— Знаем, но незадолго. И все может измениться. Как сегодня, например. Ведь сегодня не ты должна была умереть.

— Надо же, как интересно, — ответила Лика.

— И часто такое случается?

— Нет, очень редко. В основном все смерти предсказуемы.

— Может, и мою предскажешь? — вступил дядя Витя.

— Я устал уже. Устал, понимаете? Уже сбился со счету, сколько живу. Полмира обошел, столько языков выучил, сам себя потерял, а ты все не приходишь!

— Послушай, но для чудовища большой срок жизни — это нормально.

— То, что я — не чудовище! Чудовище! Ну, надо же такое придумать!

— Так ты — не чудовище? — удивилась я.

— Да, и я тоже думал, что не похож — вступил Он.

— А кто же тогда? Люди столько не живут, — задалось вопросом Оно.

— А мы разве не должны идти? — вклинилась Лика.

— Подожди, мне уже самому интересно, — ответил Он.

— Тем более, тебе уже некуда торопиться.

— Слушай, а может, о себе расскажешь? — предложила я.

— Кто ты? Откуда. Когда впервые начал видеть нас и что этому сопутствовало.

— Меня зовут ВиктОр, — начал дядя Витя.

— Может, ВИктор? — вставила Лика.

— Нет — ВиктОр. Мои родители держали кабачок в Провансе. Если кто и был настоящими чудовищами, то это они. Лет в шестнадцать, кажется, я ушел из дома и стал разбойником. Как в той песне: "Сколько я зарезал, сколько перерезал…" Нашей банды все боялись. Кровавый ВиктОр — так меня звали. Однажды мы просто не рассчитали сил. Сам король в наших местах проезжал. Или

— не король. Не помню уже. Только охраны у него оказалось много. Всех моих ребят тогда убили. И меня.

Только, они умерли, а я — нет. Полежал — полежал, приставил голову на место — и приросла ведь, дней через десять, правда. Приходилось тряпкой приматывать, пока не прирастала.

С тех пор я много где побывал и много чего повидал, случалось и убивать, но, чтобы разбойничать — это никогда.

— И что же нам с тобой делать?

— Заберите меня уже!

— Хорошо, пойдем, — Оно протянуло дяде Вите руку.

— А можно я к себе поднимусь? Всегда мечтал умереть в собственной постели.

— Хорошо. Стариков из постели я чаще всего и забираю.

Дядя Витя, гремя лестницей, полез на чердак. Оно поднялось за ним. Вскоре они оба спустились обратно. И мы, наконец, ушли.

Вечером, выгуливая Джульбарса, кинолог Иванов встретил Серафима. В руках у Серафима был большой пакет со сладостями и соленьями.

— Привет. Из магазина?

— Угу, вот, Кристине купил, — Серафим приподнял пакет.

— Набрал, как для беременной. Моя сестра, когда была в первый раз беременна, объедалась конфетами и черемшой заедала… Стоп. Я что‑то пропустил?

— Колян, ты бы особо языком не трепал‑то. Мы пока никому не говорили.

— Ладно.

"Я бы все равно раньше всех узнал," — подумал Николай. Серафим не знал, что скрыть что‑то от кинолога практически невозможно.

— А ты чего? Собаку выгуливаешь?

Серафим погладил Джульбарса. Он почти не ошибся: может, псу и не требовались столь длительные прогулки, но Николай взял его с собой, чтобы было на кого свалить, если он вдруг что‑нибудь унюхает.

Серафиму нужно было домой, а Николаю было все равно, куда идти, поэтому они пошли вместе. Кинолог не переставал нюхать, надеясь, что нужный след встретится на их пути. И вдруг он почувствовал тот самый запах, словно бы споткнулся об него.

Серафим с удивлением посмотрел на внезапно остановившегося кинолога.

— Колян, ты чего? — спросил он.

— По — моему, Джульбарс что‑то почуял.

— Джульбарс? — усомнился Серафим.

— Неужели он еще хоть что‑то чует?

"Еще как чую. Понял, не дурак. Куда идти, Коль?" — сказал Джульбарс, но услышал его только кинолог.

— Кажется, где‑то здесь, — отозвался Николай.

— Коль, а что он, собственно, почуял‑то? — спросил Серафим.

— Следы, обнаруженные на месте исчезновения Даши.

— Откуда ты знаешь, что именно их?

