Однако далеко не все происходящее напоминало о бытующих там диких нравах; наряду с ними развивались города, и возникали новые населенные пункты, здесь обживались семьями, зарождались газеты, образовывались театральные труппы и оркестры, строились банки, школы и храмы, прокладывались дороги и улучшались средства связи. Процветали услуги старателей, к тому же бесперебойно работала почта. Сюда прибывали женщины, благодаря которым расцветало человеческое общество, упорядоченное и с нормами элементарной морали, тем самым уже не считаясь прежним сбродом холостяков и начинающих проституток, напротив, в него стремились внедрить законы и возвратить к забытой в бредовой погоне за легким золотом цивилизации. Деревня стала носить почтенное имя, присвоенное ей в ходе торжественной церемонии с участием группы музыкантов и целого шествия, на которой помогала Джо Ромпеуэсос впервые одетая женщиной и всячески поддерживаемая своей компанией. Недавно прибывшие сюда супруги вздрагивали, едва завидев «этих проституток», но помня про себя, что Джо с девочками спасли немало человеческих жизней за время эпидемии, тактично помалкивали насчет характера деятельности последних. Что же касается другого борделя, против него развернулась целая бессмысленная война, потому что до сих пор на каждые девять мужчин приходилась одна женщина. Под конец года Джеймс Мортон радушно приютил в своем доме пять семей квакеров, которые пересекли весь континент в запряженных волами повозках и приехали сюда не столько из-за золота, сколько привлеченные необъятностью этой целинной земли.

Элиза пребывала в растерянности и уже не знала, по какому следу стоит идти дальше. Хоакин Андьета словно растворился в сумятице нынешних времен, к тому же на его месте стал вырисовываться некий бандит со схожим описанием чисто внешних характеристик и вроде бы даже и именем. Все же девушке было почти невозможно сопоставить его с некогда благородным молодым человеком, которого любила всей душой. Автор страстных писем, что хранила при себе точно единственное сокровище, просто не мог быть тем, кому приписывали столь свирепые преступления. У мужчины всей ее жизни никогда не будет ничего общего с каким-то бессердечным типом наподобие Джека Три Пальца, так размышляла девушка. Однако данная уверенность рассеивалась как дым и особенно по ночам, когда в одном из множества своих разных обличий появлялся Хоакин, принося своей возлюбленной крайне противоречивые известия. На утро просыпалась, дрожа всем телом, еще долго преследуемая бредовыми призраками собственных ночных кошмаров. Ведь уже не могла по своему желанию входить в мир сновидений и выходить из него, как тому учила ее Мама Фрезия еще в детстве. Также не удавалось расшифровывать видения и символы, что, не переставая особенно по утрам, кружились в голове, создавая собой грохот катящихся камешков, подталкиваемых течением реки. Придя в себя, неутомимо заносила происходящее в дневник, надеясь, что когда-нибудь отгадает суть всплывавших в сознании образов. Перечитывала дорогие сердцу любовные письма строчка за строчкой и чуть ли не по слогам, ища там сколько-нибудь понятные знаки, однако ж, подобное неизменно приводило девушку в еще бóльшую растерянность. Все эти письма представляли собой единственное доказательство того, что возлюбленный жив, и чтобы не помешаться окончательно, она цеплялась за них чуть ли не мертвой хваткой. Искушение впасть в полнейшее безразличие, считая последнее способом избежать мук продолжительного поиска, было, как правило, крайне невыносимым. Уже дошла до того, что сомневалась практически во всем: а было ли это – пылкие объятия в комнате со шкафами, месяцы добровольного заточения в винном погребе судна и ребенок, который покинул чрево с большим количеством крови.

