«Чего доброго, я и в самом деле стану набожным», — не без иронии думает Тео, опускаясь на колени перед алтарем. Он ждет Соню. Ему нужно с ней посоветоваться. Словно целиком углубившись в молитву, он опускает голову на сложенные руки и думает о Хильде: «Как ее можно спасти? В чем была наша ошибка?» Он мучительно размышляет, но в глубине души понимает, что не придет ни к какому выводу, потому что мысли его невольно переключаются на другое.

Рядом с ним опускается Соня. Она побледнела и похудела, но осталась такой же хорошенькой.

Мысль о том, что Соня могла угодить в лапы этих охотников за людьми, разрывает ему сердце. Страх за нее, которая так не похожа на решительную Хильду, перехватывает ему дыхание.

Соня рассказывает, что она слышала в «Адлоне». Ходят ужасные слухи. Одни называют Хильду Гёбель опаснейшей шпионкой после Маты Хари, другие утверждают, что она стала жертвой злобной клеветы. Она работала одна, так как никто больше не арестован. Советник схвачен только из-за валюты. Кое-кто поговаривает уже о готовящемся процессе.

— Она ничего не сказала, Соня. И она ничего не скажет.

— Неужели мы не можем ей помочь?

— Поверь мне, Соня, если бы мы могли переговорить с ней, она бы нам приказала: затаитесь на некоторое время, а потом продолжайте наше дело. Она наверняка много думает о нас.

— Я думаю о ней день и ночь.

Облаченный в черную форму, бригадефюрер Шелленберг сидит за письменным столом. Пауль Пихотка держится на заднем плане. Он чувствует, как его охватывает легкий озноб. Хильда Гёбель провела на Принц-Альбрехт-штрассе только около суток, а ее уже трудно узнать. При взгляде на нее его снова охватывает страх, который он уже начал было забывать. Достаточно одного слова бригадефюрера, и его тоже бросят в подземелье. А уж там с ним не станут церемониться. Только глаза Хильды Гёбель остались прежними. Они даже стали как будто больше. На человека в черной форме она не смотрит. Она вообще не обращает на него внимания, кричит ли он или говорит едва слышно. «Ей больно, — понимает Пихотка, — и она из последних сил старается не показать этого».

— Все порядочные немцы с негодованием отвернутся от такой личности! — вопит в бешенстве Шелленберг, потому что видит, как мало впечатления производят его слова на эту женщину, на это, по сравнению с ним, ничтожество, — Твое упрямое молчание является для нас лучшим подтверждением вины. А твоих сообщников мы найдем так или иначе. Так почему ты молчишь?

Она покачнулась, но тут же выпрямилась.

— Может быть, на советника уголовной полиции твои уловки и действовали. Он страдает приступами сентиментальности. А я позерства не терплю. Ты для меня все равно что кусок дерьма.

«Какая все-таки у нее сила воли», — думает Пихотка.

Это понимает и бригадефюрер. Он продолжает говорить о величии фюрера, которого не сокрушить никакими предательствами, но привычное воодушевление не приходит.

— Увести! — кричит он в телефон. Пихотке он говорит: — Забери ее назад. — И больше ничего — ни приветствия, ни угрозы, ни порицания.

Советник уголовной полиции покидает Принц-Альбрехт-штрассе в смятенном состоянии духа. «Мне и на этот раз удалось легко отделаться», — думает он.

Полковник Конрад фон Брокхаузен получил из Берлина письмо от своего друга, актера Бернгарда Винкельманна. В завуалированных выражениях, чтобы не догадалась цензура, актер сообщил об аресте Хильды Гёбель.

Полковник решил опередить полевую жандармерию. Через полчаса он был найден застрелившимся у себя на квартире. Его похоронили со всеми воинскими почестями. Причина самоубийства осталась неизвестной, поэтому решили распространить версию, что полковник пал жертвой партизанского налета.

