Любой нормальный канак, который учился в школе, знает: для женского организма оптимальный возраст первых родов 17 – 22 года. На 10 лет позже этого периода тоже нормально. И на год раньше – нормально. На 2 года раньше уже не рекомендуется. А рожать ещё раньше это риск. Но если полмозга в жидком азоте, то организм в 14 лет оказывается с двойней в пузе на 6-м месяце. И не случайно, а за счет биодобавок для фертильности. Эту девчонку зовут Чеди, я увидел её в дансинге и подумал: «У меня глюки! С таким пузом самбу не танцуют». Если искать психологию, то я снял Чеди не только потому, что она симпатичная, а потому, что моему мозгу надо было проверить, глюк это или реальность. Оказалось – второе. Ну и дальше, по туземному обычаю, мы двинулись на полянку, где мягкая растительность. Типа такой травяной коврик. Тоже биотехнология. Три четверти бытовой камасутры явно не годились, но, если драйв, то можно зажигать и с одной четвертью. Заснули часа в 4, не раньше, а в 6 подъем, блин.
Рилдэ, наш сержант, проявил особое внимание. Нашел нас за пару минут до подъема, посмотрел, и шепчет: «Хэй, ты проснулся?» Я так: «Типа, да». А он так: «Иржи, ты экстремал!». А я так: «Все под контролем, командир, я консультировался с локальной биомедициной»… Кстати да. Я ещё в дансинге поймал доктора Гракха, и спросил. Он ответил, что от make-love, если аккуратно, никакого вреда, кроме пользы. По ходу, не ошибся. Хотя я у Чеди не спрашивал. Она хорошо спала, и на фиг её будить? Во как.
А начал я с карабинеров. Мама была слегка против. Типа шёл бы я лучше в высший колледж. Папа высказался неопределенно. Типа, фиг знает, но, если конкурс пройден, отказываться глупо. И добавил, как бы между прочим, что новый род войск обычно появляется к новой войне. Это папа мне сказал уже тет-а-тет, без мамы и сестренки. Вообще циркулирует мнение, что 3-я Мировая война началась в феврале этого года с Галапагосского конфликта, когда Бразилия и Чили поделили южное Перу. По ходу логично. Следом был передел Индокитайского и ново-гвинейского региона, война в Мадагаскарском проливе и, без перерыва, война за передел Экваториальной Африки. Добавляем Манчжурскую, Бирманскую и Малаккскую войны и получаем, по охвату, реальную мировую войну. Но есть и другое мнение: это не 3-я Мировая война, а 1-я Космическая. И началась она с апрельской Баллисты около Венеры. По ходу, тоже логично. Все резко метнулись делить космос, а войны на Земле, это как бы только отражение главного поля битвы… Хэх. Доживем – увидим, как говорит наш сержант.
Кстати, о космосе. Здесь, на Руго-Элаусестере космическая тусовка не слабее, чем на Муруроа, где готовят Каравеллу, но это за кадром. Интересно, сколько сейчас в мире космических центров за кадром, и чьих? Наверняка есть что-то у китайцев и у янки. Наверняка есть что-то у индусов и у австралийцев. Но они все шифруются… Упс… Оказывается, на том скринере прикатили интересные персоны. Поэле Ваэохо Гоген, продвинутый инженер по фитэпам, это понятно. Но почему в компании с ним дочка Доминики Лескамп, французского инженера-астронавта? Значит ли это, что старшая Лескамп тоже собирается сюда? А если собирается, то связано ли это с Каравеллой? Интриги, блин. Маски, плащи и кинжалы. Три мушкетера 400 лет спустя, нах…
------------------------------------------------------------------
…Лианелла Лескамп поправила на себе лиловую пляжную накидку из паучьего шёлка, завязанную на поясе так, что получалось нечто вроде легкого короткого платьица – безрукавки и вопросительно посмотрела на Гогена.
– Так нормально?
– По-любому нормально, – ответил маркизский инженер, одетый в папуасский пояс с несколькими навесными карманами. – Не делай из этого проблему.
– Я не делаю проблему, но… Дурацкая ситуация. Тут практически все ходят голые, и в результате мне кажется, что с моей одеждой что-то не так. Не тот dress-code.
