— По-другому? — сказала она изумленно. — Разве не желает каждый человек, оглядываясь на прожитую жизнь, чтобы все было иначе? Они обязаны этого хотеть, каким бы чудесным ни казался им этот мир! Конечно, я желала бы этого! Конечно, конечно!

Он был полностью обескуражен. Очевидно, здесь разыгрывался очень плохой спектакль. Невеста несколько недель проходила через какой-то необъяснимый Гадес. Что? Должно быть, все объясняет ее замужество с этим грубым Траверсом…

А что сам Джеффри? Его первая любовь? Из-за собственной дьявольски продуманной комедии донжуанства случилась трагедия. В чем она заключается? (Этот Траверс представлялся большей скотиной, чем выглядел на самом деле. Устраивает сцены ревности? Плохо с ней обращается? Может, скрывает что-нибудь зловещее за своей обычной, хорошо одетой, приятно выглядевшей заурядностью?) Фантазия романиста Джеффри готова была представить самые дикие варианты и ситуации… Но, отбросив их, он спросил ее как можно мягче (в конце концов, его собственная мать не возмутилась, когда в период эмоционального напряжения он задал ей подобный вопрос):

— Ты не думаешь, что все еще может наладиться?

— Теперь? Ни за что!

— Слишком поздно?

— И слишком поздно, и слишком ужасно, и слишком невозможно! — Ее мягкий хрипловатый голос задрожал. Она откашлялась. — Слишком все страшно!

Он повторил за ней, потрясенный:

— Страшно?

— Да! Это то, что я думаю о жизни! В ней нет ничего, кроме глупой надежды. Затем крах — и одиночество.

— О Джой! Джой! — воскликнул он с раскаянием, самым искренним, на которое был способен. Никогда раньше Джеффри Форд не казался себе более влюбленным в это прекрасное дитя, которому несколько месяцев назад он предлагал такую изысканную любовь. Где же сейчас эта невинно-пылкая нимфа, которую его воображение романиста наделило шаловливым очарованием полотен Фрагонара и любовной лирики эпохи Возрождения?

Брак ли, Траверс ли или что-то еще превратило девушку в вызывающего сострадание ребенка, стоящего здесь, поникшего, изнемогающего от усталости, говорящего бессвязно и возмущенно об одиночестве? Джой была на пределе. Никогда раньше не подавляла она в Джеффри Форде так сильно инстинкт коллекционера. С другой стороны, никогда так не будоражила в нем обычное, глубоко затаенное чувство порядочности и человечности.

Слишком обеспокоенный тем, чтобы не показаться грубым, резким, нетактичным, он вдруг выпалил:

— Ах, вот в чем дело? Причина, значит, в том, что ты несчастлива со своим мужем?

— С Рексом? Счастлива!

Джой угрожающе засмеялась. Форд, бросив быстрый взгляд вокруг себя, сделал шаг к ней. Рой, лежавший большой грудой возле ее ног, навострил свои волчьи уши, издав предупредительное рычание, встал и выжидательно посмотрел на молодую хозяйку. По-видимому, в ней что-то сломалось, ибо она выкрикнула:

— Счастлива! — и громко засмеялась, не заботясь о том, где сейчас находится, не думая о времени, о Мелани и Мери, о том, что скажет Джеффри Форд… — Неужели ты не видишь? Я считала, что каждому видно! Но теперь с этим покончено, больше это не может продолжаться.

— Это? Что ты имеешь в виду? Джой, моя дорогая! Могу ли я что-нибудь для тебя сделать?

— Остается только одно! — воскликнула она вызывающе и более твердо. Когда эти слова вырвались наружу, на какой-то миг ее охватило чувство облегчения. — Я знаю, что делать. Мне надо все оставить, все бросить, расчистить завалы и начать все заново. Займусь другим, пересмотрю свои отношения. Каждый должен через это пройти в какой-то момент своей жизни. Для меня он наступил. Я слишком много значения придавала всему, я была слишком ранима. Но можно начать все сначала… Я не хочу никого видеть из прежних знакомых! Не хочу хранить в памяти ничего, что напоминает мне о прошлом. Пусть все будет совершенно новым. Может быть, тогда?.. Но только не здесь. И не в Лондоне. Возможно, в Париже. Я больше не могу вынести здесь ни одной минуты! Не могу оставаться здесь. В Париж!.. Я уезжаю прямо сейчас.

И тут раздался голос. Но отнюдь не Джеффри. Он прозвучал уверенно, глубоко и спокойно на фоне ее страстного крика.

Это был голос человека, открывшего дверь и вышедшего к ним на балкон. Он сделал шаг вперед и посмотрел на них.

Та же белая куртка поверх костюма, тот же самый балкон, тот же час, что и в ту ночь, когда все, казалось, достигло самой вершины. То был Рекс Траверс.

Рекс Траверс появился на вилле не десять минут назад, а раньше. Он поставил свою автомашину и поспешил в комнату Мелани сообщить ей радостную весть, что у нее появился еще один маленький племянник и что все в порядке и с малышом, и с матерью. Затем он прокипятил какие-то свои инструменты в маленькой темной комнате для проявления фотоснимков, находящейся справа от ванной комнаты, и тут услышал лай Роя. Закончив дело, он поспешил на балкон.

Траверс застал парочку в тот самый момент, когда Джой так шумно разразилась — «я не могу больше этого вынести… уехать прямо сейчас».

Сцена, которая последовала затем, связана с непониманием друг друга, вся троица, двое мужчин и девушка, не в состоянии была разобраться с чувствами.

Так как Рекс не включал света, он подумал, с горечью глядя на луну: «Слишком похожа на фонарь полицейского, пропади оно все пропадом». Но тут облако заслонило луну. Они стояли в сумерках той благоухающей южной ночи, которая никогда не бывает полностью темной и всегда дает неверное освещение, при котором каждый знакомый предмет выглядит не таким, как на самом деле. Пожалуйста, представьте себе этот тенистый сад, эту виллу, бледным ликом проглядывающую сквозь темную листву, и этот чуть освещенный балкон, где расположилось трио. Девушка (по ее светлой фигуре пробегали легкие узоры теней от колеблющейся листвы) и двое мужчин (их более высокие темные фигуры местами были покрыты продолговатыми пятнами света). Каждый находился в состоянии возбуждения, и никто не пытался заглянуть в душу другого.