Сын знал, что отец искренне верил в то, что говорил.

— Позволь возразить тебе. То, что ты говоришь, чепуха. Опиум — исключительно мощный наркотик, и национальный характер здесь ни при чем. В Макао немало англичан, пристрастившихся к опиуму, которые стали развалинами в облике человека. Вид их столь же печален, как и у несчастных китайцев, пытающихся в опиуме найти выход от ужасающей нищеты.

— Ты совершил два долгих путешествия на Восток, я же там не был. Поэтому я не могу оспаривать твои наблюдения, — сэр Алан решил спрятаться за помпезностью речи. — Я просто стараюсь сохранить перспективу как деловой человек. Занятая тобой позиция лишает компанию «Рейкхелл и Бойнтон» огромных прибылей, а держатели наших акций вправе требовать, чтобы мы занимались всякой доходной торговлей.

— Наши доходы от торговли перцем, груз которого доставлен сегодня, должны заставить их замолчать.

— На какое-то время, возможно, но вскоре они вновь начнут стучаться в мою дверь.

— Пусть стучат! Я не угрожаю тебе, отец. Я просто констатирую факт, что в тот день, когда компания «Рейкхелл и Бойнтон» начнет торговать опиумом, Джонатан и я покинем компанию и создадим собственную. Таково наше отношение к торговле опиумом.

В тот день Чарльз надолго задержался в порту, потому что хотел сам проследить за выгрузкой и складированием столь ценного товара, как черный перец. Отец уехал домой гораздо раньше. К тому времени, как он в экипаже, принадлежавшем компании, отправился в фамильный дом Бойнтонов, спустились сумерки. Все дома походили друг на друга, каждый имел три или четыре этажа, был выкрашен в белый цвет, вход украшен красивыми греческими колоннами.

— Сэр Алан и леди Бойнтон в гостиной на втором этаже, мистер Чарльз, — сообщил мажордом.

Догадываясь, что родители наверное уже заканчивают свой предобеденный стаканчик вина, Чарльз бегом, через две ступеньки помчался наверх.

Когда он вошел в комнату, высокая девушка с длинными белокурыми волосами и голубыми глазами, пытливо устремленными на него, поднялась со своего места.

— Я уж было подумала, что ты вообще решил не приходить, потому что я приехала, — сказала Элизабет Бойнтон.

Чарльз поцеловал сестру, затем, удерживая на расстоянии вытянутой руки, стал внимательно разглядывать ее.

— О, мы повзрослели, не так ли? Одеты по последней французской моде. Появляется то, что обещает стать совершенной фигурой, при условии, разумеется, что кое-кому придется умерить свой аппетит в отношении шоколада. Мне кажется, я вижу следы губной помады и той черной туши, как бы там ее ни называли, на твоих ресницах.

— Не дразни ее, Чарльз, — проговорила Джессика Бойнтон.

— Пусть болтает, мама, — ответила Элизабет, демонстрируя приобретенную сдержанность. — Ты же знаешь, я бы расстроилась, если бы он не поддразнивал меня.

— Сдаюсь, — сказал Чарльз, наливая себе бокал сухого вина из хрустального графинчика.

Джессика Бойнтон поочередно глядела на детей и явно гордилась обоими: приемной дочерью в равной степени, что и рожденным ею сыном. Джессика отличалась резкими чертами лица, характерными для семейства Рейкхеллов, и угловатой фигурой, что также было семейной чертой, однако это отнюдь не означало недостатка женственности.

Несмотря на свойственный ей прямой и откровенный подход к жизни, она, когда нужно, могла быть мягкой, и ей доставляло явное удовольствие находиться в обществе своих детей.

— Не засиживайся со своим бокалом, Чарльз. Сегодня вечером у отца встреча, поэтому через несколько мгновений садимся за стол.

— Не переживай за меня, мама, — ответил Чарльз, — поставлю свой бокал рядом на столе.

Он повернулся к сестре.

— Ты действительно расцвела во Франции, крошка.

— Я собиралась поздравить тебя с грузом перца, о котором мне сегодня рассказал папа, — ответила Элизабет. — Но если будешь продолжать поглаживать меня по головке, то я не стану обращать на тебя внимания. Навсегда.

— Браво, — воскликнул сэр Алан. — Лишь те женщины смогут управиться с Чарльзом, которым удастся поставить его на подобающее место.

Вошел мажордом и объявил, что обед подан, вся семья поднялась и двинулась в обеденный зал.