– На самом деле, – ответил он, – тут нет никакого dress-code… И undress-code тоже нет. Одевайся, как тебе удобнее, или никак. Большинству туземцев удобнее именно никак, однако это не значит, что ты обязана им подражать. Тебе об этом уже рассказывали…
– Да, – перебила она, – я это себе представляла, как пляж нудистов… Или как любой меганезийский пляж. Ничего особенного. Но здесь этот стиль не только на пляже, а и вообще в жизни. Undress-code, как ты пошутил… Или не пошутил…
– Не пройдет и двух дней, – пообещал Гоген, – как ты выберешь для этого места свой персональный стиль и перестанешь фокусировать на этом свое внимание.
– Хорошо, если так, – она улыбнулась, а потом снова стала очень серьезной. – Слушай, мама сказала: с тобой можно советоваться про что угодно. Но я не знаю. Есть такая скользкая тема… Только, между нами, договорились?
– Мы об этом договорились ещё на Муруроа, – напомнил он. – Ты хочешь спросить про туземные сексуальные обычаи, точно?… Они почти такие же, как и во всей Меганезии. Большинство девчонок твоего возраста в это играют. Но если ты не хочешь играть, то просто не играешь. И никаких объяснений, кроме «я не хочу». Это принцип tiki.
Юная француженка снова улыбнулась и качнула головой.
– Знаешь, я ещё не привыкла к тому, что здесь… Everyone is not same as everybody.
– Типа, да, – ответил Гоген, – Убирать «not» из этой фразы у нас запрещено Хартией, поэтому, мы, канаки признаны варварами в официальной резолюции UNESCO.
– И вы дружно гордитесь этим? – Слегка насмешливо спросила она.
– Я горжусь, – лаконично ответил он.
– Не помешаем? – Раздался иронично-тактичный голос Уфти Варрабера.
Атаурский полковник стоял в пяти шагах от маленького лодочного пирса, на котором обосновались Лианелла и Гоген.
– О, черт… – Выдохнула француженка.
– Aloha, – ответила Симона Сид, устраиваясь рядом. На представительнице политбюро правящей партии Соц-Тимора была надета очень короткая синяя юбочка, застегнутая липучкой на правом бедре, и кислотно-яркий алый шейный платок, завязанный таким образом, что под шеей получался квадратный узелок, а два изящных острых хвостика спускались вниз и в стороны слегка накрывая небольшие загорелые груди. Этот наряд дополнялся кислотно-желтой банданой, охватывающей лоб и не дающей рассыпаться блестящим черным волосам, причесанным с некоторой артистичной небрежностью.
– Симона здесь зажигает не по-детски, – пояснил Уфти. На нем самом не было надето ничего, кроме легкой матерчатой перевязи с небольшой сумочкой.
– А полковник Варрабер спит с пистолет-пулеметом, – наябедничала она.
– Ничего подобного! Я отстегиваю перевязь и кладу рядом. Это не называется «с»!
– Демагогия, – припечатала тиморка. – Ладно, мы тут интересуемся: вы смотрели последние новости с острова Росса? Там есть, что обсудить.
– А что там случилось? – Спросил Гоген.
– Случилось страшное! – Произнес Уфти и скорчил гримасу, достойную самого злого скандинавского тролля по голливудской версии.
-------------------------------------------------------------------
-------------------------------------------------------------------
Привет всем! Напоминаю: меня зовут Иден Блай, вообще-то я продюсер научно-художественной кинокомпании «Au-Interstellar», и я веду многодневный судебный репортаж с острова Росса за отсутствием тут штатного корреспондента 1-го канала.
5 ноября, третий день процесса над международной исламской террористической группировкой, захваченной в Паттайе (Таиланд) и, частично, у нас в Окленде, был знаменателен множеством неожиданных событий. Для тех, кто не смотрел судебное заседание online, я изложу события кратко. Начну с маленькой победы гуманизма, в которой есть доля моего участия. Несовершеннолетняя Райни Кхитмай, мусульманка, согласилась на помощь психолога – не мусульманина и решила, при его поддержке, согласиться выступить с показаниями. Этим психологом стал мой коллега, Торверк Хникарсон, исландец, киносценарист и философ. Он прилетел на остров Росса тоже с Туамоту, но несколько позже меня, поскольку заезжал на фестиваль на Фиджи.