Изменить стиль страницы

Вероятно, вы сейчас думаете: ну все, сбылись мечты и грезы, время остановилось, фейерверки и спецэффекты, как в «Матрице». Ага, как же. Дело в том, что так происходит лишь тогда, когда ты этого ожидаешь, когда подготовился душевно и физически. А тут — как снег на голову. Все равно что дать полный газ на холодный мотор — шестерни скрежещут, дым столбом, а толку чуть. Поцелуй из дара небес превратился в адское испытание.

Видите ли, предыдущим уроком у меня была физкультура, проходившая на улице; погода стояла прохладная, поэтому мой нос был забит черт-те чем и дышать приходилось через рот. Короче, Кирстен залепляет мне свой поцелуй как раз в тот момент, когда я разинул пасть, словно рыба.

Меня прошибает миллионом вольт. Это уж слишком — и мой рассудок решает отправиться в отпуск на Гавайи; я почти что слышу гул двигателей самолета, отрывающегося от взлетной полосы аэропорта Ла-Гуардиа. Единственная мысль, еще бьющаяся в голове: «Слава богу, брекеты сняли месяц назад» — тут же сменяется ужасом: Кирстен непременно обнаружит мой ретейнер[6], и на кой мне именно сегодня взбрело на ум лопать за ланчем салями, и забил ли ее запах брауни, которым я заел эту самую салями, и откуда это вдруг повеяло мятой?..

А в следующий миг я слышу какой-то звон — должно быть, звенит у меня в ушах; правда, я тут же соображаю, что это звонок на урок, из чего следует, что я опоздал и меня оставят после занятий; но все это неважно, потому что в ту же секунду раздается щелчок фотоаппарата — это Дьюи Лопес запечатлевает мгновение для вечности и, крикнув «Спасибо, ребята, вы просто супер!», уматывает — по всей вероятности, искать мои мозги на пляже острова Мауи.

Кирстен наконец отстраняется, и я произношу (клянусь, я правда так и ляпнул!):

— Тебе отдать твою жвачку или пусть остается у меня?

Она слегка краснеет, а может быть, зеленеет, не знаю, потому что, кажется, мозговая травма на время делает меня дальтоником.

— Извини, — говорит Кирстен. Вообще-то, это мне надо бы извиняться, но мой ум все еще занят проблемой, что делать со жвачкой, поэтому я молчу. А Кирстен продолжает: — Ну, словом, спасибо тебе большое. Гуннару очень необходима поддержка.

— Спасибо за спасибо, — мямлю я. — Благодари меня в любое время!

Кирстен исчезает еще быстрее, чем Дьюи Лопес, а я отправляюсь на математику.

Об этом уроке у меня не сохранилось никаких воспоминаний.

* * *

С девочками у меня мало опыта, и все мои отношения с ними кончались плачевно. Исключая Лекси Кроули. Место крушения этой любви в конце концов заросло цветами, а не ядовитым плющом и хищной росянкой. Иначе говоря, мы с Лекси остались друзьями, но это не такая дружба, как с Хови и Айрой. Эти двое для меня что-то вроде родственников — от них никуда не денешься, значит, и рыпаться нечего, остается научиться жить с ними. Вообще-то, иметь таких друзей просто необходимо. Как бы ни повернулась твоя жизнь, в ней всегда должно быть место Айрам и Хови — для повышения уровня твоего самоуважения. Потому что по сравнению с ними ты выглядишь просто суперски.

Но с Лекси все по-другому. Прежде всего — вместо обычного зрения у нее внутренее. Слепота не всегда делает человека выдающейся личностью, но внучке Старикашки Кроули удалось выстроить вокруг того, что другие назвали бы физическим недостатком, нечто волшебное. Во-вторых, у Лекси особый шик, причем не из разряда «я-лучше-тебя». У нее настоящий, не фальшивый блеск. Я восхищаюсь ею.

Вот как обстоят дела между нами: Лекси может заявить, что друг из меня гораздо лучше, чем бойфренд, и я восприму это как комплимент. Это действительно большая похвала, потому что у обычных девчонок выражение «Я люблю тебя как друга» означает: «Держи свои лапы подальше от меня, слизняк» — но у Лекси все иначе. Я знал: если уж спрашивать кого-либо, что на самом деле означает поцелуй Кирстен, то только Лекси.

В тот день после уроков я направился прямиком в ресторан Кроули. Хотя Старикашка и владеет основной долей капитала в «Париж-капише», его главное предприятие — знаменитый ресторан Кроули. Старикан и Лекси в буквальном смысле живут там. Заведение помещается в огромном особняке, где занимает весь первый этаж. Лекси и ее дедушка живут на втором вместе с пятнадцатью псами: семью смертными грехами, семью добродетелями и одним псом-поводырем, у которого наверняка проблемы с самоидентификацией, поскольку он единственный золотистый ретривер среди четырнадцати афганских борзых.

— Тебе чего надо?! — взревел Кроули, открыв дверь. Это его обычное приветствие, кроме тех случаев, когда он сам меня зовет. Тогда он говорит: «Ты опоздал!», даже если я пришел раньше времени. Впрочем, так старый брюзга обращается не только со мной. Для Кроули весь мир — один большой враг, который только и ждет, как бы с ним расправиться. По убеждению папы, для Старикашки нет большей радости, чем видеть, как мой отец дрожит перед ним. Вот тут я мог бы кое-чему папу поучить, потому что я никогда не пасую перед Кроули. Я смеюсь над ним. Старикана это бесит, но, думаю, именно поэтому он меня уважает.

Псы подняли лай и кинулись обниматься. Кроули оттащил Чревоугодие за ошейник и прогнал прочь. Поскольку Чревоугодие был альфа-самцом, остальные члены стаи потрусили за ним.

— Что, пришло время? — спросил Кроули, как только я вошел в квартиру.

— Так я вам и сказал, — усмехнулся я.

— А мне и говорить нечего. Я сам знаю! — огрызнулся он. Старик намекал на свое ежемесячное похищение — обычно я приходил к ним, чтобы обсудить с его внучкой детали. Как я уже говорил, Кроули обязал нас с Лекси каждый месяц похищать его и заставлять откалывать что-нибудь бесшабашное. Старый мизантроп даже платил мне за это. Нам было разрешено вовсю пользоваться его богатством для организации очередного приключения, что открывало перед нами уникальные возможности. В прошлом месяце, например, мы устроили ему встречу с дельфинами в бруклинском океанариуме, куда для вящей потехи персонал подпустил акулу.

— Что на этот раз? — осведомился Старикан.

— Космический челнок, — ответил я. — Отправитесь взрывать комету, пока она не уничтожила Землю. Привяжем вас к боеголовке — и привет.

— Умник нашелся. — Он ткнул в меня тростью. В прошлом году Кроули сломал бедро, однако не думаю, что ему нужна палка для ходьбы. Уверен — он продолжает пользоваться ею исключительно в качестве оружия.

— Тогда рассказывай, что еще ты там в «Париж-капише» натворил в последнее время.

— После того случая в День благодарения? Сожалею, но порадовать вас нечем — с тех пор я ни разу не облажался.

Раздосадованный Кроули насупился и потряс головой.

— Невероятно, — сказал он. — Ты умудряешься разочаровывать меня, даже когда не разочаровываешь. — И ушел на кухню, где на него немедленно накатили янтарные волны собак.

Десять минут спустя Лекси пришла домой и удивилась и обрадовалась, найдя здесь меня. Она отцепила поводок Мокси, собаки-поводыря, и пес кинулся ко мне, бурно выражая все те чувства, которые воспитанная и сдержанная Лекси предпочитала скрывать.

— Хорошо, что ты зашел, — проговорила она. — Я думала о тебе.

— Ты думала обо мне? — удивился я. Интересно, что же она думала и почему? И что я должен чувствовать в этой связи: смущение, удовольствие или неловкость?

— В нашей школе появился новенький, который по голосу очень напоминает тебя. Когда мы в столовой, я только его и слышу все время. Это очень напрягает.

— Понятно, — сказал я. — Если этот парень похож на меня, то он и вправду напряжный.

Лекси засмеялась:

— Да нет, это только потому, что я постоянно принимаю его за тебя.

Мы уселись в гостиной, и я перешел непосредственно к делу, выложив ей причину своего визита. Ожидал, что вот сейчас она одарит меня своей великой мудростью и, может быть, даже вручит карту с маршрутом в душу Кирстен Умляут. А Лекси вдруг скрестила руки на груди.

вернуться

6

Ретейнер — тонкая проволочка, ортодонтическая конструкция, завершающая часть ортодонтического лечения.