Уже несколько дней Хильду Гёбель не водят на допрос. Следы кратковременного пребывания в гестапо еще не исчезли с ее лица и тела. Но она получила небольшой отдых и возможность собраться с мыслями. Впечатления последних недель она старается гнать прочь, как кошмарный сон. Она знает, что ее ждет, но мысленно уносится в прошлое. Ей в камеру приносят обвинительное заключение. Она читает его без особого интереса. Какое ей дело до высокопарных фраз нацистского прокурора, если в мыслях она может бродить с Бруно по лесу! Они держат друг друга за руки, бегают наперегонки и собирают огромный букет лютиков.

ХИЛЬДА ГЁБЕЛЬ

— Обвиняемая Гёбель, решение имперского военного трибунала вы должны выслушать стоя. От имени немецкого народа я оглашаю приговор: уголовное дело, возбужденное против Хильды Гёбель, рожденной седьмого мая тысяча девятьсот одиннадцатого года в Берлине, проживающей в Берлине, незамужней, работавшей в министерстве иностранных дел рейха, вменяет в вину государственную измену, передачу враждебной державе сведений, составляющих государственную и военную тайну. Обвиняемая Гёбель сама себя поставила вые рамок нашего народного единства. Будучи фанатически приверженной антигерманскому лжеучению, она с каждым годом активизировала свою преступную деятельность. В то время как миллионы мужчин и женщин Германии проявляли свою преданность фюреру и рейху, она была полностью лишена чувства долга.

После того как благодаря гениальной политике фюрера была преодолена безработица, обвиняемая, являясь интеллигентной женщиной, могла бы сделать карьеру в любой области. Ей предоставлялась такая возможность, когда она была еще моложе. Двадцати одного года она была послана одной из немецких газет корреспонденткой за границу. Но в то время как огромная армия мужчин и женщин Германии строила светлое будущее национал-социалистского немецкого рейха, она противопоставила себя фюреру и отчизне. Ее одноклассники и друзья юношеских лет испытывают к обвиняемой только одно чувство — презрение.

Председателя суда доктора Крелля смущают большие глаза обвиняемой, так упорно смотрящей на него, словно она хочет получше запомнить его лицо. Ему неуютно от ее взгляда, и он, боясь сбиться, опускает глаза в свои записи.

— Мы должны осудить преступление, представляющее особую опасность для великой Германии, для военного руководства. Конечно, не вызывает сомнений тот факт, что обвиняемая в итоге не смогла бы добиться успеха. Хильда Гёбель до сих пор не осознала бессмысленности своей преступной деятельности. В этом суд должен усмотреть еще одно доказательство опасности обвиняемой. Ее соучастники, имена которых она упорно скрывала, скоро будут выявлены. Их тоже осудят по всей строгости закона.

На всех допросах Гёбель держалась очень замкнуто и упорствовала в своем бессмысленном молчании. Ей следует винить во всем только себя. Потому что тот, кто упорствует в своих заблуждениях и не испытывает ни малейшего раскаяния, тот неизбежно окажется вне рамок народного единства. К тому же очевидно, что обвиняемой было известно о недопустимости и наказуемости ее действий. Так что о смягчающих обстоятельствах не может быть и речи. Подсудимая Гёбель виновна в тяжком преступлении против родины. Показания сообвиняемого Удо фон Левитцова, процесс по делу которого состоится позже, изобличают ее в подстрекательской деятельности, причем сама Гёбель не отрицает этого. Поэтому в этот решающий для германского рейха час суд мог вынести только одно решение: применить к обвиняемой Гёбель высшую меру наказания.

Похудевшая и бледная Хильда Гёбель стоит под маленьким зарешеченным окном и смотрит на виднеющийся в нем кусочек голубого неба. По нему плывет белое облако. Ей кажется, что она плывет вместе с облаком.

— Бруно, нам еще долго идти?

— Лесная дорога скоро кончится, и ты увидишь деревню.

— Давай споем?

— Начинай, Хильда.

— Нет, ты начинай!

— «Мы — молодая гвардия», — бодро начинает Бруно. Он поет очень громко, но при этом отчаянно фальшивит.

Хильда подтягивает, но тут же сбивается, потому что начинает смеяться: