Зима, правда, была условная (плюс 25 Цельсия). Роль елки в таверне, сделанной во французском деревенском стиле, играла араукария в огромной бадье с грунтом. Что касается такого «классического» атрибута, как снег – он был ещё впереди.

Лианелла на несколько секунд оказалась в центре внимания, затем подверглась не слишком длинной воспитательной беседе с мамой, а затем получила возможность отскочить в «условно-молодежный» угол к Гогену, Танку, Юлису и Винку.

– Ну, что, японская принцесса, – Юлис подмигнул ей, – получила по ушам?

– Тьфу на тебя, – буркнула она, хватая из блюда с салатом кусок курицы.

– Надулась, – констатировал он повернувшись к напарнику. – Скажи, Винк, если она продолжит дуться, то мы не расскажем ей страшную тайну.

– Не расскажем, – грозно согласился Винк, отхлебывая бужоле.

– Нагнали тумана на ровный берег, – охарактеризовал их поведение Танк.

– Не мешай нам выпендриваться, – сказал Юлис.

– А какой масти тайна? – Спросил Гоген.

– Ты ещё не знаешь, что было прошлой ночью? – поразился Винк.

– Откуда? Прикинь, у меня теперь две vahine и пятеро tama, из них четырём неполная декада от роду. Я прыгаю, как авиа-лягушка с Тепе-Элаусестере, сюда и обратно.

– Да, это я не сообразил…

– Тайну сюда! – Встряла Лианелла. – А то я лопну от любопытства, и вас заест совесть.

– В общем, – прошептал Юлис, – пошли мы вчера вечером в «Летучего Гренландца».

– Вчетвером, – уточнил Винк, – в смысле, с девчонками. Либби и Соли, ты их знаешь.

– Ну. И дальше?

– Дальше, хлопнули по стакану пальмового пива. Поплясали. Посмотрели по TV твои подвиги в Папуа. Круто! Твой принц реальный бэтмен.

– Поэте Тотакиа очень профессионально пилотирует, – заметил Гоген.

– А «Mowe», – заметил Танк. – Это переделанный «Aeriane Swift», Бельгия, 2002 год.

– Нет, – возразил Гоген, – это переделанный «Mitchell U-2 Superwing», США, 1977-й.

– Может, так. Но, по-любому, это слегка переделанный старый любительский wingfly.

– Пфф! – Гоген фыркнул. – Ну тогда Space Shuttle – это слегка переделанный самолет братьев Райт 1903-го. Новый движок, заклепки, модная краска, всякий тюнинг…

– Обещали тайну! – Перебила Люси.

Винк понизил голос до шепота и произнес:

– В общем, мы взяли ещё какой-то болтушки вроде коктейля и вдруг смотрим: около стойки бара две чертовски знакомые фигуры.

– Кто? – Также шепотом спросила она.

– Во-первых, твоя мама.

– Ну…

– …А во-вторых, доктор Дюги. Чтоб мне провалиться, если вру.

– Про банджо расскажи, – встрял Юлис.

– Банджо было потом, – напомнил Винк, – а сначала они просто немножко выпили и поплясали salsa.

– Немножко? Как же! Они хлопнули по полстакана рома, не меньше.

– Нет, Юлис, они выпили совсем немножко!

– Да? А почему они такое вытворяли?

– Потому, блин, что это любовь, ты понял? – Винк для убедительности пихнул своего напарника плечом и продолжил. – Значит, там на стене висело банджо, и доктор Дюги арендовал это банджо за один фунтик. Ну, в «Летучем Гренландце» такое правило…

– Знаю, – перебила Лианелла. – И что дальше?

– Он классно шпарит на банджо, вот что дальше. Ты не знала? Вот, и мы не знали. Для начала он выдал что-то такое вроде баллады. И ещё одной баллады. А народ оценил, и ребята притащили ему funnel. Такой усилитель для морского сигнала, ватт на сто.

– Круто!

– Ещё круче, – поправил Юлис. – Усилитель, это ладно, но когда твоя мама арендовала половину стойки бара… Там стойка основательная, отпиленный кусок фюзеляжа…

– Знаю. Так, зачем мама это арендовала?

– Чтобы плясать, зачем же ещё? Слушай, она что, когда-то занималась гимнастикой?

– Да, – Лианелла кивнула. – У нее даже медаль универсиады. Но это было до меня.

