– Не мог. Не мог, Ричи. Подумай, что, если я вообще не должен был давать тебе подсказки?

– Ты сам сказал, что это фэйская игра.

– В людей. Игра в людей.

– И много в ней участников? – Рич не хочет спрашивать, но слова вырываются изо рта невольно, он пытается поймать их, сжимая челюсти, но уже поздно.

– Все, – Ярый смеется своим необычайным смехом, вскользь касается пальцами волос Ричарда, заставляя того пригнуть голову, и пропадает.

Медисон некоторое время едет спокойно, а потом, словно в него злой дух вселился, яростно жмет на клаксон, оглушая окрестности пронзительным сигналом, не прекращающимся добрых полминуты. Потом немного успокаивается, тормозит у обочины и, опираясь руками на руль, кладет голову на запястья. Ему страшно и нестрашно одновременно, разобраться в сумбуре чувств Ричард просто не может и все, что остается ему, – делать что собирался.

Он трогается с места, думая, что может все бросить. Так, словно никогда не было никаких журавлей, остаться при деньгах и квартире, а с личной жизнью разобраться уже самостоятельно. В этом решении Рич на удивление тверд и уверен, но ровно до того момента, как в лифте обнаруживает очередного журавля.

«Он не оставит меня в покое», – думает Медисон, рассматривая бумажную фигурку.

<center>***</center>

На следующий день начинается дождь, и город за панорамным окном в гостиной сереет и выцветает буквально на глазах. Погода, в которую Рич предпочел бы остаться дома, устроиться на полу перед этим огромным прямоугольником, здесь обедать и ужинать, перемежая праздное ничегонеделанье с чтением книг и серфингом в интернете. Еще он мог бы позвать Мартина, как делал это раньше, когда еще жил с родителями, но сейчас мысль о Мартине доставляет только беспокойство. Ричард пробует звонить ему, но телефон не отвечает: скорее всего, доктора просто не разрешают Велмору им пользоваться.

С нескрываемой тоской Ричард думает, как и где будет охотиться на журавлей сегодня. В доме он по-прежнему натыкается на них то в ванной, то на кухне, но теперь это единичные случаи, и Рич понимает – совсем скоро все станет еще сложнее. Пожалуй, ему стоит отправиться в университет, потом заехать повидать родителей, а потом показаться в каком-нибудь баре, пропустить стаканчик, с кем-нибудь познакомиться. Не слишком обширный план, но это все, на что сейчас Рич способен.

– Интересно, ты слышишь, что я говорю? – стоя напротив окна, в пустоту интересуется Ричард, и на стекле появляется смутное отражение Ярого, словно он только и ждал, пока его позовут.

– Хочешь узнать, слышу ли я, что ты думаешь? – лукаво интересуется он, сверкающие пирсингом губы растягиваются в полуоскале.

– Вряд ли, ты бы тогда обиделся. Какая тебе выгода от всего этого?

– От того, чтобы слышать мысли? – фэйе наивно хлопает глазами, но остатки улыбки, затаившиеся в его губах, выдают настроение с потрохами.

– Ты ослепительный, – неожиданно говорит Ричард, разворачиваясь лицом к Ярому. – Твои волосы, – объясняет он. – Ты не выглядишь из-за них грозным или каким там… мистическим. Таинственным. Как бы… потусторонним.

– А как же выгляжу? – Ярый приподнимает бровь и скрещивает на груди руки. Одежда на нем точно та же, что и вчера, только кольца на пальцах выглядят иначе, но Ричард не успевает рассмотреть их, переводя взгляд с рук на лицо фэйе.

– Ну, я уже сказал. Необычно. Многим наверняка ты бы показался привлекательным.

– Потому что я и есть привлекательный, – теперь голос Ярого полыхает сталью, непоколебимой уверенностью проповедника, ведущего за собой целые толпы. И Ричард не удерживается, чувствуя себя этой толпой, покорной и восторженной. Именно с этими эмоциями он шагает навстречу Ярому, повинуясь завлекающему движению его пальцев, оказывается в его руках уже не в переносном, а в самом прямом смысле.

Он ясно видит, что сейчас происходит нечто необъяснимое, страшное и запрещенное, и он как никогда четко понимает смысл древней фразы – запретный плод сладок. Как сладкие губы демона.

