Когда мы любим сами, любовь – это самоотречение и пожертвование. Когда любят соседи, нам это видится самомнением и эгоизмом.

Новобрачная скрестила свои ножки в туфельках и задумчиво посмотрела на потолок, расписанный купидонами.

– Сокровище мое, – произнесла она тоном Клеопатры, изъявляющей желание, чтобы Антоний поставил ей Рим в оригинальной упаковке сюда и в сию секунду, – я бы, пожалуй, съела персик.

Малыш Мак-Гарри поднялся и надел пальто и шляпу. Он был серьезен, прям, сентиментален и сметлив.

– Хорошо, – сказал он хладнокровно, будто речь шла всего о каком-нибудь там подписании условий матча с чемпионом Англии. – Сейчас спущусь принесу.

– И смотри, не задерживайся, – пропела женушка. – Я буду скучать без своего гадкого мальчика. Да выбери самый спелый и красивый.

После основательного прощания, не менее бурного, чем если бы Малышу предстояло длительное опасное путешествие в дальние края, Малыш вышел на улицу.

И тут он призадумался, и не без оснований. Была ранняя весна, и маловероятно, чтобы где-то в промозглом унынии улиц и серости лавок можно было купить вожделенный сочный плод золотистой спелости лета.

Возле итальянской фруктовой лавки, что на углу, он остановился и пробежал внимательным глазом прилавки, полные тщательно обернутых в бумагу апельсинов, глянцевитых сияющих яблок и бледных, истосковавшихся по солнцу бананов.

– А персики есть? – обратился Малыш к соотечественнику Данте, влюбленнейшего из всех влюбленных.

– Нету, – ответил торговец. – Разве что через месяц будут. Не сезон. Зато есть чудесные апельсины. Хотите апельсины?

Не удостоив его ответом, Малыш продолжил свои поиски. Он направился к своему давнему приятелю и поклоннику Джастусу О’Кэллэхэну, хозяину заведения, сочетавшего в себе дешевый ресторанчик, ночное кафе и кегельбан. О’Кэллэхэн был на месте. Он осматривал свои владения на предмет каких-либо непорядков.

– У меня срочное дело, – заявил ему Малыш. – Моей старушке вздумалось полакомиться персиком. Если у тебя есть хоть один, Кэл, давай мне его скорее сюда. Давай все, если они есть у тебя во множественном числе.

– Весь мой дом к твоим услугам, – отвечал О’Кэллэхэн. – Но в нем не найдется ни одного персика. Не сезон. Думаю, едва ли ты найдешь его в какой-нибудь из бродвейских лавок. Плохо дело. Когда женщина вобьет себе в голову, что непременно хочет определенный фрукт, тут уже ничто не поможет. Уже поздно, и все первоклассные фруктовые магазины закрыты. Но, может быть, твоя хозяйка удовлетворится апельсинами? Я как раз получил ящик отборных прекрасных апельсинов, ей понравятся.

– Премного обязан, Кэл. Но по условиям матча требуются персики, и замена не допускается. Пойду искать дальше.

Было около полуночи, когда Малыш вышел на одну из западных авеню. В редких магазинах, открытых в этот час, его буквально на смех поднимали, заслышав о персиках.

Но где-то там, за высокими стенами, его новобрачная доверчиво дожидалась заморского лакомства. Так неужели он, чемпион в полусреднем весе, не восторжествует над сезонами, зодиаками и календарями и не добудет желтый или розовый плод для своей единственной, ненаглядной?

Малыш зацепил взглядом витрину, сияющую всеми цветами радуги. И вдруг подсветка погасла. Малыш бросился к магазину и застал продавца, закрывающего двери лавки.

– Персики есть? – спросил он решительно.

– Что вы, сэр! Не ранее, чем недели через три-четыре. Даже не представляю, где их можно найти. Может, в городе и есть-то несколько штук, тепличные, и то не знаю, где именно. Разве что в каких-нибудь шикарных отелях, где не знают, куда деньги девать. Зато у меня есть превосходные апельсины – только сегодня на пароходе доставили.

Дойдя до ближайшего угла, Малыш с минуту постоял в раздумье, затем решительно свернул в темный переулок и зашагал к дому с зелеными фонарями, мигающими у крыльца.

– Капитан на месте? – спросил он у дежурного полицейского сержанта.

