Изменить стиль страницы

Нет, он стал ждать более удобного случая. Теперь на арене появились с десяток предполагаемых кандидатов, которые, судя по всему, не отсеются за год до выборов. У избирательных урн воцарилась неразбериха. Тогда Байрон решил торгануть выборами.

Не мудрено, что он вляпался.

Значит, дела обстоят таким образом, но что же дальше?

Она могла бы спустить карточки в канализацию, стереть их, уничтожить записанную на них информацию, пустить это смехотворное подобие демократии на самотек. Возможно, при этом она одержала бы какую никакую духовную победу, но сама оказалась бы в опасности. Никто и никогда не поверил бы, что она избавилась от информации, особенно «Рыцари» и тот, кто стоит за ними. Тем более, что они уже получили один чистый набор билетов. «Рыцари» будут отрывать от нее по куску до тех пор, пока она не скажет, куда дела настоящие карточки. Моро, на их месте, из чувства собственного бессилия просто убили бы ее.

Но это еще не все. После того как мистер Кей скопировал информацию, этого выбора у нее больше не стало. Что бы она не сделала с билетами на матч, данные останутся.

Правда, никто из игроков не знает об этом. Эйнджел надеялась, что все они считают, что зашитый код помешает ей снять с них копию. Еще она надеялась, что ни один из них не знает о существовании мистера Кея.

Похоже, так оно и было. Все полагали, что она обладает единственным набором этой дряни. У нее был только один способ выбраться из всего этого — заключить с кем-нибудь сделку. Как только остальные участники игры узнают о совершении сделки, они перестанут охотиться за ее ней.

Эйнджел срочно должна продать эти чертовы карточки, иначе очень скоро ее успокоят. Навечно. Нужно немедленно сбросить этот груз с плеч и сматываться из Сан-Франциско.

Весь вопрос, кому?

Конечно же, не «Рыцарям». И не моро. Это точно. Ведь это скорее всего те, кто прикончил Байрона. Может быть, Мередиту? Такую возможность она не исключала. Но сейчас ее пугала перспектива оказаться проглоченной органами безопасности под предлогом соблюдения государственных интересов. К тому же она очень сомневалась в том, что сделку с правительством сумеет устроить так, чтобы в конечном счете не исчезнуть с лица земли.

Итак, что же ей делать?

Эйнджел вытащила билеты и смотрела как переливается их блестящая поверхность в лучах восходящего солнца, струившихся в иллюминатор «Сикорского». Голографическая эмблема «Землетрясения» играла всеми цветами радуги. Еще раз помянув Байрона недобрым словом за то, что тот навесил на нее такой груз, она подумала, всегда ли информация маскировалась под билеты, или же в этом случае просто воспользовался ее любовью к футболу.

«Денверский матч», — прошептала Эйнджел себе под нос.

— Состоится сегодня, не так ли? — произнес ее сосед, социолог Стив, не отрывая взгляда от клавиатуры карманного компьютера, покоившегося у него на коленях.

— В четыре часа пополудни, 16 ноября, на стадионе «Хантердром»…

Одну группу игроков она назвала «ребятами из Денвера», считая, что у Байрона на матче была назначена с ними встреча. Кто бы они ни были, в списке Эйнджел они занимали одно из ведущих мест, хотя бы потому, что до сих пор не покушались ни на нее, ни на ее близких, словом, никак не выдали своего присутствия.

Это давало ей некоторые шансы.

Кроме того, ей действительно хотелось посетить этот чертов матч.

Она увидела, как внизу, под махиной «Сикорского», появилась обезображенная площадка для гольфа. Эйнджел ничуть не сомневалась, что еще немного, и ее взору предстанет оцепление из военных офицеров, полицейских, расставленное вокруг посадочной полосы. Что-то должно было произойти — она чувствовала это.

Но ничего, что вызывало бы подозрения, на импровизированной военно-воздушной базе она не заметила. Ничто не портило стройные ряды «Сикорских», воздушных кранов и аэромобилей. Никто из многочисленных людей, снующих по аэродрому, казалось, не проявлял излишнего интереса к идущему на посадку вертолету. Когда машина сделала разворот и пошла вниз, Эйнджел пробежала взглядом по временным постройкам, складским помещениям, посыпанной гравием площадке, где ей было велено припарковать автомобиль.

— Простите, — сказала она социологу, поднявшись со своего места.

Испытав первый приступ паники, рванула на другую сторону вертолета, обращенную теперь в сторону автостоянки. Из этого положения площадка была видна как на ладони. Даже под таким углом Эйнджел заметила его.

Какого черта здесь делает «БМВ» Байрона?

Некоторые из ученых повернули головы в ее сторону. По виду социолога она поняла, что ей стоит пристегнуть ремни безопасности.

«БМВ» мог означать только одно, — что та банда моро была здесь. Не на самой базе, конечно, но где-то поблизости, — автостоянка находилась за пределами огороженной территории аэродрома. Их было четверо — ударная группа. Им ничего не стоило застать врасплох тренированного лиса, обученного защищаться от террористов голыми руками.

Скорее всего, эти бандиты вооружены.

Четверо против одного. Единственное, что у нее было в руках, это пустой бесполезный кейс.

Вертолет приземлился, и взметнувшиеся облачка пыли закрыли обзор. Толчок был таким сильным, что она едва не вылетела из кресла. Несмотря на то, что машина уже находилась на земле, Эйнджел так крепко вцепилась в подлокотники, что у нее побелели костяшки пальцев.

Винты начали вращаться медленнее и вскоре остановились. Двери открылись, и пассажиры стали покидать салон «Сикорского». Эйнджел оставалась у окна. Где же они?

Оторвавшись от иллюминатора, она поспешила к выходу. Испытывая полную растерянность, она не знала, как быть дальше. Что, если они на базе? Что, если они окажутся работниками какого-нибудь федерального органа?

Впереди нее шла группка ученых. Насколько она понимала, в скором времени должен появиться автобус, который доставит их в служебное помещение аэропорта для прохождения дальнейших формальностей, после чего каждый из них будет предоставлен сам себе. Ученые в ожидании транспорта собрались на краю взлетной полосы. Большинство людей в униформе столпились возле «Сикорского». Рядом с группой пассажиров Эйнджел увидела только одного федерала — молодого парня в гражданской одежде. Он стоял чуть поодаль и все время поглядывал на часы.