Однажды ей стало совсем невмоготу. Она рухнула посредине улицы, словно придавленная страшной тяжестью.

Приехала карета с красным крестом. Мосолыжка отчаянно сопротивлялась: плакала, отбивалась руками и ногами от санитаров. Она помнила, что точно такая же карета навсегда увезла от нее любимую бабушку.

Мосолыжку насильно увезли в родильный дом.

И с трудом втолкнули туда.

Через неделю ее уже выписали.

Она задержалась у дверей, глядя на приветливую улицу, — улицу, которая принадлежала и ей, и всем остальным. Какая-то рвань едва прикрывала ее тело. А на руках был жалкий, теплый комочек, завернутый в тряпки…

Сын…

Субботнее утро занялось сумрачной, непогожее. В полдень хлынул ливень. Мосолыжка укрылась в каком-то подъезде, надеясь, что погода скоро разгуляется. Холод, пронизывающий, колючий, пробирался к телу, и ее трясло как в лихорадке.

Мосолыжка крепко прижимала к себе сына. Он спал, и она, оберегая его сон, забывала выпрашивать милостыню у редких прохожих. Даже злилась, когда кто-нибудь говорил слишком громко.

— Иди своей дорогой, — цедила она сквозь зубы.

И, показывая на ребенка, добавляла тихонько:

— Не видишь, что ли? Маленький спит.

А потом глядела на сына долгим, ласковым взглядом.

Вдруг насторожилась, обмерла… Ей почудилось, что ребеночек не дышит… Да?.. Нет, дышит… только очень тяжело и как-то сильно сопит носиком.

Мосолыжка принялась тормошить его, трясти… Но он не просыпался.

Ей стало очень страшно. И она бросилась бежать по улице под проливным дождем. Возле амбулатории, где лечат бесплатно, остановилась. Приемная была набита битком. Мосолыжка попробовала оттолкнуть привратника и войти. Но он не пустил. Пришлось смириться и ждать.

Наконец настала ее очередь.

Врач осмотрел ребенка.

— Спасите его… я боюсь, что он умрет… слышите, я боюсь…

Врач помолчал и потом глухо, словно обдумывая что-то вслух, сказал:

— Воспаление легких… Необходимо ребенка согреть и поить этой микстурой.

Он протянул ей рецепт.

— Амбулаторская аптека уже несколько дней как закрыта. Здесь ты лекарства не получишь. Купи где-нибудь в городе.

— Хорошо.

Мосолыжка посмотрела на него испытующе и настороженно.

— Он не помрет?

Врач пожал плечами.

— Как знать… болезнь серьезная… Ухаживай хорошенько — тогда, может, и не умрет. Лекарство купи поскорее… Не мешкай… Давать будешь каждый час по ложке.

— Ладно.

Мосолыжка кинулась в знакомую аптеку, которая находилась на площади святого Франциска, и заказала лекарство.

— Сколько? — спросила она.

— Два сукре.

Заплатила в кассу, и ей тотчас выдали долгожданное питье.

Только тут она и спохватилась, что ей не хватит денег на квартиру… Ну все это ничего… Она попросит хозяина подождать… Что с него станется?! Он все поймет… ведь ребеночек болен… она попросит.

Торговый агент повстречался Мосолыжке у самой аптеки.

— Я вот, хозяин, не могу заплатить сегодня…

— Что такое?

— Я в понедельник заплачу… обязательно.

Мосолыжка пыталась объяснить. За всю свою жизнь она ни разу не говорила так много слов подряд.

Торговый агент слушал молча, нехотя, с безучастным видом.

— Гляди, гляди, — только и сказал он.

И ушел.

Допоздна Мосолыжка не уходила из подъезда аптеки. Она выпросила ложку и, узнавая время у служащих, каждый час поила ребенка.

В семь вечера ей пришлось уйти.

Дождь хлестал еще сильнее.

Она закутала как могла своего больного сына. Он так и не открывал глаз. Спал с самого утра. Сколько она его ни тормошила, он не просыпался. Ни разу не просыпался.

Кое-как Мосолыжка добрела до своего дома.

Каждое утро она закрывала свою дверь на деревянный засов. Он и теперь был на месте. Но на двери висел еще и большой замок, из которого торчала записка.

Мосолыжка читать не умела и потому не могла узнать, что было в записке. Зато отлично знала, что означал этот замок.

Всякий раз, когда кто-нибудь из квартирантов не платил вовремя, на его двери появлялся такой же замок.

Мосолыжке приходилось это видеть…

На соседней церкви пробило восемь…

Потом пробило девять…

Дул пронзительный мокрый ветер. Дождь не унимался.

Мосолыжка села на приступки возле своей двери.

Она не смела сбить замок. Да у нее бы и сил не хватило. А если бы и хватило, она никогда б не решилась пойти на такое.

Ведь тех, кто ломает замки, сажают за решетку. А там избивают палками.

Обо всем этом думалось как-то вскользь, словно в тумане.

Закоченевшая, она так и сидела под неумолимым небом, склонившись всем телом над ребенком, закрывая его от потоков холодного дождя.

Временами ее душили слезы.

Лекарство давно кончилось, и как быть дальше — она не знала. Все соседи спали. Да и нечего было надеяться на их помощь. Сколько раз она бранилась с ними!

Снова раздался бой церковных часов…

Мосолыжка почти навалилась на сына.

А он перестал сопеть носиком. Она почувствовала это. Почувствовала в кромешной темноте. Ощупав рукой его головку, она поняла, что ребенок, жадно раскрыв ротик, ловит воздух, словно хочет поймать уходящую от него жизнь.

Мосолыжка приникла к детским губам, согревая их своим дыханием.

Она старалась дышать как можно сильнее, чтобы теплый воздух заполнил горло ребенка, — и все качалась из стороны в сторону, словно баюкала его.

Порой она поднимала голову и совсем тихонько напевала новую песенку — ту, что слышала на городской окраине, в кабачке, где была радиола.