Чарльз отметил про себя, что Элизабет лишь прикоснулась к баранине и ячменному супу, но не подшучивал над ней по этому поводу. Приятно было видеть, что она действительно повзрослела, и у нее хватало здравого смысла избегать обилия жирной пищи.

— Как я понимаю, сегодня вы получили письмо от дядя Джеримайи, где он пишет, что Джонатан отплыл в Китай на «Лайцзе-лу». Что там еще? — спросил Чарльз у матери.

— Джеримайя пишет, что Руфь Баркер, вдова твоего бывшего помощника, переехала в дом Рейкхеллов присматривать за Джулианом в отсутствие отца, — ответила Джессика.

Это означало, что Дэвид также переехал к Рейкхеллам. Чарльз был очень доволен. Он знал, что скоро получит письмо от Руфи.

— О, Боже мой, — проговорила Элизабет.

Родители и брат посмотрели на нее.

— Я совсем не помню Руфь Баркер. Она красивая, Чарльз? Она очаровательная, яркая? Надеюсь, что нет!

— Ей присущи все эти качества, — заметил Чарльз, — но какое это имеет значение, крошка?

— Я больше не дитя, — сурово проговорила Элизабет. — А ты совершенный глупец. Джонатан теперь вдовец, и это делает его весьма уязвимым, особенно если у него в доме живет молодая привлекательная вдова.

Сэр Алан и Джессика обменялись быстрыми взглядами.

— Я так надеялась, — проговорила Джессика, — что повзрослев ты перерастешь свое увлечение Джонатаном.

— Никогда, мама, — быстро ответила девушка. — Мне было семь или восемь лет, когда я решила, что в один прекрасный день выйду за него замуж. Ничто и никогда не заставит меня переменить мое решение. Помните, ведь он мне не кровный родственник. Когда он женился, я была в полном отчаянии, и если он женится на этой Баркер, или на ком-нибудь другом, прежде чем я достаточно повзрослею, я насыплю отравы ей в суп!

Сэр Алан от души рассмеялся. Однако Джессика не удивилась. В ее годы в девушках еще только пробуждался интерес к мальчикам, их сверстникам.

Чарльз, знавший истинную цель поездки кузена, промолчал, сосредоточив все внимание на супе.

Девушка оказалась достаточно проницательной, чтобы заподозрить, что за его молчанием кроется какая-то причина.

— «Лайцзе-лу» — странное название для клипера, — заметила она. — Наверное, это китайский девиз или имя. Что оно означает?

Чарльз очень осторожно подбирал слова для ответа:

— Уверен, когда придет время, Джонатан даст исчерпывающие объяснения.

Разговор прервали появившиеся служанки, которые принесли бифштекс и пудинг из печени, отец и сын обменялись виноватыми улыбками.

— Вы оба просто невыносимы. Значит именно это блюдо вы заказали себе на ланч сегодня в клубе?

— Не помню, мама, — ответил Чарльз, — мы обсуждали такие серьезные вопросы, что не обратили внимания на еду.

— Совершенно верно, — добавил отец. — Среди всего прочего, дорогая, мы говорили о надеждах, которые мы с тобой питаем по поводу скорейшей женитьбы Чарльза.

— Ха! — воскликнула Элизабет. — Да какая же девушка в здравом уме пойдет за него?

— Самое большее, о чем я сейчас сожалею, — сказал, обращаясь к ней, Чарльз, — так это о том, что свой новый клипер я назвал твоим именем. Ты не заслуживаешь этой чести.

Сэр Алан нахмурился. Помня об обещании Чарльза подумать о женитьбе, ему отнюдь не хотелось, чтобы в результате дурацкого спора с Элизабет он передумал. Потому он вмешался в их перестрелку колкими любезностями и быстро переменил тему.

— Мы также обсуждали очень серьезную проблему в связи с требованием директоров нашей компании заняться торговлей опиумом. Я сказал Чарльзу, что собираюсь обсудить этот вопрос с Джеримайей.

Сидевшие за столом повернулись к нему с полным вниманием.

— Я же заявил отцу со всей определенностью, — сказал Чарльз, с лица которого сошла улыбка, — что Джонни и я покинем компанию «Рейкхелл и Бойнтон», если хоть один из кораблей нашего флота контрабандным путем доставит опиум в Китай, и создадим собственное дело вместо того, чтобы возить опиум на наших клиперах.