– Вот! – Винк хлопнул ладонью по столу. – Я сразу сказал: Доминика профи. Любитель технически не может так вертеться на руках. Шлепнется, и все.

– Мама плясала на стойке бара? – Недоверчиво уточнила Лианелла.

– Ещё как! – Подтвердил Юлис. – Ты можешь посмотреть в i-net. Там дельтапланерные туристы не зевали. Сняли это на свои карманные гаджеты для истории астронавтики.

Теанкеноэ Алингело толкнул Лианелле свой palmtop.

– Глянь. Экран, как бы, маленький, но для общего впечатление.

– Мерси, Танк… – Она ткнула значок «play» и пару минут молча созерцала, а потом резюмировала: – …Блин! И после этого мама запрещает мне летать на глайдере!

– Мир полон мелких несправедливостей, – трагическим тоном ответил Винк.

– Сейчас тебе расскажут про несправедливость, – пообещал ему Юлис. – Вот святой Сильвестр идет. Сейчас опять пристанет к доку Тетиэво про Папскую академию.

Винк глянул на вошедшего в таверну Пьера Арше, доктора физхимии и астрофизики (неофициально известного, как падре Пьер), и покачал головой.

– Не будет он приставать с этим под Новый год.

– Будет, как видишь, – проворчал Юлис, глядя, как падре Пьер (одетый, разумеется, в обычный европейский тропический костюм без «римско-католической символики») целенаправленно движется к той точке стола, где устроился 62-летний утафоа.

– Что за история? – поинтересовалась Лианелла.

– Предложение Папы Климента XV, – пояснил Винк, – построить на Таити маленький филиал Папской академии наук. За счет Ватикана, конечно. И падре Пьер пытается агитировать за это дока Тетиэво, потому что тот верховный судья.

– Что? – Удивленно переспросила она. – Какой ещё верховный судья?

– А ты не знала? – Он сделал большие глаза. – Хотя, понятно. У тебя принц и это…

– …Блин! Винк! Я сейчас ткну тебя вилкой куда-нибудь.

– Всё-всё, я молчу. Гоген, скажи сердитой мадмуазель, что я не вру.

Поэле Ваэохо Гоген утвердительно кивнул

– Дядя Ематуа один из верховных судей по рейтингу на год. По ходу, ты в курсе: у нас ежегодно выбирается шесть судей: три по жребию, три по рейтингу.

– Да, я знаю. Но я не думала, что док Тетиэво участвовал в выборах.

– Просто у нас такие выборы, – пояснил Гоген, – foa 18 декабря отправили на сервер сообщения с именами канаков, которым они больше всего доверяют, и всё. А в конце декабря была полу-научная тусовка на Гваделупе, и там Папа Римский передал доку Кватро Чинклу, математику с Киритимати, предложения про филиал академии.

– И что теперь? – Спросила она.

– Теперь это читает Верховный суд, и в первой декаде января будет вердикт. Типа, или разрешить с какими-то ограничениями, или послать на… В смысле, не разрешить.

– Второй ответ правильный, – сказала Лианелла, выдергивая из салата помидорчик.

– Почему? – Удивился Танк.

– Потому, – ответила она, – посмотри, что из-за этих поповских штучек творится во Франции и окрестностях. Вам здесь такое надо?

– Такое, нам, конечно, не надо, – ответил канак. – Но можно разрешить гетто, как в буферной Папуа-Малайской зоне для гастарбайтеров-мусульман.

– Хэй, бро! – Возмутился Гоген. – Ты сам-то понял, что залепил? Гетто на Таити, в ста милях от Раиатеа, где maraeroa te Mauna-Oro arikiroa te Aku-Hiva y proa te tupuna-foa?

– Хэх. Joder… – Танк почесал в затылке. – Да, это я какую-то херню сказал…

– Чего-чего? – Переспросил Юлис.

Лианелла похлопала французского программиста по плечу.

– Меньше играй в «Doom-shooter» и больше интересуйся культурой.

– Кто бы меня учил жизни, только не некоторые принцессы…

– Ладно, – перебила она. – Объясняю, слушай. Таити недалеко от Раиатеа, а на Раиатеа древний marae, храм, построенный великим королем Мауна Оро, который привел foa – канаков из страны предков на первом каноэ-проа и объединил Гавайику, Океанию. И поэтому рядом с Раиатеа нельзя делать такой дерьмовой штуки, как гетто.