— Ну ещё только этого не хватало!.. Пей чай. Давай сюда термометр. Так… температура нормальная… Уже допил? Ну тогда иди работать. Возьми-ка яблоко, пожуй. И послушай сюда: во-первых — успокойся, нельзя так нервничать, ты ещё молодой, а во-вторых — запомни этот наш разговор. И впредь аккуратней брейся, пожалуйста. Ну, беги!..

Утро потихоньку перерастало в обычный рабочий день. Начальство, как всегда, вальяжно порхало из кабинета в кабинет. Стрекотал телетайп. Звонил телефон. Сева с кем-то ругался, угрожая «накатать телегу», если хотя бы ещё раз кто-то там проспит и не пошлёт вовремя доклад. Несколько раз в кабинет заходил Сашка. И каждый раз я дёргался, слыша его голос. Сашка подсаживался за стол Севы и тихо говорил с ним о чём-то, но ко мне ни разу не обратился, будто бы меня тут не было. Я же сидел как на иголках, не поднимая головы от стола.

В середине дня, плотно погрузившись в работу, я, кажется, немного успокоился. Никто не тыкал в меня пальцем, припоминая ночные события в Бункере, никто не отпускал «голубых» шуточек на мой счёт. Конечно — умом я понимал, что Сашка никому не расскажет. Хоть он и «не подарок» по характеру, но всё-таки далеко не идиот… Однако, всё равно по спине пробегал неприятный холодок от одной только мысли… Да и как было не бояться? Если то, что произошло сегодня ночью в Бункере, станет хоть кому-то известно — всё! — мне крышка. А ведь так хорошо все наши отношения складывались до этого!…

С другой стороны, эти мысли потихоньку вытеснялись иными. Более субъективными. Вновь и вновь прокручивая в голове ночную сцену, я вспоминал и анализировал Сашкины слова: тон, которым он их произносил, их смысл. И, чем дальше — тем ближе подходил к странному и даже жуткому объяснению, — я был не прав. Не прав по отношению к Сашке, к себе, своему поведению… И, наконец, самое жуткое — не прав по отношению к нам. Этот кошмарный вывод ну никак не мог вписаться в прочное армейское клише — следовательно, возникновение этой ситуации произросло из каких-то других источников. Вопрос: каких? Тут-то всё и запутывалось… то есть мои прежние рассуждения разбивались в пыль — разбивались рядом с такими понятиями, как «трепет», «сердце», «чувство»… и т.д.

Как же я действительно отношусь ко всему этому?! И как я отношусь к Сашке в частности?! Разве я когда-нибудь задавал себе эти вопросы? Разве я могу смело на них отвечать, не понимая их сути, не уяснив себе до конца?.. А ведь именно так оно и было сегодняшней ночью… Неужели я всю свою жизнь занимался лишь игрой в прятки, сам с собой?…

Чем больше я размышлял, тем больше кружилась у меня голова…

Ближе к обеду ко мне подсел Сева:

— Как дела?

— Ничего… — буркнул я, не желая вступать в разговор.

— Вы сегодня с Сашкой оба какие-то странные, — заметил он.

— Что? — моё сердце вмиг ушло в пятки: началось!.. — Какие такие «странные»? – вроде бы не понял я.

— Да не такие вы какие-то, — пожал плечами Сева. — Ты с утра как к столу прилип, так и слова от тебя не вытянешь.

— Работаю.

— Смотри, заработаешься — слишком хорошим солдатом станешь. А Сашка — тот вообще злой сегодня с утра, как собака. На всех наезжает. Цапу так чуть на хуй не послал открытым текстом. Меня и вовсе раз двадцать «отправил». Да ты сам видел, небось?

— Нет... нет не видел.

— Хм-м… Ну так вот: говорит мне что-то по работе, но так говорит, как будто сейчас в морду въедет. Мне даже показалось, что он еле сдерживается. По-моему, у него кулаки чешутся… Ох, кому-то из вас сегодня не повезёт, — Сева ехидно хмыкнул.

Я обозлился. Знал бы он, по ком действительно у Сашки кулаки чешутся, то не сидел бы так, с наглой ухмылочкой.

— Всё-таки что у вас там в Бункере случилось? — донимал Сева.

— Ничего.

— Дед духа учил? — он снова идиотски ухмыльнулся.

— Пошёл нах.., — буркнул я и отвернулся.

— Во народ сегодня даёт! Ну если я прав, то с тобой-то всё ясно, но Сашка-то чего так заводится?