Немало финансовых проблем вынудило Эстер сочетаться браком с кузнецом, на что вмиг ушла четверть всех доходов компании мадам. За те недели, что остальные мучались дизентерией, Джо чуть было не потеряла домик, и все же мысль увидеть когда-нибудь, как ее голубки работают вне всякой конкуренции, рождала в женщине тщеславие, помогающее и далее вести борьбу со всякого рода напастями. Всем пришлось далеко не сладко, но сама мадам уже не могла допустить, чтобы ее девочки зажили прежней жизнью, потому что несмотря на свою собственною нелегкую судьбу, сильно к ним привязалась. Всегда считала себя серьезным промахом Господа Бога, страстно влюбленным мужчиной, поневоле оказавшимся в теле женщины, поэтому никак не могла понять подобное проявление материнского инстинкта, который вдруг ощутила в своем сердце, когда теперь он бы подошел ей менее всего. Ревниво заботилась о Томе Без Племени, хотя получала немалое удовольствие от того, что отмечала, будто выполняет все положенное «словно сержант». В осуществлении необходимого женщина не проявляла и капли нежности, которой никогда и не было в ее характере. Вдобавок ребенок должен был вырасти крепким - под стать своим предкам, а всякого рода жеманство отнюдь не способствует воспитанию мужественности, о чем и предупредила Элизу, когда застала последнюю, укачивающую малыша и рассказывающую чилийские сказки. Эта внезапно обнаружившаяся нежность обернулась серьезной помехой для ее голубок; в довершении всего они тоже что-то себе смекнули и начали обращаться к мадам, называя ту «мамаша». Такое прозвище выводило ее из себя; впрочем, делать подобное им тут же запретила, хотя на эту просьбу никто не обратил своего внимания. «У нас, чтоб вас всех, коммерческие отношения. Яснее просто не могу объяснить: пока работаете, все будем при деньгах, с крышей над головой, едой и с каким-никаким покровительством, но стоит лишь ослабеть или постареть, о чем ясно скажут морщины вместе с седыми волосами, тогда прощайте, мои хорошие! Заменить вас будет проще простого, в нашем мире женщинок до этого дела полным-полно», - в таком духе любила говорить сквозь зубы сама мадам. После чего как бы внезапно удавалось ощутить приторно-сладкое чувство того, что не могла себе позволить ни одна сплетница, пока находится в здравом рассудке. «Вот такая дрянь через тебя и проходит, чтобы выйти в добрые люди», - подтрунивал Вавилонянин, Злой. Так оно и было на самом деле, ведь в то время как женщина тратила драгоценное время, заботясь о больных, не зная людей даже по имени, жившая в деревне другая мадам не пускала кого-либо с чумой даже и на порог своего заведения. Джо становилась все беднее, другая же, напротив, лишь жирела, то и дело красилась в блондинку, вдобавок завела простоватого любовника моложе себя лет на десять с мускулами настоящего атлета и с алмазной коронкой на зубе. Тем самым лишь более развила свое дело, и в выходные дни шахтеры выстраивались в ряд перед дверью заведения с деньгами в одной руке и своими сомбреро в другой, а все потому, что всякую женщину, как бы низко та ни пала, выводил из себя вид снятых сомбреро. В этой профессии определенно нет будущего, - подтверждала Джо: закон таковых не защищал, Господь позабыл, а впереди смутно виделись известные вещи – старость, нищета и одиночество. Ей пришла в голову мысль заняться стиркой белья и приготовлением пирогов на продажу, чем можно было одновременно поддерживать и игорное дело и кулинарию, но ее девочки совсем не собирались зарабатывать на жизнь столь тяжелым и малооплачиваемым трудом.

- Это грязное ремесло, девочки. Лучше бы с ним завязать, выучиться на преподавателей, в общем, сделать что-то со своей жизнью и более мне не надоедать! - грустно прошептала мадам.

Вавилонянин, Злой, кстати, порядком устал выполнять обязанности представителей народных кварталов и телохранителей. Ему наскучила оседло-пассивная жизнь, к тому же сама Ромпеуэсос заметно изменилась, почему в дальнейшей совместной работе видела все меньше и меньше смысла. Если женщина утратила воодушевление к своей профессии, что же остается на его долю? В моменты отчаяния откровенно разговаривал с Чиленито, и оба развлекались тем, что строили фантастические планы, помогающие им обрести настоящую свободу. Так, налаживали то тут то там передвижные зрелища, поговаривали о покупке медведя и обучении того драке, чтобы впоследствии ходить всем вместе из деревни в деревню, бросая вызов храбрецам сразиться с животным в кулачном бою. Вавилонянин всячески поддерживал затею, а Элиза находила ее неплохим предлогом к последующему путешествию, одновременно соединяя его с поисками Хоакина Андьета. Особых занятий, за исключением приготовления пищи и игры на пианино, у мадам Ромпеуэсос не было, вдобавок всякого рода досуг лишь портил настроение. Та сильно желала вернуться к прежней необъятной свободе дорог, хотя, с другой стороны, уже порядком привыкла к своему окружению, а сама мысль навсегда расстаться с Томом Без Племени раздирала ей сердце. Ребенок уже бегло читал и прилежно писал, и все благодаря убеждениям Элизы в том, что, мол, когда вырастет, непременно должен выучиться на адвоката и защищать права индейцев, вместо мщения за покойников путем раздачи направо и налево пулевых ранений, как к подобному стремилась Джо. «Таким образом, ты будешь самым могущественным воином, а, значит, сможешь держать в страхе англичан», - говорила она мальчику. Хотя ребенок и не смеялся, однако в паре случаев, когда пристраивалась рядом, чтобы почесать тому голову, на раздраженном личике маленького индейца все же отмечалась некая тень улыбки.