— Перестань болтать о твоей другой дочери и о пиве и выслушай меня, — прервал Садуко, так зловеще поглядывая на брошенное им копье, что я поспешил наступить на него ногой. — Я теперь более могущественный предводитель, чем этот боров Мазапо. Есть ли у Мазапо такие телохранители, как эти молодцы? — и он пальцем указал на сомкнутые ряды грозных амангванов. — Есть ли у Мазапо столько скота, как у меня? То, что ты видишь, только десятая часть. Это выкуп отцу той, которая была обещана мне в жены. Может ли Мазапо назвать Панду своим другом? Мне кажется, я слышал обратное. Победил ли Мазапо бесчисленное племя благодаря своему мужеству и своему уму? Молод ли, красив ли Мазапо, или он старый безобразный боров? Ты не отвечаешь мне, Умбези, быть может, хорошо делаешь, что молчишь. Теперь слушай еще: если бы здесь не было Маку мазана, которого я не хочу вмешивать в семейные дела, то я приказал бы своим людям схватить тебя и избить до смерти, а затем пойти к борову и поступить с ним так же. Приходится с этим немного обождать — у меня есть другие дела. Но день, когда я и это устрою, недалек. Поэтому советую тебе, обманщик, поспешить умереть, иначе ты будешь избит палками до смерти. Передай мои слова Мазапо. А Мамине скажи, что я скоро приду и заберу ее, но приду с копьями, а не со скотом. Понимаешь? Да, я вижу, что ты понял, раз ревешь от страха, как женщина. Прощай же, обманщик, и жди, когда я вернусь с палками.

И, повернувшись, Садуко удалился. Я хотел поспешить за ним, но бедняга Умбези подскочил ко мне и схватил за руку.

— О Макумазан, — воскликнул он, плача от страха, — если ты когда-нибудь считал меня своим другом, то помоги мне выбраться из глубокой ямы! Я попал в нее из-за проделок Мамины. Макумазан, если бы она была твоей дочерью и могущественный предводитель явился бы со ста двадцатью головами самого лучшего скота, разве ты не отдал бы ее, даже если он немолод и некрасив?

— Но у нас, — ответил я, — ведь нет обычая продавать женщин.

— Да, да, я забыл, что в этом отношении вы, белые люди, сумасшедшие. По правде говоря, Макумазан, я думаю, она действительно любит тебя. Она сама мне говорила это. Почему же ты не украл ее, когда я не смотрел? Мы с тобой сговорились бы потом, а я не попал бы в яму.

— Некоторые люди не делают таких вещей, Умбези.

— Да, да, я забыл. Я всегда забываю, что вы, белые люди, совсем другого склада и что нельзя ожидать, чтобы вы поступали, как люди здравые. Во всяком случае, ты друг этого тигра Садуко, а это доказывает, что ты совсем помешанный. Ведь многие охотнее согласились бы подоить буйволицу, чем идти рука об руку с Садуко. Ты разве не понимаешь, Макумазан, что он хочет убить меня? Уф! Ведь он грозился избить меня палками до смерти. Уф! И если ты не помешаешь ему, то он сделает это… Может быть, завтра. Уф! Уф!

— Да, я понимаю, Умбези, и думаю, что он это сделает. Но я не знаю, как помешать ему. Ты ведь знал, как он любит Мамину! Ты очень плохо поступил с ним.

— Я никогда не обещал ее ему, Макумазан. Я только сказал, что за сто голов, может быть, я и отдам ему Мамину.

— Он получил эти сто голов и еще гораздо больше, уничтожив амакобов, врагов его племени. Но теперь ты своей доли уже не получишь! И я думаю, тебе придется примириться со своей участью, которой я не хотел бы разделить, даже если бы мне обещали весь скот в стране зулусов.

— Поистине ты не из тех, у кого можно искать утешения в минуту горя, — простонал бедняга Умбези и прибавил, просияв: — Но, может быть, Панда убьет его за то, что он уничтожил племя Бангу, когда в стране мир? О Макумазан, не уговоришь ли ты Панду убить его?

— Невозможно, — ответил я, — Панда — его друг, и, между нами говоря, Садуко уничтожил амакобов по особому желанию короля. Услышав об этом, Панда позовет Садуко к себе и сделает его своим советником, дав ему право распоряжаться по своему усмотрению жизнью и смертью таких маленьких людей, как ты и Мазапо.

