Вот так. Я зверски устал, но еще больше чувствовал себя раздвоенным. С одной стороны, я был зол на журналистов, не желавших оставить Гру в покое даже во время отпуска. С другой стороны, как раз эти самые журналисты помогли мне, а может и всем жителям Норвегии, увидеть ее жизнь изнутри, в частной сфере. А интерес у меня к этой ее жизни был огромный, не имеет смысла отрицать. Например, прошлым летом ВГ напечатала большое интервью с Гру. Я читал и размышлял, много и долго. Интервью взяли у Гру, когда она «прогуливалась» в старой части города Фредерикстад. Спортивная куртка и летний ветерок в волосах. Прогуливалась в окружении журналиста и фотографа. Никаких хитроумных вопросов, никаких ловушек, никаких подвохов. Гру заслужила по праву свой отдых, а журналист, очевидно, был не из политического отдела и тоже находился как бы в отпуске. Просто хотел немного побродить по городу вместе с премьер-министром страны, который был к тому же женского пола. Купить мороженое в киоске. Помахать кредитной карточкой «ВИЗА» после легкого обеда в бистро. Выловить как бы невзначай у Гру несколько фактов частного характера, постараться незаметно заглянуть в ее внутренний мир. На прямой вопрос, который, как мне кажется, нужно задавать в самом конце интервью, а не в начале, потому что он особого характера, он может испортить доброе настроение, от которого, собственно, полностью зависит удача или неудача интервью, так вот на такой прямой, поставленный в лоб вопрос: мыслит ли она себе купание обнаженной, Гру Харлем Брундтланн, наш премьер-министр, ответила коротко и ясно: «Да». Мы, читатели, не знаем, так ли это или не так. Но зато теперь мы знаем, что она может представить себе нечто подобное. Сидит перед камином на даче в Хюрюмланне и думает нечто в этом роде, а муж Арне Улав между тем укладывает в постель внуков. («Завтра рано утром мы будем купаться и нырять, Гру! В чем мать родила, как говорят датчане».) Я покраснел от стыда, когда читал эти строчки, потому что представил себе нагую Гру на каменистом норвежском побережье, в нескольких милях к югу от столицы страны. Я как бы робко, но наблюдал за ней. Подглядывал. Почему? Не знаю. Какое отношение я имел, собственно говоря, к этому? Никакого. Но шли дни, проходили недели… Образ обнаженной Гру не выходил из головы, не исчезал из памяти, из моего сознания. Наоборот, я видел ее яснее и яснее. Она возникала передо мной, когда я сидел в метро, всплывала перед глазами, когда я сидел с мамой и завтракал или когда я смотрел по телевидению фильмы. Господи, спаси и помилуй, ну какое мне дело до Гру Харлем Брундтланн, разгуливавшей в платье Евы по каменистому берегу в Хюрюме? Что тут такого особенного? Снова ответ: ничего. Ничего особенного. И все же, однако: было, было это особенное. Мои представления, мои чувствования говорили мне многое, рисовали образ… Когда идешь босиком по этим мелким круглым камешкам на берегу, все тело напрягается, ты вынужден быть осторожным; идешь, как бы пританцовывая, простирая руки немного в стороны для сохранения равновесия. Даже самый уверенный человек ведет себя здесь, при таких обстоятельствах, подобно ребенку. Каждый новый шаг должен быть как бы проверен. Твердая ли почва? Есть ли острые камешки здесь? Осколки стекла? Когда наш премьер-министр — фру Брундтланн, как имел обыкновение называть ее Коре Виллох[17], идет вот так по берегу, не имея ни лоскутка на теле, даже полосочки трусиков, тогда в моем воображении отчетливо вырисовывается образ ребенка, невинного ребенка. Именно невинность потрясает меня в возникшем в моем уме образе, я никак не могу увязать эту Гру с той, которая почти ежедневно предстает на экранах телевизоров: беспощадный социал-демократ, сумела показать крестьянам от ворот поворот, бичует в открытых спорах консервативных политиков, пережевывающих сто раз одно и то же, так, что клочья от них летят. Но здесь она другая. Балансирует, словно маленькая девочка, хотя сзади, сзади она взрослая женщина. Перекатываются лихо камешки под ее ногами, а далеко в море кричат морские чайки, скрытые в утренней дымке. Нет, ничего особенного. Не случилось ничего особенного. Просто приближается премьер-министр Норвегии. Нагая, хочет смыть ночь с тела. Девочка Гру в пути, хочет совершить утренний туалет в морских водах — стихийном первоначале всей жизни. И Гру возвращается к первооснове. И призывно вскрикнув, она погружается в воду и ныряет: сливается в одно неразрывное целое с естеством своим. Гру, премьер-министр страны, плывет спокойно по морской глади. Лучи солнца прорываются сквозь утреннюю дымку и окрашивают берег и воду в золото и медь. Сильные взмахи руками и ногами нарушают тишину. Полные груди обращены безмолвно к безмолвным крабам и другим Подобным им созданиям. Падающий на сине-зеленую воду свет играет на солнечно-золотистой коже ее тела и сильно отражает мраморно-белые нижние части… Итак: она — кит, с огромной силой она разрезает поверхность воды и переворачивается на спину. О чем она думает? О чем думает наш премьер-министр, когда лежит вот так и наслаждается морем, которое омывает ее и откладывает соль в каждой поре ее тела? Это тайна, ее личная тайна. Здесь, мои дамы и господа, проходит граница, о чем можно спрашивать и о чем нельзя, даже «ВГ» не осмелится перейти ее. Но лично я, например, допускаю, что она думает о ландышах. О ландышах и маленьких пухлых детских ручонках.

