"Ты не поверишь, сейчас хотела бы, как никогда, лишь бы жить. Хотя, нет. Не смогла бы я человека убить. Даже если бы точно знала, что это признают допустимой самообороной."

Тем временем разговор за стеной продолжался.

— Девочка? Это только видимость. Ты прекрасно знаешь, кто она на самом деле, я же тебе рассказывала!

Антон, признаться, подзабыл и теперь лихорадочно пытался вспомнить.

— Кто бы она ни была — это не повод самим становиться убийцами.

— Но, тогда она убьет меня!

— Может, это твоя судьба?

— Ты так равнодушно об этом говоришь. Ты все врешь — ты совсем меня не любишь.

— Я люблю тебя. Мы можем уехать. Нас никто не найдет: ни твои враги, ни милиция, ни врачи. Уж если до сих пор не нашли, то и дальше точно не найдут. Тем более, что никто не догадался поискать тебя у тебя же дома, хотя, будь я на их месте — первым делом сюда бы заявился.

— А с чего ты взял, что меня ищут?

— Думаешь, не ищут?

— Ты прекрасно знаешь, что меня поместили туда по ошибке. Из‑за нее, кстати.

— По ошибке или не по ошибке, но тебя ищут. И как бы медленно у нас убийства не расследовали, рано или поздно кто‑нибудь вспомнит, что вы с Дашей общались. Та же Лейла. У них вряд ли были секреты друг от друга. И сюда придут.

Глаза Лики расширились еще сильнее.

— И что же делать? — спросила она.

— Я же говорю — давай ее отпустим и уедем отсюда. На нас не будет висеть убийство и никакие психиатры нас не найдут.

— Но, она все расскажет.

— Что она расскажет? Я завяжу ей глаза и отведу куда‑нибудь ночью. Она же нас даже не видела. И пути сюда она не знает. Что она следакам покажет?

"Еще как покажу," — подумала Даша.

"Только выведи меня отсюда, ну пожалуйста."

— Покажет, еще как. Она же здесь была, и ни раз, ты в курсе? И дорогу сюда знает. И мой голос, наверняка, узнала.

"Лик, а не такая уж ты и дура," — подумала Даша.

"Вы бы, кстати, еще погромче орали, я бы точно твой голос не узнала…"

— А ты в курсе, что то, что ты сделал, называется "покушение на убийство"? За него тебя и посадят, и меня заодно. Наверняка, еще и нераскрытые преступления на нас повесят, для отчетности!

— Что же делать? — растеряно спросил Антон.

— Убей ее, а ночью закопай в ельнике. Никто не узнает. Нет тела — нет дела. Ее признают умершей только через пять лет.

— Могут и через полгода, если посчитают, что пропала при обстоятельствах, угрожающих жизни.

— А ты‑то откуда знаешь?

— Знаю и все.

— Полгода — тоже не мало. Единственное — Лейла может на нас навести. Придется и ее убить.

— Да, наверное, — упавшим голосом произнес Антон.

— Не сейчас, конечно. Сначала от этой нужно избавиться.

Даша резко рванулась. Рывок отозвался болью в голове, но результатов не дал, так же, как и предыдущие. Теперь и Лейла в опасности. Как же предупредить ее? Никак. Одна надежда, что с ее исчезновением Лейла стала осторожнее. И то, только если заподозрили появление маньяка. Что же делать‑то? Что делать?

Антон громко рылся в ящиках на кухне. Даша надеялась, что он собирается готовить, а не ищет нож для того, чтобы убить ее. Она знала, что все равно умрет, но хоть немножко пожить еще, пусть, даже так. После долгой паузы Лика продолжила.

— Она больше не будет посылать мне в окно окровавленных голубей. Когда она умрет, ее чары спадут с Леши и он поймет, что мы с ним на самом деле предназначены друг другу. Ему, конечно, будет неприятно, что он так долго не понимал, что его околдовали, но что делать. Я расскажу ему, как обстоят дела на самом деле и мы с ним будем вместе всю жизнь. И следующую тоже. Лейлу, кстати, лучше не закапывать, а разобрать на детали и рассыпать где‑нибудь. Это даже не убийство, она же робот.

— Что ты сказала!?

— Робот она, говорю. Ты совсем меня не слушаешь.

— Но, как же..? Я же люблю тебя. Никто не будет любить тебя так, как я. И Леша твой… Вряд ли он тебя даже помнит и, уж точно, не любит.