Как завлекающий взгляд фэйских очей.

Как лишающие воли прикосновения пальцев.

Как невесомость, которую Рич чувствует, когда из последних сил отстраняется и отходит назад к окну, будто пьяный.

«Ты этого хотел, – проносится в голове, и Ричард не может определить, кому принадлежит эта мысль, – получай!»

– Ты этого хотел, – вслух повторяет Ярый, облизывая губы. Ричард слышит стук металлических шариков пирсинга друг о друга.

– А я всегда получаю, чего хочу, да? – невесело отзывается Медисон.

Фэйе не отвечает, только подходит на шаг и касается пальцами волос Рича, как уже делал. Теперь в этом жесте чувствуется покровительство.

<center>***</center>

Спустя четыре дня Мартин наконец берет трубку. Рич радуется, слыша его голос, широко улыбается, когда понимает, что в нем нет ни осуждения, ни презрения, которые предсказывала Роуз. Чувствуется, что Мартин устал, но ноты свежести в его речи красноречиво свидетельствуют о том, что он действительно выздоравливает. Да и новостями из университетской жизни Март интересуется очень живо и неподдельно.

– Когда они собираются наконец отпустить тебя домой, Велмор? – спрашивает Ричард, откладывая кусок тоста, приготовленного мамой.

– Черт их знает. Точно не говорят, но я лучше пока тут полежу, таким страшным не хочу на людях показываться, – несмотря на то, что Мартин смеется, становится понятно – ему сейчас несладко.

– Каким еще страшным? – не подумав, удивляется Рич и тут же прикусывает язык – наверняка это один из тех вопросов, которые лучше было бы не задавать больному другу.

– Стриженым, – Март чуть слышно вздыхает. – Меня даже родные не узнают, а в универе наверняка подумают, что я кого-то вместо себя подослал сдавать экзамены.

Хотя Велмор после этих слов смеется и Ричард тоже улыбается, они оба понимают, что на самом деле здесь мало веселого. Рич снова чувствует укол вины, ему хочется рассказать Мартину о том, почему он все еще не был в больнице, но Ярый уже успел предупредить, что о нем лучше молчать. Никто, кроме самого Медисона, не сможет его увидеть, поэтому и знать никому необязательно. «Ты же не хочешь выглядеть идиотом?» – спросил тогда Ярый, и Рич кивнул в ответ.

– Брось, тебя же не за волосы любят, – кое-как скрывая истинные эмоции, отвечает Ричард и спешит перевести тему в более спокойное русло.

Они говорят о Роуз, об университете, немного о книгах – Мартину нельзя напрягать глаза, поэтому он пока ничего не читает и даже к экзаменам готовиться не может. О многих вещах, так что Ричард почти забывает, в каком положении находится каждый из них, и под конец, когда приходит время прощаться, говорит легко соскользнувшее с языка «увидимся». А потом думает, что нужно будет выкроить время и зайти, раз к Велмору теперь пускают всех подряд, но сначала он поднимется в свою комнату и заберет кое-какие оставшиеся вещи.

Запас журавлей постепенно увеличивается – регулярно, но крайне медленно.

========== 6) Тысячный ==========

Почти перестав замечать смену дней, Ричард в буквальном смысле охотится на огромную стаю журавлей. Он беспорядочно колесит по городу, притворяясь перед самим собой, словно ему что-то нужно и в магазине, и на заправке, и в кафетерии, и много где еще – однажды даже заезжает в больницу, где лежит Мартин, но к нему в палату не пускают из-за слишком позднего времени, и Рич уходит оттуда с четырьмя журавлями в кармане. Заново собранная коллекция в кладовой пополняется медленно, но верно, Ричард с каждым днем выглядит все более уставшим, но довольным.

По счастью, Медисон редко когда может взглянуть на себя со стороны, иначе он уже изрядно испугался бы и, наверное, бросил свое занятие, но взгляды в зеркала – совсем не то, что могло бы помочь ему себя понять. Заглянуть вовнутрь было бы действительно не лишним, но времени на психологию у Рича не хватает, а когда он все же начинает задумываться над тем, не зря ли носится по Уиллейку, как угорелый, рядом появляются полупьяные глаза Ярого, его губы успокаивают и подтрунивают, с легкостью отвлекая и заставляя с новыми силами бросаться навстречу городу.