Всего за одну дюжину лет, канцлер изменил королевство до неузнаваемости, невидимой метлой выгнав из города все самые радостные и нежные чувства. Питаясь чужими эмоциями, он с жадностью пожирал боль и страх, одиночество и грусть, ненавидя даже самую безобидную улыбку, длящуюся один короткий миг.

   - Их наглость недопустима, Ваше Величество, -продолжил подливать масла в огонь канцлер. - Не получив на это право, они самовольно заняли Товарную площадь. С вашего позволения, я уже отдал распоряжения страже.

   - Все верно, - грозно сдвинув брови, коротко ответил король.

   Когда они достигли площади, охрана уже взяла артистов в плотное кольцо. Их печальные образы дополняли белые маски, на которых ярко выделялись черные капли слез.

   Алебарды разошлись в стороны и король, решительным шагом вошел в круг. Артисты учтиво поклонились.

   - Кто глава этого балагана?

   - Я, Ваше Величество.

   Из толпы показалась неимоверно большая, плечистая фигура, облаченная в черный балахон, на котором неумело были пришиты грязно-серые заплатки в виде сердца. На груди здоровяка висела лакированная шарманка с миниатюрной сценой скрытой плотным занавесом из дорогого шелкового платка.

   - Назовитесь! - потребовал король.

   - Лик Мрачный, артист Северных земель и Лилового рассвета, - с достоинством произнес шарманщик.

   - Ух, как пафосно, неправда ли Ваше Величество... Наверное, он из тех бродяг, кто чтит свой поросячий род, выше первого королевского основателя, - вмешался в разговор канцлер.

   - Это так? - спросил Марк ди Соуза.

   - Ваш верный слуга и прозорливый вассал, слегка не прав, - уклончиво ответил здоровяк, заставив крючконосого опекуна заскрипеть зубами от приступа раздражения.

   - В чем же ошибается мой советник? - король с насмешкой нарочно выделил последнее слово.

   - Я не знаю, и никогда не знал своих родителей, а необычное имя я просто выкрал, когда путешествовал в северных землях Дальнего королевства.

   - Вот как? - искренне удивился король. - Никогда раньше не слышал о таком. Зачем же вы выкрали его? Разве вам и так было плохо?

   - Верно подмечено, Ваше Величество. Все дело в том, что без имени - нет артиста, а без сцены - нет меня. Поэтому я не мог оставаться безликим, - пояснил шарманщик.

   - Что за престранные рассужденя, - в очередной раз вмешался в разговор канцлер. - Разве имя можно украсть? Можно стащить грамоту фамильного древа, подделать геральдику или накинуть себе пару весомых родственничков с кучей титулов. Но что бы просто украсть звук?

   - Я тоже удивлен, - согласился король.

   Шарманщик изобразил подобие улыбки, которая обычно возникает на лице родителей, когда ребенок нашалил и ждет неминуемого наказания.

   - Украсть можно что угодно. В том числе и звезды, которые озаряют нам трудный путь. Но в моем случае, речь идет о праве. Право, это великое слово, являющее собой истинный ключ ко многим вещам. Например, очень сложно понять, что такое радость. Но ее легко можно лишить, ограничив человека в самом светлом чувстве.

   Король стал медленно бледнеть. Канцлер злорадно захихикал, ожидая сегодня вечером кровавую расправу с неучтивым артистом.

   - Ты забываешься, фигляр, - жестко произнес Его Величество. - Говоря столь язвительные слова, ты рассчитываешь на мою милость?!

   - Иногда, именно таковой и бывает правда, - не согласился Лик.

   Казнь была назначена на утро.

   В ту ночь Его Величество нервно ворочался - сон никак не хотел приходить и постоянно будоражил короля посторонними звуками.

   Утренний туман ласково стелился по каменным ступеням башни, когда артистов вели к морю. Приблизившись к шарманщику, который последним остался на берегу, король надменно поприветствовал артиста.

   - Надеюсь, плаванье будет удачным?

   - Надеюсь, ваше дальнейшее существование тоже принесет вам только радость, Ваше Величество, - не раздумывая, ответил Лик.

