Представление открыл дон Браулио. Он поднялся на подмостки ровно в восемь часов, в костюме, который был ему мал, и в бабочке, которая давила на кадык и шевелилась, когда он говорил. Он поднял руки, прося тишины, рубашка выскочила у него из штанов, заметно обнажив белый круглый животик. По рядам прошел смех. Так, не заправив рубашку, дон Браулио поприветствовал Беато, который появился на сцене в кричащей разноцветной тунике. За ним следовал Голиаф, затянутый в короткий, расшитый блестками жилет и обтягивающие штаны, которые придавали ему комический вид великана — укротителя зверей. Дон Браулио горячо обнял Беато, пожал руку Голиафу и удалился посреди оглушающего шквала аплодисментов.

В тот вечер Беато заставил публику забыть о том, что за плотно закрытыми дверями «Авеню» существует реальный мир. Он проглотил бильярдный шар, который тут же появился в сумке женщины из двенадцатого ряда. Он подходил к детям и перед самым их носом из воздуха извлекал конфеты. Он смог точно угадать мысли двух зрителей: мужчина пытался разгадать хитрый механизм трюка с бильярдным шаром, а женщина думала, что никогда в жизни не видела такого огромного и нескладного мужчины, как Голиаф. Одну за другой Беато закинул в рот двадцать пять швейных иголок.

— Мне не хватает железа, — пошутил он.

Он принялся жевать иголки — при этом металл хрустел на зубах, — а затем заглатывать. Когда он открыл рот, Голиаф посветил туда фонариком, чтобы зрители убедились, что иголки исчезли. Потом Беато проглотил длинную белую нитку, так что с его губ свешивался только крохотный кончик. Он медленно за него потянул и за минуту вынул все иголки, ушками нанизанные на нить. Потом Беато вручил старику из двадцатого ряда револьвер, патрон и фломастер. Он попросил, чтобы тот пометил патрон, зарядил револьвер и выстрелил. Старик встал, поднял оружие обеими руками, нажал на курок и упал на свое место, отброшенный отдачей. Беато сделал стремительное движение рукой, как будто ловя муху. Затем он пригласил старика на сцену, чтобы тот подтвердил, что барабан револьвера пуст и что он держит в руке помеченную пулю: так оно и было. Он попросил двух добровольцев, чтобы они связали ему руки за спиной и обкрутили его тело несколькими метрами веревки. После этого он спрятался за черной ширмой и через несколько секунд появился из-за нее свободный от пут.

Голиаф принес наручники и дал нескольким зрителям их проверить. Он надел их на Беато, который вновь удалился за ширму и вмиг от них освободился. В начале десятого барабанная дробь возвестила о том, что на подходе был коронный номер. Голиаф вытащил на середину сцены бидон, похожий на те, что используются для перевозки молока, но достаточно большой, чтобы вместить согнувшегося в три погибели человека. Беато несколько раз постучал по нему кулаком, чтобы продемонстрировать его прочность. Он лично помог Голиафу притащить ведра и наполнить бидон водой до краев. Затем он снял тунику и уже в плавках предложил публике эксперимент. Он пригласил зрителей вместе с ним задержать дыхание. Почти никто не выдержал больше минуты.

— Чтобы вы представляли, каково там внутри.

Вслед за этим он позволил одному из добровольцев надеть на него наручники и погрузился в бидон. Вытесненная вода заскользила по его металлическим стенкам и образовала блестящую лужу возле сосуда. Голиаф закрепил герметичную крышку шестью замками, установил ширму и встал рядом с ней с топором в руках.

— Если что-то пойдет не так, мне придется разрубить бидон топором, — объяснил он.

Публика ожидала в нервном напряжении, постоянно сверяясь с часами. Через три минуты появился Беато: мокрый, тяжело дыша, но со свободными руками. Голиаф убрал ширму, чтобы все присутствующие могли увидеть закрытый бидон. Он последовательно вскрыл все шесть замков, открутил крышку и с помощью металлического крюка достал нераскрытые наручники. Беато несколько раз поклонился изумленной публике, которая неистово ему аплодировала. Потом он сделал реверанс и объявил представление законченным.

