В баре я усадил его за журналы, принес чаю, а мы с ребятами налегли на кофе.
— Почитай мне, — подошел через полчаса Шишкин и протянул журнал. Он уже знал, что если строчки расположены столбиком, то это стихи.
Поэтический разворот журнала был представлен четырьмя авторами. Над каждым стихом или подборкой — портрет. Три солдата и один офицер.
Шишкин показывал пальцем, а мой товарищ, актер, выразительно ему читал.
— Нравятся?
— Нравятся, — ответил Шишкин.
Он о чем-то думал.
— Павел, — спросил он, показывая на портреты. — они солдаты, а он командир?
— Ну раз он офицер, значит — командир.
— А почему командир пишет стихи хуже, чем солдаты? Разве так бывает?
Мои друзья расхохотались.
— Павел, а ты солдат или офицер? — продолжал Шишкин.
— Ну, если будет война, буду офицером…
— Значит, ты тоже пишешь плохие стихи?
Смех за нашим столиком уже привлекал внимание.
— Ну не то чтоб плохие, а просто хуже некуда…
— Павел, — серьезно, думая о чем-то своем, сказал Шишкин, — если будет война, давай на нее опоздаем…
Все вдруг замолчали, и стало удивительно тихо. Каждый, наверное, думал о том, что если начнется война, то опоздавших на нее не будет.
Наконец Людмила приехала.
— Завтра ты пойдешь в театр.
Это слово для Шишкина не значило ничего, и к известию он отнесся спокойно. Я купил ему билеты на все дневные спектакли ТЮЗа, сам был только на премьере, а свободное время Людмилы было нашим с ней временем. Надоело жить прошлым, пора было что-то решать, а до моего отъезда оставалось несколько дней.
…В последнем действии пьесы она не участвовала, я зашел к ней в комнату поторопить ее. Мы должны были дождаться Шишкина и ехать втроем за город. Но она не была готова.
— Что случилось, Людмила?
Она отвернулась от зеркала и грустно взглянула на меня.
— Вот, посмотри, — встала она и сняла кофточку.
— Ну и что? — пожал я плечами. — Я всегда говорил, у тебя великолепный загар!
— Нет, ты сюда смотри! — она показала на грудь.
Прямо над лифчиком было маленькое синее пятно.
— И здесь, — она показала плечо.
— И тут, — она повернулась спиной.
На ее туалетном столике валялся седой парик Бабы Яги и ее горбатый нос.
— Ничего не понимаю, откуда синяки?!
— Они… — голос ее дрожал. — Они… ребята… стреляют в меня из рогатки!
И тут меня осенило.
— Дуреха!! — завертел я ее. — Радоваться надо! Они же не в тебя стреляют! Они в Бабу Ягу стреляют! Это же лучшая рецензия на твои спектакли!
— Ре… цензия… — всхлипывала она, — тебе рецензия… а если в лицо попадут… или в глаз…
Приглушенно донеслись аплодисменты. Это закончился спектакль.
— А ну-ка быстрей!
Я схватил парик, надел на Людмилу, приклеил ей нос, набросил на нее черную хламиду, потащил за собой.
На сцену мы вышли вместе. В зале царил галдеж, зрители не расходились.
— Дети! — обратился я к ним. — Дети, тише!
Я выждал паузу. Из-за кулис на меня растерянно глядел режиссер. Я придал своему голосу как можно более мягкие нотки.
— Дети! — проникновенно обратился я к залу. — Кто из вас стрелял в Бабу Ягу?
Зал выжидательно молчал.
— Ну хорошо. Вот вы видите Бабу Ягу?
— Видим!! — завопил зал.
— А это вовсе и не Баба Яга!
Я снял с Людмилы парик, отцепил нос и развел руками.
— Видите, перед вами тетя. Красивая тетя?
— Красивая… — сказала маленькая девочка из первого ряда.
— А вы в нее стреляете… Нехорошо!
— Это не тетя! — вдруг крикнул кто-то, и в зале снова поднялся шум. — Это Баба Яга фокусы показывает!
Тишину восстановить было невозможно. Когда я повернулся, чтобы проводить Людмилу за кулисы, что-то острое впилось мне под лопатку. Я понял, что это месть за разрушенную сказку.
Пришлось спуститься в зал.
— Ребята, — ходил я между рядами, — кто хочет посмотреть вблизи Кащея Бессмертного?
— Я!
— Я!
— И я!
— Я тоже хочу!
— Тише, ребята! Давайте договоримся. Тот, кто отдаст мне рогатку, пойдет со мной и посмотрит Кащея. А потом я рогатку верну.
— Не-ет… — засмеялись в зале.
— Не вернете! — решительно сказал беленький мальчик с крайнего кресла.
И тут я увидел Шишкина. Он шел к беленькому мальчику. Мальчик встал. Шишкин был на голову ниже. Губы его дрожали. И поза его обычная, когда он сердит — руки в карманах, согнутые плечи, взгляд исподлобья.
— Павел никогда не обманывает! — сказал Шишкин.
Он полез в карман брюк и протянул мне свою рогатку.
Я остолбенел.
Маленькая рогатка с тонкой резинкой. Из таких мы стреляли в детстве на переменах проволочными пульками.
Беленький мальчик, поколебавшись, тоже протянул мне рогатку. Еще трое подошли и отдали свое оружие.
— Ну что ж, идемте!
Маленькая девочка из первого ряда тронула меня за рукав. Она дрожала от нетерпения, любопытства и предчувствия страха:
— Я тоже хочу… — умоляюще просила она. — Я тоже хочу, но у меня нет рогатки.
— Ну, это не беда.
Я взял ее на руки, и мы пошли за кулисы.
Кащеем оказался веселый студент из театрального училища. Он смешил детей до слез и угощал конфетами. Режиссер ходил довольный, потирал руки, подмигивал мне: ко всему он относился как к продолжению спектакля. Я же чувствовал себя усталым, как после целого дня физической работы.
Людмила печально и добро глядела на злодея Шишкина.
— Ну вот, ребята, а теперь можете забирать свои рогатки, — бросил я их на стол.
Каждый осторожно взял свою. Шишкин подошел последним. Я кивнул Людмиле, чтобы она оставила нас вдвоем. Предстояло объяснение с Шишкиным.
Мы молчали довольно долго.
Потом Шишкин сказал, глядя в упор:
— Я знаю, она не всамделишная Яга, а понарошку… но зачем она Иванушку и Аленушку!.. — Он снова начал волноваться.
— Ладно, Шишкин, ладно. Успокойся! Ты же не будешь больше!
— Нет.
— А ребят ты подговорил?
— Я.
— А тетя Людмила тебе нравится?
— Когда она не Баба Яга — нравится, — улыбнулся Шишкин.
Втроем мы поехали за город, на левый берег Амура. Людмила потрошила рыбу, а мы с Шишкиным пошли собирать на длинной песчаной косе плавник и сушняк для костра.
— Павел, мы скоро поедем домой?
— Скоро.
— А тетю Люду мы возьмем?
— Не знаю.
— Я хочу, чтоб тетя Люда ехала с нами!
— Очень хочешь?
— Да.
— Тогда давай мне дрова, иди и сам скажи ей об этом!
Шишкин шел, приплясывая и напевая нашу песню, нашу с его отцом песню о ките:
Шишкин сделал стойку на руках, перевернулся, побежал.
— Эй, Шишкин, рано тебе петь такие песни!
Людмила махала рукой, звала нас. Шишкин бежал к ней.
Из заднего кармана его джинсов выглядывала рогатка.