Никого из гостей не приглашали. Присутствовали только бабушка Траверс, Персиваль Артур и доктор Сэксон Локк, которого, впрочем, тоже не собирались приглашать, но он заявил:

— Разумеется, я приду. Во всяком случае, надеюсь. Как это похоже на Рекса, неблагодарное создание — взять меня шофером, чтобы везти их и багаж заодно на вокзал «Виктория», и при этом не пригласить на свадьбу и лишить неповторимого зрелища! И кто же, если не я, вдобавок привезет невесту?

И вот его большой голубой автомобиль подкатил к самой двери ее дома и остановился. Из него вылез слон-приманка… В петлице его фрака красовалась белая гвоздика — как и положено отцу невесты.

— Доброе утро, доченька! Не сбежишь из-под венца? Вот и прекрасно. Мне вспомнился старый стишок:

Запишите в документе,

Высекайте на надгробье:

«Этот юноша женился,

Этот юноша женат!»

— Относится ли это также и к молодым женщинам? — спросила Джой с улыбкой спартанца, усаживаясь в машину, на что доктор Локк ответил, что в данном случае — но только в данном случае! — он не считает, что это относится равно к обоим, почему и спросил ее… С этими словами он вытащил откуда-то из-под сиденья и протянул девушке в белом платье большой свадебный букет флердоранжа и белого вереска.

4

Этот букет ошеломленная Джой держала в руках во время свадебного обряда. Сумбур и смуту чувств она запрятала глубоко в сердце и слова «К любви, чести и послушанию» произнесла голосом твердым и ясным.

Обычно невесты запинаются на слове «послушание». Но Джой трудней всего было произнести слово «любовь». Упоминать имя Любви всуе! Тем более в церкви! Она подняла глаза вверх. Солнечный луч, пробившись сквозь витраж, бросил розовый отблеск на ее личико, и никто не заметил, как она побледнела — ни высокий и широкоплечий мужчина, который стоял рядом с ней, там, где должен был стоять совсем другой человек, ни бабушка Траверс, задрапированная в длинный черный шарф из нежнейших «настоящих» кружев, в черной шляпке на седых кудрях, с глазами задумчивой школьницы глядевшая на свою невестку.

Что видели эти наивные глаза? Без сомнения, все в розовом свете; и, без сомнения, совсем не то, что понимают под женитьбой последующие несентиментальные поколения. И уж, конечно, ничего похожего на правду о данной конкретной женитьбе! Но, возможно, заблуждения натур, подобных бабушке Траверс, столь чистых душою, приносят не меньше вреда, чем подозрения более земных и трезвых людей.

«Нельзя ее огорчать, — подумала Джой. — Она такая прелесть…»

— К любви, чести и послушанию… — ясным голосом повторила она. «Перестань думать о том, что все это ложь. Если все это представление лживо насквозь, то какая разница, немножко больше лжи или немножко меньше?» — …пока смерть не разлучит нас.

Все произошло очень быстро. Еще одно кольцо на палец, поверх того, с бриллиантами. Шепот: «Теперь сюда, пожалуйста». Они оказались в ризнице. Новобрачная должна поставить свою подпись.

— Как естественно выглядит новая подпись! — заметил Персиваль Артур Фитцрой.

Затем Джой услышала тихое восклицание бабушки Траверс — взмахнув крыльями кружевного шарфа, она раскрыла объятия Джой, но крылья опять упали, и новоиспеченная свекровь сказала:

— Нет! Конечно, сначала муж! Поцелуй ее, Рекс! Поцелуй?!

5

Каждая клеточка Джой запротестовала, безмолвно крича: «Нет! Только не это! Так мы не договаривались! Он обещал даже не целовать невесты! — Но следующая мысль повергла ее в еще большую панику: — А вдруг миссис Траверс спросит: почему?»

Но Рекс Траверс мягко шагнул к ней, наклонив золотоволосую голову. Он обещал не делать этого? Джой почувствовала на своей щеке его поцелуй. Он сделал это. Действительно сделал. Что ж, у него не было выхода.

И тотчас же бабушка Траверс прижала ее к груди, шепча:

— Благослови тебя Бог, дорогая! Будь счастлива! Тут же забасил и доктор Локк:

— Будет ли и мне дарована эта привилегия? — И поцеловал Джой по праву посаженого отца.

Джой беспомощно подумала: «Для фиктивного брака с обещанием даже не целовать невесты не слишком ли много…»

Она не успела додумать, как получила еще один поцелуй: Персиваль Артур, слегка непохожий на себя оттого, что его вихры были безжалостно приглажены мокрой щеткой по случаю торжества, приблизил к ней свое бесчувственное личико, пахнущее мылом «Голден Глори», и, небрежно сказав: «Что ж! Раз так нужно…» — поцеловал ее.

И Джой поцеловала его в ответ, как поцеловала бы младшего брата, которого у нее никогда не было. Ей показалось, что это прикосновение очистило ее, позволив оправдаться перед собой из-за фарса последних десяти минут.

«Ну вот и все, — подумала она со вздохом облегчения. — Все худшее позади».

Но худшее было впереди.

6

Они вышли из церкви. Светило солнце, ворковали голуби, чирикали воробьи. Небольшая толпа уличных мальчишек, нянь с младенцами в колясках, деловых девушек из Сити собралась и громко жужжала — вокруг чего? Вокруг большого голубого «Даймлера», украшенного серебристой подковой, букетом белого вереска и белым атласным развевающимся бантом! Персиваль Артур Фитцрой поймал взгляд доктора Локка и самодовольно заулыбался.

— Этого следовало ожидать, — пробормотал Рекс Траверс.

Но вдруг случилось такое, чего Джой никак не могла предвидеть. Солнце вдруг стало черным, раздался голос ее квартирной хозяйки, миссис Коуп, спешившей ей навстречу:

— Мисс… Прошу прощения, мадам! Я только что получила… Письмо принесли из дома номер двадцать семь, оно туда попало по ошибке… Через пятнадцать минут после вашего ухода… На нем написано «срочное», вот я и подумала…

Джой Траверс взяла письмо. Она не стала его вскрывать. Невозможно его прочесть на глазах стольких людей! Она так долго, так сильно ждала письма от него. И вот оно пришло. Слишком поздно. Теперь уже не важно, что в нем.

На конверте был почерк Джеффри Форда.