— Вчера вечером сразу сказал ей, что между нами все кончено, — ответил я. — Но она не хотела верить. И последующие восемь часов провела передо мной на коленях, умоляя ее не бросать.
— Как ее зовут? — подозрительно спросила Аннабел.
— Рашель, а дальше не помню, — пожал я плечами. — Разве это важно?
— Вера в собственные фантазии — первый признак старческого слабоумия, — заметила она самодовольным тоном.
— А что случилось с вами сегодня утром? — Я разглядывал ее с откровенным интересом. — Вы, видимо, проспали?
— С чего вы это взяли?
— Вам не кажется, что вы кое-что забыли?
— Что же, например?
— Кофточка на вас просто великолепная, — продолжил я невинным тоном. — Но к ней не помешало бы что-нибудь еще, юбка например.
Аннабел сделала попытку опустить платье пониже, но безрезультатно. Блеск ее глаз принимал все более гневный оттенок, она сделала вид, что пытается схватить тяжелую стальную линейку, лежащую на столе. Мне стало ясно, что пора убираться, пока не получил этой линейкой по шее.
Шериф Лейверс сидел в кабинете, окруженный плотными клубами темно-синего дыма. Кто еще в десять часов утра будет курить огромную толстую сигару, как не огромный толстый окружной шериф? Когда он взглянул на меня, количество его подбородков еще увеличилось, а заплывшие жиром глаза совсем исчезли из виду. Видно, Лейверс был не в лучшем настроении, чем я.
— Что с ним? — гавкнул он.
— Что с кем? — осторожно спросил я.
— Со вторым.
— Может, мне выйти, потом еще раз зайти и мы начнем все сначала? — предложил я, чувствуя, как мои глаза вылезают из орбит.
— Не прикидывайтесь идиотом! — огрызнулся шериф. — Что с ним? Убийство или самоубийство?
— Думаю, убийство, но замаскированное под самоубийство.
— Почему?
— Я всего лишь простой полицейский, а вовсе не ясновидец, — произнес я скромнейшим тоном.
— Вы льстите самому себе! — Он пошевелился в кресле, которое издало протестующий треск. — Хотите сказать, что у нас с утра уже два убийства?
Пришлось все подробно рассказать, но при этом меня преследовало неприятное чувство, будто я перестал верить сам себе. Несколько минут Лейверс сидел с ошеломленным видом, затем медленно мигнул.
— Хотел бы уточнить пару моментов, — наконец сказал он сдавленным тоном. — Эта миссис Сидделл не нуждается в защите закона, хочет использовать свои связи среди лос-анджелесской мафии, чтобы найти убийцу дочери, а потом, если сочтет нужным, то от щедрот своих назовет нам его имя?
— Правильно.
— А второй труп признается в убийстве ее дочери, потом кончает жизнь самоубийством, но предпочитает сохранить инкогнито?
— Правильно.
— И по вашему мнению, его убили, но потом, попытались представить это как самоубийство?
— Что-то в этом роде.
— Но вы не знаете почему?
Я осторожно присел на краешек стула для посетителей.
— Полагаю, нам нужно поднять материалы по делу миссис Сидделл в Лос-Анджелесе.
— Пожалуй, — согласился Лейверс. — В конце концов, мы должны закончить расследование по обоим этим убийствам к сегодняшнему вечеру.
— К сегодняшнему вечеру?
— Ну, к возвращению Стюарта Уитни из Лос-Анджелеса. — Он вынул изо рта наполовину выкуренную сигару, уставился на нее как на личного врага и бросил в пепельницу. — Сколько у нас девушек в Пайн-Сити? — с вызовом посмотрел он на меня. — Что-то около тридцати тысяч? Так нет же, вам нужно было обязательно связаться с дочерью Стюарта Уитни!
— Да я о нем впервые узнал сегодня…
— Вот потому-то вы никогда не станете капитаном, — отметил он. — Полное равнодушие к политике. Неужели вас ничто в жизни не интересует, кроме женщин, Уилер?
— Нет, — искренне признался я, — но я готов учиться.