— Заткнись! Не смей так говорить! Конечно, он не помнит меня, ему же стерли память. Но я верну ему ее и мы будем вместе!

— Нет!

— Да!

— Он бы не убил ради тебя!

— Это только лишний раз доказывает, что он лучше тебя.

— Лика…Ты совсем меня не любишь, получается?

— Не люблю и никогда не любила! Но, ты же должен понимать, что это не имеет никакого значения! Твоя жизнь для вселенной вообще никакого значения не имеет, в отличии от моей! Но, когда меня найдут мои соотечественники, тебя отблагодарят.

— Значит, ты никогда меня не любила?

— Нет. Иди, убей ее.

И тут что‑то со свистом рассекло воздух. Потом раздался какой‑то жуткий звук. Будто что‑то перерубили одним ударом. Потом — звук падающего тела и, чуть позже — еще чего‑то — небольшого, но тяжелого. Потом Даша услышала тяжелые шаги. Потом Антон громко заплакал и все никак не переставал. Лику Даша больше не слышала. Она не сразу поняла, что случилось, а когда поняла, стала ждать, что он вот — вот придет, чтобы убить ее. Но он не шел, а только плакал и плакал.

За Дашей мы отправились втроем, в надежде, что уговорить ее стать нашей дочерью все‑таки удастся. Услышав крики за дверью мы остановились. Он часто их слышит перед тем, как кого‑то забрать. В следующую секунду Он вошел в квартиру. За дверью раздался звук падающего тела. Сколько раз я его слышала.

Я и Оно вошли вслед за Ним. Под ноги нам покатилась голова, и остановилась, стоя на макушке и уставившись на нас зеленоватыми глазами. Вокруг головы облаком рассыпались длинные светлые волосы. Рот открылся в последнем то ли вздохе, то ли крике и тут же закрылся. Взгляд сфокусировался на нас и остановился, теперь уже навсегда. Рука лежащего на полу тела махнула перед собой, как бы защищаясь, потом упала на грудь. Из шеи текла кровь. Много крови. Перед телом на полу сидел парень и плакал, раскачиваясь взад — вперед. Когда мы вошли, он посмотрел на нас, потом отвернулся и зарыдал еще громче.

— Я что, умерла? — девушка стояла и смотрела на свой труп.

— Ой, я совсем забыл. Да, умерла.

— Так быстро. Так неожиданно. И что теперь? Я встречусь с моим народом? Я вернусь на мою планету?

— Вряд ли. Твоя планета существовала только в твоей голове. Ты же видела нас еще при жизни?

— Да.

— С какого возраста?

— С двенадцати лет.

— Ну, вот. А с тех пор твое заболевание только прогрессировало.

— Знаете, я только сейчас это поняла. Пока я была жива, все казалось таким реальным. И Дашу из‑за этого чуть не убили.

— А кто, собственно, должен убить Дашу, — спросила я.

— Он, — показало Оно на плачущего.

— То есть, он сейчас встанет? Время уже поджимает.

— Да, через три минуты должен, — ответил Он.

— Может, пойти, поддержать Дашу, спросило Оно.

— Нет, ответил Он.

— Лучше неожиданно, тогда не так страшно.

— Тебе лучше знать.

Прошло три минуты. Потом пять. Семь. Девять. Парень все так же сидел на полу и плакал, раскачиваясь.

— Все. Она сегодня не умрет. Я могу прийти только вовремя и время уже прошло.

— А когда она умрет? — спросила я.

— Неужели, скоро?

— Пока не знаю, значит — не в ближайшее время. И не сегодня точно.

— Тогда — пойдемте, — резюмировало Оно.

— А, может, Дашу развяжем? — предложила я.

— Мы не имеем права вмешиваться. К тому же, она не умрет, я же сказал.

Мы вышли на лестничную клетку. И тут в мою руку вцепились чьи‑то костлявые пальцы.

— Здравствуй, дочка. А у них сигаретки есть?

— Нет.

— А хлебушек?

— И хлебушка нет.

— А пришла ты не за мной?

— Нет.

— Да, когда же ты соберешься уже?

— Как всегда — вовремя.

— И когда? Когда наступит мое время?

Я и Он одновременно посмотрели на Оно.

— Я не знаю, — ответило Оно.

— Я не вижу настолько далеко.

— А вы разве не знаете заранее, — вступила в разговор Лика.