— Тогда все кончено, — слабым голосом проговорил Умбези, — я постараюсь умереть как мужчина. Но быть избитым палками! О! — прибавил он, скрежеща зубами. — Попадись только Мамина мне в руки, я вырвал бы все ее красивые волосы. Я связал бы ей руки и запер бы ее со Старой Коровой, которая любит ее так же, как кошка любит мышь. Нет, я убью ее… Слышишь, Макумазан, если ты не поможешь мне, я убью Мамину, а это тебе не понравится! Я уверен, что она дорога тебе, хотя ты и не решился похитить ее.

— Если ты только посмеешь тронуть Мамину, — пригрозил я, — то будь уверен, мой друг, что палки Садуко очень быстро загуляют по твоему телу, и я сам донесу на тебя Панде. Слушай меня, старый болван. Садуко так любит твою дочь, что постарается получить ее. Он не посмотрит на то, что она замужем. Постарайся откупить ее у Мазапо. Понимаешь? Я говорю: откупить ее, а не вернуть кровопролитием! Это ты можешь сделать, уговорив Мазапо развестись с ней. Если Садуко узнает, что ты старался сделать это, я думаю, он некоторое время свои палки в ход не пустит.

— Я попытаюсь, Макумазан. Правда, Мазапо очень упрям, но если он узнает, что его жизнь в опасности, он, может быть, уступит. И если Мамина узнает, что Садуко сделался богатым и могущественным, она, может быть, тоже согласится выйти за него. О, благодарю тебя, Макумазан, ты настоящая подпора моей хижины. Прощай, Макумазан, если тебе нужно идти. Но почему… почему ты не похитил Мамину и не избавил меня от всех этих неприятностей?

Глава VIII

Вражда братьев

Вернувшись к своим фургонам после этой трагикомической сцены со стариком Умбези, я узнал, что Садуко и его воины уже выступили и направляются к королевской резиденции Нодвенгу. Садуко однако надеялся, как мне передавали, что я отправлюсь вслед за ним, чтобы представить отчет об уничтожении амакобов. Поразмыслив немного, я решил это сделать, движимый любопытством узнать, что выйдет из всей этой истории. За время длинного путешествия не произошло интересных приключений. Наконец я прибыл в Нодвенгу и расположился лагерем в месте, указанном ожидавшим меня на некотором расстоянии от города королевским советником. Здесь я провёл два или три дня, стреляя горлиц и других птиц.

Когда это времяпрепровождение мне надоело и я уже собирался двинуться в Наталь, ко мне в фургон заглянул Мапута — тот самый, который передал мне послание от короля перед нашим походом против Бангу.

— Привет тебе, Макумазан! — поздоровался он. — Ну, как амакобы? Вижу, не убили тебя.

— Нет, — ответил я, угощая его табаком. — Они не совсем убили меня, раз я здесь. Что тебе угодно от меня?

— О Макумазан, король хочет только знать, остались ли у тебя маленькие шарики в коробке, которую я тебе вернул. Он хотел бы проглотить один шарик.

Я подал ему всю коробку, но он заявил, что король желает принять ее лично от меня. Поняв, что это только предлог, я спросил, когда Панде угодно принять меня. Он ответил, что король ждет меня немедленно. Через час я уже сидел перед королем.

Подобно всем членам его семьи, король был огромных размеров, но в противоположность Чаке и другим братьям имел доброе лицо. Я поклонился ему, приподняв фуражку, и занял место на деревянном табурете, приготовленном для меня около большой хижины, в тени которой сидел король, окруженный охраной.

— Привет тебе, Макумазан, — сказал он. — Рад видеть тебя живым и невредимым. Я слышал, что за время, пока мы не виделись, ты пережил опасное приключение.

— Да, король, — ответил я, — но какое приключение имеешь ты в виду: приключение с буйволом, когда Садуко помог мне, или приключение с амакобами, когда я помог Садуко?

— Последнее, Макумазан, и я желаю подробно услышать о нем.

Он приказал своим советникам удалиться, и я рассказал ему всю историю.

— Ты умен, как павиан, Макумазан, — заметил он, когда я кончил. — Хитро придумано — устроить ловушку для Бангу и заманить амакобов в нее их собственным скотом. Но мне сказали, что ты отказался от своей доли этого скота. Почему, Макумазан?