   Взгляд короля сверкнул яростью.

   - Твоя дерзость слишком велика. Ну, ничего. Я постараюсь оставить о себе самое горячее воспоминание. По праву короля!

   Лицо Шарманщика было безразлично. Перед страхом смерти, он будто витал в облаках, совершенно не обращая внимания на скорую гибель.

   - По моему собственному закону, я тоже хочу позаимствовать у вас одно право...

   - Уж не мое ли имя? - рассмеялся король.

   Шарманщик не ответил.

   Деревянный ящик, сильно напоминающий шарманку, медленно удалялся к линии горизонта, унося в своем чреве девятерых циркачей Печального театра. Король еще раздумывал. Но как только из-за хорошо сколоченных досок раздалась минорная мелодия - Его величество принял решение.

   Огненные стрелы взмыли ввысь, и карающим дождем обрушились на плывучую тюрьму. Ящик вспыхнул и заполыхал, будто стог сена.

   Удалившись в свои покои, король заснул, как говорят у простолюдинов - без задних ног. И сон его продлился невероятно долго.

   Он вставал каждое утро, убивая очередной бесполезный день за пустыми, скучными занятиями. Возможно, это были всего лишь яркие сновидения, но вполне вероятно - так складывалась его новая жизнь. Неведомая хворь, бессилие или обычная скука: названий у его недуга было много, а вот причина была одна - король жалел самого себя, не в силах забыть колких речей шарманщика.

   День за днем, ночь за ночью песчинки времени составляли целые барханы, а король продолжать править королевством, постепенно все реже и реже покидая своим покои. Так продолжалось до тех пор, пока не наступил его очередной день рождения.

   Щурясь от яркого солнца, Его Величество торжественно вошел в зал, где уже все было готово для торжества. Мрачные восковые лица, пустые взгляды, тихие речи - даже королевский праздник не смел переступать грань дозволенного.

   ***

   - Представляете себе, перед самой смертью он вздумал мне угрожать. Невероятная смелость! - король поднял бокал и с жадностью осушил его, припомнив старую историю о шарманщике.

   Зал был полон гостей. В праздничных нарядах они стояли небольшими группами, внимательно слушая речи короля. Канцлер сидел по правую руку от Его Величества и на удивление был немногословен.

   В свой день рождение король не мог наговориться, несколько раз даже изобразил подобие улыбки, а в конце пиршества поймал себя на мысли, что неплохо было бы устроить настоящее веселье.

   - Может быть, начнем танцевать? - обратился к гостям Его Величество.

   Ответа не последовало. Верные вассалы боялись нарушить решение короля, заискивающе поглядывая на паутину в огромных углах золотого зала.

   Марк ди Соуза ушел не прощаясь. Спустился к выходу, сбежав по длинной извилистой лестнице. Ударил одного из стражей по пыльной кирасе - тот даже бровью не повел, боясь обидеть правителя.

   Королевский сад напоминал настоящую чащобу: неухоженные, как шерсть бродячего пса аллеи, дыбились в разные стороны заросшей листвой. Кусты потеряли привычную треугольную форму, а тропинки поросли травой превратив излюбленное место королевской прогулки в непроходимый лабиринт.

   Садовник стоял возле дерева и делал вид, что рассматривает птичьи гнезда. Правая рука его указывала вверх, а голова немного подрагивала при дуновении легкого ветерка.

   - Кто дал тебе права бездельничать, а? Ты видел, что происходит с садом? - гневно спросил король.

   Слуга ничего не ответил. Его Величество повторил вопрос, раздражаясь все сильнее.

   Садовник даже не шелохнулся.

   Подойдя ближе, король решил проучить негодника, но когда он схватил того за плечо, его оглушил звук лопающейся струны. Рука садовника безвольно упала вниз, а тело непривычно изогнувшись, медленно опустилось на землю.

   Король в ужасе отпрянул. Перед ним была кукла, а не человек: и десятки невидимых глазу веревочек тянулись куда-то в небеса. Лицо и тело садовника напоминали полевое чучело, набитое сеном и опилками.