— Ну… Я потом туда с ним возвращался… Думал — вдруг он почует чего.

Тем временем, Джульбарс, повинуясь еле заметным движениям руки кинолога повернул направо, старательно нюхая землю, потом вошел в подъезд. Потом они втроем вбежали на второй этаж.

"А ведь Колян бежит быстрее собаки", — заметил про себя Серафим, но не придал значения.

Они остановились возле двери. Джульбарс сел. Николай кивнул на дверь. Запах крови он почувствовал еще на первом этаже, но здесь он просто валил его с ног.

Серафим недоумевал: кинолог привел его к какой‑то двери, найденной списанным псом. Почему он так уверен? Тем временем Николай толкнул дверь. Дверь была не заперта. И тут же прислонился к косяку: на них уставилась застывшим взглядом голова Лики. Кровь заливала коридор до самого порога. Возле тела сидел Антон, плакал и раскачивался.

"Ни хрена себе… Блин, Колян же крови боится," — подумал Серафим.

Николаю, действительно было не по себе.

— Коль, ты выйди, наверное. С этим (он кивнул на Антона) я и без тебя справлюсь.

— Нет, я помогу. Мало ли…

Они осторожно подняли Антона, посадили возле батареи и пристегнули к ней наручниками, которые были у Николая.

"Как‑то странно Колян гуляет: с собакой, с наручниками"… — подумал Серафим.

Даша, услышав шаги, подумала, что это Антон и замерла в страхе. Но спрятаться от кинолога было невозможно. Обезвредив и без того уже безвредного Антона он сразу направился в ту комнату — к Даше. Пока он развязывал ее, в комнату вошел Серафим.

"Даша?" — удивился он.

Во второй раз Николай поднялся сюда уже с опергруппой, но в квартиру не пошел. Вместо этого он полез на чердак. То, что старик уже мертв, он знал задолго до того, как туда поднялся. Его встретило тяжелое хлопанье голубиных крыльев. Старик лежал на каком‑то странном подобии кровати, застеленном разноцветными тряпками. В руке у него были зажаты бумаги. Это были явка с повинной и завещание. В последней его строке значилось: "Медальон с портретом Катрин похороните вместе со мной, иначе из под земли достану."

В морге дядю Витю дактилоскопировали. Отпечатки были те самые — пустые, без рисунка, будто стершиеся. Удивил он патологоанатома не только этим. Судя по состоянию организма, ему была ни одна сотня лет.

Впрочем, удивил дядя Витя не только патологоанатома. В своем завещании он оставил старинный кованый сундук, вместе с содержимым Лейле и ее дедушке. В сундуке оказалось много оружия, украшений и монет разных эпох. А судя по количеству немецкого оружия сороковых годов выпуска, дядю Витю можно было считать ветераном войны. И дед и Лейла долго думали, как дядя Витя все это перетаскивал с места на место, но к однозначному выводу так и не пришли. Впрочем, как оказалось, покойный вообще был мужчиной крайне загадочным.

На дне сундука была нарисована потускневшая от времени карта. Ни Лейла, ни дед ее не заметили, зато через пятьдесят лет внуки Лейлы восстановят ее и найдут клад.

Серафим потом ни раз говорил, как им повезло, что сундук нашли именно они с Коляном. Если бы его нашли незнакомые милиционеры — не видать бы Лейле с дедушкой ни сундука, ни его содержимого. А так забрали только ножи, которыми дядя Витя убил неприятную женщину, в качестве вешьдока.

Хоронили дядю Витю опять же Лейла с дедушкой. Даша на похороны прийти не смогла. Она лежала в клинике неврозов, приходя в себя после случившегося.

А Серафим всерьез заподозрил кинолога Иванова в соучастии в похищении, уж слишком легко и странно тот нашел Дашу, да и списанный Джульбарс не мог бы так легко взять след, тем более, без соответствующей команды и с притупившимся нюхом. Правда, доказать ничего не смог: Даша сказала, что кроме Лики и Антона в квартире никого не было, а Джульбарс на следственном эксперименте нюх показал просто поразительный. Правда, работать соглашался только с Ивановым, но это списали на старческие причуды.

Кристина открыла собственную фирму. Бухучетом теперь занималась не она. Они с Серафимом жили долго и счастливо, правда, зарегистрировать брак так и не сподобились.