Тут сам капитан вынырнул из-за спины дежурного. Он был в штатском и имел страшно деловой вид.

– Привет, Малыш, – приветствовал он боксера. – А я думал, ты в свадебном путешествии.

– Вчера вернулся. Теперь я вполне оседлый горожанин. Думаю заняться муниципальной деятельностью. Капитан, а не хотите сегодня ночью накрыть заведение Денвера Дика?

– Хватился! – отвечал капитан, покручивая усы. – Денвера накрыли два месяца назад.

– Ну да, – согласился Малыш. – Это Раффери вытурил его с Сорок третьей улицы. Сейчас он обосновался в вашем околотке и теперь ведет игру куда крупнее. У меня с ним свои счеты. Я могу отвести вас.

– В моем околотке? – прорычал капитан. – Ты уверен, Малыш? Тогда буду весьма признателен. А что, ты знаешь пароль? Как мы туда попадем?

– Через дверь, – отозвался Малыш. – Взломаем ее. Они еще не обили ее железом. Возьмем с собой человек десять. А мне туда нельзя. Денвер пытался прикончить меня. Он думает, это я сдал его в прошлый раз. Ошибается, между прочим. Но поторопитесь. Мне нужно домой пораньше. А место всего через три дома отсюда.

Не прошло и десяти минут, как капитан с дюжиной подчиненных, следуя за проводником, уже входили в подъезд темного и вполне благопристойного с виду здания, где в дневное время вершили свои дела с десяток солидных фирм.

– Третий этаж, конец коридора, – негромко направлял Малыш. – Я покажу.

Двое дюжих молодцов, вооруженных топорами, встали у двери, на которую он им указал.

– Да вроде бы все тихо, – усомнился капитан. – Вы уверены, что тут?

– Ломайте! – скомандовал Малыш. – Если не тут – это на моей совести.

Топоры с треском врезались в незащищенную дверь. Через проломы хлынул яркий свет. Дверь рухнула, и участники облавы, с револьверами наготове, ворвались в помещение.

Просторная зала была обставлена с вульгарной роскошью, согласно вкусам хозяина, уроженца Запада. За несколькими столами вовсю шла игра. С полсотни завсегдатаев, находившихся в зале, бросились к выходу, желая любой ценой избежать встречи с полисменами. В ход пошли полицейские дубинки. Однако большинству игроков удалось уйти.

В ту ночь сам Денвер Дик почтил притон своим личным присутствием. Он и кинулся первым на непрошеных гостей, рассчитывая, что численный перевес позволит сразу смести участников облавы. Но, едва завидев Малыша, он не думал уже ни о ком больше. Большой и грузный, как настоящий тяжеловес, он с восторгом навалился на своего более хрупкого врага, и оба, сцепившись, покатились вниз по лестнице. Приземлившись, оба вскочили на ноги, и тут Малышу довелось применить несколько профессиональных приемов, остававшихся без применения, пока его стискивал в яростном объятии любитель сильных ощущений весом в двести фунтов, которому грозила потеря имущества стоимостью в двадцать тысяч долларов.

Уложив своего противника, Малыш бросился наверх, пересек игорную залу и очутился в комнате поменьше, отделенной от залы аркой.

Здесь находился длинный стол, уставленный ценным фарфором и серебром и ломившийся от дорогих и изысканных яств, к которым, как принято считать, питают пристрастие рыцари удачи. В убранстве стола тоже сквозил широкий размах и экзотические вкусы джентльмена, приходившегося тезкой столице одного из западных штатов.

Из-под свисающей до полу белоснежной скатерти торчал лакированный штиблет сорок пятого размера. Малыш ухватился за него и извлек на свет божий негра-официанта во фраке и белом галстуке.

– Встань! – скомандовал Малыш. – Ты состоишь при этой кормушке?

– Д-да, сэрр, я состоял. Неужели нас опять сцапали, сэр?

– Да похоже на то. Слушай сюда. Есть у тебя тут персики? Если нет, значит, я в нокауте.

– В начале вечера было с три дюжины, сэр; но, боюсь, эти джентльмены сожрали все подчистую. А хотите спелый свежий апельсин, сэр? Я живо найду для вас.

– Займись лучше делом, – строго наказал Малыш, – быстро разыщи мне персик. Иначе пеняй на себя. А если кто-нибудь еще сегодня заговорит об апельсинах, я из него дух вышибу.