Но как сказано: я не имею ко всему этому никакого отношения.

Не так опасна и не так интимна другая история (лично для меня, естественно). В том же самом интервью Гру говорит (впервые, насколько я могу судить, пересмотрев все кипы вырезок с ее снимками) о том, что она любит ловить треску сетью. Я специально обратил внимание на это слово «сетью». Неплохо, неплохо… Не грех припасти лишнее. К тому же, не в манере Гру стоять тихо, почти неподвижно на каменистом островке и водить удочкой туда-сюда (толщина лески 0,35 мм). Увлекательно, безусловно, наблюдать, как что-то медленно поднимается из темных водных глубин, но заготовить рыбки на зиму тоже не мешает, конечно. Увлеченность делом — черта, присущая рыбаку из Финнмарка. Он тоже думает, я так внушаю себе: появится нечто симпатичное или необыкновенное на сей раз? Лунная рыба, возможно? Или огромный спрут такого вида, который, если строго судить, не нашего северного происхождения? Или другая страшная версия: чувство страха, которое испытывают абсолютно все, если тащат что-то тяжелое из морской глубины. Вечный вопрос: не труп ли? Мертвец… превратившееся в сине-белесое желе тело и две пустые глазницы, укоряюще взирающие на тебя… а на нем трепыхаются маленькие креветки. Вонь несусветная, пока тащишь его на поверхность. Помню хорошо, как будучи мальчишкой, вытащил однажды удочкой треску почти в три килограмма весом. Помню, дрожал от ужаса, поскольку был уверен, что на другом конце лески находится мертвый человек. И когда рыба, наконец, взметнулась высоко над водой, я успокоился, но, заметив ее белое брюшко, подумал снова: Господи, ребенок!

Тихий летний дождик, чуть рассвело. Понедельник. Гру гребет спокойно, равномерно рассекая серую блестящую гладь фьорда. Теперь она одета. Очень практичный комбинезон, подходит и для работы, и для отдыха. Подарок со значением… от рабочих промышленного предприятия, не выдержавшего конкуренции. Сидит отлично на ней. Гру в комбинезоне. Натруженные руки, видны вены. Тихие поскрипывания деревянных уключин при каждом взмахе весел. Необычный покой. Тишина. Спешить некуда. Мысли снова кружатся вокруг ландышей, пока они вдруг не метнутся к водным глубинам, где рыба теперь крутится и пытается освободиться из сетей. А ну-ка, спокойно веди себя, треска! Успокойся, пикша и сайда! Премьер-министр в пути. Медленными и неторопливыми движениями вытаскивается на свет божий сеть. Атлантическая треска. Мелкая плотва. И треска. Много трески. Большая треска и маленькая треска. Треска. Красные руки премьер-министра освобождают из сетей трепыхающуюся рыбу, одну за другой, и бьют о ребристые бока лодки, чтобы оглушить, а потом уже бросить на дно лодки, где они лежат и трепыхаются, подпрыгивают в поисках воды, взирая на нее своими подслеповатыми глазами. Тонкие струйки крови сочатся из жабр, смешиваются с дождиком и растекаются. Спокойно, спокойно. Это только премьер-министр. Это только мама наша.