Тогда раздался голос Паниагуа, так же как и год назад, когда он попросил Беато исполнить трюк с исчезновением жены. Зрители перестали аплодировать, а Беато, еще не отдышавшись после заключительного номера, спросил, чего тот хочет. Паниагуа достал из спортивной сумки другие наручники и поднял, чтобы все могли их увидеть.

— Эти наручники принес Тано. Мы уверены, что в них ты не сможешь повторить свой трюк, — заявил он, а Тано на соседнем кресле с нетерпением потирал руки.

— Это не трюк, — ответил Беато.

Он пригласил обоих выйти на сцену и тщательно рассмотрел наручники. После этого он принял вызов. Он попросил Голиафа вытереть пол, в то время как сам принялся наполнять резервуар, из которого во время первого погружения частично выплескалась вода. Потом он покорно протянул руки, чтобы на них надели наручники. В тишине кинотеатра раздалось зловещее лязганье металлических браслетов. Паниагуа три раза повернул ключ в замке, и они вместе с Тано вернулись на свои места. Беато снова погрузился в бидон под хлюпанье воды. Голиаф приладил крышку, закрыл замки, поставил ширму и, с топором в руках, стал разглядывать публику.

С этого мгновения время замедлило свой бег и почти остановилось. Медленно тянулись секунды, минуты, а бидон как ни в чем не бывало стоял за ширмой. Вдруг он ожил и начал двигаться. Поначалу это был просто толчок. Затем последовал другой, вслед за ним началось постоянное ритмичное пошатывание, а через несколько секунд — исступленная тряска, так что заскрипел дощатый пол сцены. Зрители поднялись с мест и стали кричать Голиафу, чтобы он разрубил крышку. Но, казалось, великан их не слышит. Он полностью ушел в себя. Прищурив веки, он бегал глазами по рядам кресел и был совершенно равнодушен к тому, что происходило за его спиной. Вдруг бидон перестал раскачиваться. Словно пробудившись ото сна, Голиаф обернулся, ударом руки снес ширму, одним махом перерубил все замки и с налета опрокинул бидон. Беато выскочил с потоком воды, проехался несколько метров по сцене и остановился у самого ее края. Он был в наручниках и жадно хватал ртом воздух. Когда Леандро, дон Браулио и Голиаф прибежали на помощь, Беато уже стоял на ногах, тяжело дыша, и приветствовал публику.

Паниагуа одним прыжком поднялся на сцену и снял с него наручники. Затем он вернулся к Тано, и они вдвоем направились к выходу. Леандро побежал за ними с ключами от кинотеатра в руках. Он настиг их, когда они пытались выломать дверь силой. Они покинули зал в тишине, с блестящими глазами, полными ненависти. Паниагуа нес на плече спортивную сумку. В руке у Тано болтались наручники. Глядя им вслед, Леандро подумал, что они не просто хотели бросить вызов Беато. Его вдруг охватило подозрение, что они пытались его убить.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Голиаф

1

В течение тех четырех дней, что они провели вместе, окружающий мир был для них лишь декорацией. Реки, усталые горы, затерянные деревушки — на фоне этих живописных пейзажей разгоралась их любовь. Они говорили о том, что видели, что чувствовали, обо всем хорошем, что было в их жизни. Беатрис никогда не рассказывала о своем доме, потому что там обитало привидение, которое руководило ее поступками, невидимая сущность, способная заставить Крылатого прыгать через деревянные барьеры, а ее — связать свою жизнь с мужчиной, которого она не любила. Голиаф, в свою очередь, никогда не пытался узнать об этом. Расспрашивать о городе, где жила любимая, означало задуматься о разлуке, начать подсчитывать километры, которые будут разделять их после наступления осени. Поэтому теперь он ехал наугад через желтые моря пшеницы. Но он был спокоен и уверен в том, что дорога вела к его судьбе, мерцающей точке за горизонтом по имени Беатрис. Он старался не драматизировать происходящее и гнал прочь отчаяние и боль. Его толкала вперед убежденность в том, что она его любит («меня отрывают от тебя» — так она написала) и ждет, где бы она ни находилась.