невозможно. С закрытыми глазами он попытался мысленно охватить всю картину происшедшего, чтобы выстроить последовательность событий, приведших его в ту крысиную нору, куда он попал.

Она была полностью здесь, в голове, начиная от пластинчатого бока мусорной тележки, отрезавшей его от общего потока, до последнего момента пробуждения, когда ровный настойчивый голос стал задавать вопросы.

Не было никаких сомнений, что он ответил полностью на все вопросы, так как он сам обычно использовал те же приемы. Горького сознания того, что его двойник занял высшее положение в его организации, было достаточно, чтобы изменить ход его мыслей.

Но Вагенер никогда бы не достиг своего уединенного высокого положения без той жестокой черточки его характера, которая помогала ему принимать удары судьбы без саморазрушающего чувства собственной вины. Еще один пример старинной остроты относительно того, кто должен стеречь охранников и сторожей, и ему пришлось проследить за своим лицом, чтобы удержаться от кривой ухмылки, которую обычно вызывала эта бородатая шутка.

Да и, по правде говоря, не было больше других причин для смеха.

Он чувствовал, что в комнате кроме него присутствует еще кто-то, совсем рядом. Он услышал слабое шарканье подошв, когда невидимый сторож пересел на стул, и почувствовал запах сигаретного дыма, когда дуновение воздуха пронеслось по его лицу.

Это был сильный аромат сигарного листа с примесью турецкого табака. Очень непривычный и необычный сорт. Вагенер все еще анализировал, когда дверца бесшумно скользнула в сторону и снова закрылась. Тихий невыразительный голос спросил:

— Как он сейчас?

Стул снова скрипнул, и постоянно находящийся при Вагенере сторож сделал два шага в сторону, чтобы справиться по прибору.

— Кровяное давление в норме. Сердцебиение замедленное. Он все еще без сознания, но, если вам надо, он придет в себя и будет говорить опять.

Вагенер полагал, что охранник должен быть обязательно мужчиной, но голос, хотя резкий и четкий, без каких-либо признаков мелодичности и сексуальности, явно принадлежал женщине.

— Возможно, он еще понадобится. Держите его в этом состоянии. Во всяком случае, Карлос справляется очень хорошо. Все обошлось почти без всяких усилий с нашей стороны. Это должно заставить вас думать, Альва. План должен быть прост, но дерзок. Наносить удар прямо в незащищенную голову. Теперь мы должны эвакуироваться в течение ближайших дней, а они ничего не смогут сделать, чтобы защитить себя от величайшей катастрофы, которую когда-либо претерпевала любая цивилизация. И, заметьте, без потерь с нашей стороны. Такой удар может нанести только гений.