— Я же сказал: пошёл нах…

Но в душе я облегчённо вздохнул. Пусть Сева думает так как хочет. Главное — Сашка ничего никому не рассказал. Если уж Севе не сказал, то больше тут и некому.

— Ну-ну, — снова хмыкнул Сева.

Потом нагнулся и злорадно зашипел:

— Пока ты ещё не резидент, а простой душара! А духи должны вешаться! Как Сашка сказал — так и будет, понятно?!! А ты стал совсем борзый, как я посмотрю… Что тебе сегодня Бухара говорила, колись?!

Он меня начал понемногу смешить… Вот пристал-то!..

— Абсолютно то же самое, что и ты, Сева. Тем же тоном, теми же словами и с таким же выражением, как у тебя. Один в один.

Сева ничего не понял. Он глядел на меня, как баран, стараясь натолкнуться своей башкой хоть на какую-то здравую мысль.

Чувствуя это, я окончательно успокоился, даже улыбнулся ему.

— Сева! Какой ты нудный. Дай тебе волю — насмерть занудишь.

Сева поднялся со стула, отправляясь восвояси, и расхохотался:

— Духи! Вешайтесь! — проревел он армейскую поговорку.

— Уже в петле. Все. Давно!.. — отпарировал я ему вдогонку.

К трём часам дня вновь появился Сашка.

— Эй? Бойцы? Вы жрать сегодня идёте или нет? Я так просто умираю, хочу в столовую. Короче, меня нет!..

Захватив старый портфель, нашу обычную тару под еду на вечер, мы отправились в столовую. Шагая по тротуару вместе со всеми, я искоса наблюдал за Сашкой. Он сегодня был действительно чересчур активный и задиристый. Чего он-то так бесится? Ну я — понятно, а он-то чего? И во что это всё выльется? Кулаки у него действительно чесались. Похоже, те подзатыльники, доставшиеся Славке и Андрею, были только началом.

На полпути нас остановил патруль внутренних войск. Молодой лейтенант — наверное, только что из училища — и с ним трое казахов с красными повязками на рукавах. Мы показали наши «универсальные» пропуска. Лейтенант не скрывал своей неприязни к тому, что бумажки как бы говорили: «мы тебе не по зубам». Чтобы отыграться и проявить-таки блеск своих новых погон, он привязался к внешнему виду стоящих перед ним бойцов. Казахи за его спиной лыбились, слушая эти критические замечания. Лейтенант безошибочно угадал в нас троих молодых солдат, и мы послужили ему как наглядное пособие к лекции на тему: «Об Уставе, Форме, вконец забуревших рядовых, окопавшихся в Штабе и отлынивающих от тягот по защите Отечества». С видом бескомпромиссного Наставника он демонстрировал своему патрулю расстёгнутые верхние пуговицы Славки и Андрея, ядовито комментируя, что все беды в армии — от этой расхлябанности. Затем лейтенант потянул меня за свободно болтающийся ремень.

— Э? Молодой? Ты сколько прослужил, что ремень так носишь?

И тут неожиданно встрял Сашка:

— Слышь ты, плоскорожий? — обратился он то ли к казаху, стоящему за лейтенантом, то ли к самому лейтенанту. — Чего лыбишься? Зубы жмут?

Казах состроил зверскую рожу.

— Ти цего, ё…т…м…?!! — зашипел тот матом.

После этого патрульный осведомился у Сашки «о его дальнейших жизненных планах и намереньях».

Сашка мгновенно подскочил и рванул его на себя за воротник гимнастёрки так, что брызнули пуговицы. Лейтенант, забыв про меня, с криком вклинился между ними:

— Э, э! Боец?! Мать твою! На «губу», бля, отправлю!!!

Сева схватил Сашку за одну руку, а я уцепился за вторую.

— Сержант! — кричал лейтенант Севе. — Что за дела?! А ну все — ша-а-гом арш обратно в Штаб! Мне с вашим командиром будет о чём поговорить. Я вам, суки штабные, устрою райские кущи… Вы у меня взвоете! Сейчас и потом, на «губе»! Зажрались? Ну ничего, мы вам на «губе» мозги выправим!

 «…И маму, и папу, и домовую книжку… Вот влипли-то». Я лихорадочно соображал, что делать.

— Товарищ лейтенант! — козырнул я, приложив не руку к голове, а голову к руке, так как руки были заняты. — Разрешите обратиться к товарищу сержанту?

Сева и лейтенант округлили глаза.

— Разрешите обратиться к товарищу сержанту? — повторил я.