— Уитни — это сбывшаяся мечта каждого мелкого бизнесмена в Пайн-Сити, — пояснил шериф. — Большая шишка в Лос-Анджелесе. С тех пор как он поселился здесь, вся местная мелочь, начиная с мэра, просто преклоняется перед ним. Стюарт Уитни может делать в Пайн-Сити все, что ему захочется. Когда Стюарт Уитни говорит, земля сотрясается, а люди внимают ему с молчаливым благоговением. Если Стюарт Уитни желает чего-то, он просто поднимает мизинец, и целая толпа прилипал, высунув язык, бросается выполняет его желания. А если случайно узнает, что дело об убийстве расследуется каким-то некомпетентным дураком, который к тому же был груб с его дочерью, — кем-то вроде вас, Уилер! — дело завтра же утром будет передано в городской отдел по расследованию убийств. Теперь можете легко догадаться, кого в следующий раз ни за что не выберут окружным шерифом.
— Вы говорите как настоящий поэт! — заметил я с восхищением в голосе.
— Этот анонимный убийца-самоубийца — жертва, — проворчал он. — Его не удалось опознать?
— Еще не знаю. Не проверял.
— Не проверял?! — Его многочисленные подбородки мгновенно приобрели ярко-красный цвет.
— А все из-за моих товарищеских чувств к сержанту Сэнджеру, — сказал я быстро. — Если не давать ему поручений, он начинает ощущать свою ненужность и расстраивается.
— Убирайтесь! — рявкнул Лейверс.
— Вы меня не поняли, шериф, — серьезно продолжил я. — Как бы вы себя чувствовали, если…
— Убирайтесь! — снова крикнул он.
Разозлить Лейверса — самый простой способ прекратить бессмысленный диалог. Я поскорее выскочил из кабинета, пока он не остыл и не начал придумывать новые дурацкие вопросы. Аннабел разгневанно посмотрела на меня поверх пишущей машинки.
— Если вы закончили вашу беседу с шерифом, пожалуй, можно вынуть затычки из ушей, — холодно произнесла она.
— Вы что-нибудь слышали о Стюарде Уитни? — небрежно поинтересовался я.
— Стюарт Уитни? — Ее лицо осветилось улыбкой. — Кто же о нем не слышал? Ведь это тот самый ужасно важный джентльмен с невероятными связями в Лос-Анджелесе, который живет в Пайн-Сити только потому…
— Да, это он, — процедил я сквозь зубы. — Вы знаете его дочь?
Она отрицательно покачала головкой цвета меда.
— Кто станет думать о дочери, если джентльмен богат, красив и к тому же вдовец?
— Да он годится вам в отцы!
— А что плохого в элегантном, утонченном пожилом джентльмене?
— Да ничего, если он — это я.
— Вам не следовало так говорить, — скривилась Аннабел. — Меня сейчас стошнит!
В кафе на ближайшем углу я выпил три чашки кофе и направился в криминалистическую лабораторию.
В белом халате Эд Сэнджер выглядел великим ученым, а я почувствовал себя невинной жертвой из фильма о сумасшедшем докторе.
— Сделал его снимок в морге, — деловито сообщил он. — Один из моих помощников как раз готовит для вас пакет фотографий.
— Спасибо, Эд, — поблагодарил я. — А как насчет девушки?
— Вы забрали с собой ее портрет, как я мог сделать копии?
— Понятно.
— Но решил, что вам срочно нужны снимки из морга, — самодовольно заявил он, — поэтому занялся ими в первую очередь. Снимки с места преступления получите к вечеру. С мест преступлений, думаю, будет точнее.
— Опознать труп не удалось?
— Никаких шансов, — услужливо сказал Сэнджер. — Даже этикетки с одежды срезаны.
— А отпечатки пальцев?
— Отправлены в ФБР. — Он обиженно взглянул на меня. — Знаете, лейтенант? Иногда не могу избавиться от впечатления, что вы мне не доверяете.
— Просто проверяю, — заверил я его. — Что еще?
— Еще пока не получил отчета по баллистике, они как раз проводят испытания. Между прочим, это кольт 32-го калибра, автомат.
— На нем были отпечатки?
— Только его, больше ничьих нет. На мой взгляд, пистолет очень уж чист.
— Что еще? — повторил я вопрос, потому что Эд Сэнджер не из тех, кто с готовностью расстается с имеющейся у него информацией.
— Когда док Мэрфи закончит вскрытие, надо будет хорошенько заняться медной проволокой, которой задушили девушку, — радостно заявил он. — Тут есть над чем подумать.
— А именно?
— Ну, например, если душат кого-нибудь до смерти в состоянии аффекта, обычно это делают голыми руками, не так ли?