Изменить стиль страницы

Один из моих друзей, с которым нас связывают 20 лет дружбы, обладатель самого знаменитого, если не самого древнего имени в России, стал вместе с нею 10-12 лет назад душой этого салона. Этого друга зовут Дмитрий Павлович Нарышкин[65].

Та мужественная Наталия Кирилловна, которая вызволила своего сына Петра из устроенной стрельцами бойни и увлекла его в Троицу ― Троице-Сергиеву лавру, была Нарышкиной. Она стала женой царя Алексея Михайловича в его втором браке и родила единственного сына ― царя Петра. От первого брака у Алексея был Федор, умерший в 23-24 года; Иван, идиот всю свою жизнь, одно время деливший трон с Петром и умерший в 1696 году (предположительно: у меня нет под рукой никакого справочника, чтобы проверить эту дату); наконец, знаменитая царевна Софья, сыгравшая, как мы видели, слишком авантюрную роль в жизни своего брата.

Нарышкины никогда не стремились быть графами или князьями; они остались просто Нарышкиными, но в их родовом гербе ― орел России.

Есть одно довольно милое предание ― может быть, далекое от правды, за его историческую достоверность не отвечаю, особенно потому, что это предание ― о Наталии Кирилловне и о том, как она стала царицей. 

Боярин Матвеев, тот самый, кто был убит стрельцами тогда же, когда они убили Леонида и Афанасия Нарышкиных, о чем я вам рассказал, проезжал через деревушку Киркино, что находится в Рязанской губернии в 25 верстах от города Михайлова, почти полностью населенную разорившейся знатью, кого называют odnodvortzi ― однодворцы, то есть теми, у кого остался только дом. Очаровательный ребенок примерно 12-13 лет заливался горючими слезами на пороге одного из таких домов. Пока в экипаж запрягали лошадей, Матвеев поинтересовался, какое горе обернулось страданием девочки-подростка. И узнал, что единственная раба, которая у нее оставалась и служила ей горничной и гувернанткой, только что повесилась. Отсюда и слезы, проливаемые бедным ребенком. Дальше из расспросов он узнал, что юная сирота происходит из хорошей семьи, жившей в Крыму; увез ее с собой, воспитал как дочь и представил двору. Алексей Михайлович, овдовев, увидел ее, полюбил и сделал ее своей женой.

Правдиво ли предание? Я уже сказал, что за эту его сторону не отвечаю; но и сегодня в родной деревне Наталии Кирилловны бытует еще поговорка, которая гласит: «Если бы девка не повесилась в Киркино, то на свет божий не появился бы Петр Великий». Достоверно, что отец и дед Наталии Кирилловны были записаны в боярскую книгу.

Итак, Женни Фалькон ― мой маленький друг с 1832 года, став моим большим и делаясь все большим и добрым другом, побывала здесь, чтобы узнать обо мне новости у Дюфура. Она оставила для меня краткий наказ-рекомендацию: не медлить ни минуты, чтобы ее обнять. Просила сказать еще, что я нашел бы у нее моего друга Нарышкина, которому тоже, как и ей, не терпится меня увидеть.

Я помчался на Михайловскую площадь и, войдя в салон, увидел четыре руки, раскрытые для дружеских объятий, не считая двух рук, протянутых на мой голос из столовой мамашей Фалькон.

Они меня ожидали уже восемь дней. Объясните-ка это. Я еще не знал, что оставляю Париж, а в Санкт-Петербурге уже знали, что я приеду сюда. И чтобы увидеть меня, Жени и Нарышкин отложили свой отъезд в Москву. Если я задержусь в Санкт-Петербурге не больше, чем на две недели, то они меня подождут, чтобы я поехал вместе с ними. Мне было предложено гостеприимство на их вилле в Петровском парке на все время моего пребывания в Москве. Вот как понимают гостеприимство в России. В этом отношении никого в целом мире не знаю, кто любезностью превосходил бы русскую знать. Я просил дорогих друзей не стеснять себя ради меня, согласился на предложенный особнячок в парке, но мне столько нужно было увидеть в Санкт-Петербурге, что не хотелось брать на себя обязательство о дне отъезда. Назавтра был день рождения     Женни. Условились, что, если я получаю вещи из таможни, то принимаю участие в торжестве.

Покидая Михайловскую площадь, я приказал ехать к меняле. У меня было с собой две-три тысячи золотых французских франков, которые я хотел обменять на русские бумажные деньги. Вы же знаете, дорогие читатели, что в России ― стране серебряных и золотых рудников ― почти нет звонкой монеты, а в ходу одни бумажные деньги. Есть казначейские билеты достоинством от ста рублей до одного рубля. Мне было известно, что каждый из моих золотых равен пяти рублям. Каково же было мое удивление, когда меняла дал мне не только положенные 750 рублей, но и 25-30 франков сдачи. Курс французского золотого повысился до пяти рублей и, не знаю, скольких-то копеек. С возрастающим вниманием, чего не было до этого момента, я смотрел на честного менялу, а так как он немного изъяснялся по-французски, я и попросил его объяснить эту нежданную прибавку. Пока он говорил, я слушал и разглядывал его. Он обладал одним из тех чистых и серебряных голосов, какие слышны иногда в Сикстинской капелле. И у него была реденькая, рассеянная мелкими клочками борода. Я понял, что имею дело с индивидом, принадлежащим к секте des scopsi ― скопцов. Есть у вас русский словарь? Найдите глагол ― оскопить. У вас нет словаря, а вы хотите узнать, что такое скопцы? Сейчас попытаюсь растолковать, хотя, предупреждаю заранее, что это нелегкое дело.

Сидит ли в кресле против вас прекрасный длинношерстный ангорский кот, который, вместо того, чтобы бегать по крышам, и прыгать с одной водосточной трубы на другую, преследуя кошек, занят только тем, чтобы есть, тучнеть и спать? Он принадлежит к секте скопцов.

Подан ли к вашему столу один из славных граждан провинции Мен, воспетых Беранже как земные счастливцы, жирный, подрумяненный, хорошо проваренный, вкусный, сочный и с головой, лишенной украшения, которое составляет гордость петуха? Он принадлежит к секте скопцов.

Однажды король Луи-Филипп, будучи ребенком, спросил у мадам де Жанли, своей гувернантки:

― Что такое бык?

― Это отец теленка.

― Что такое корова?

― Это мать теленка.

― Что такое вол?

Автор «Бессонных ночей Замка» минуту пребывала в нерешительности, определение затрудняло ее; наконец, она подобрала перифраз:

― Это дядя теленка.

Пусть так, дядя теленка ― из секты скопцов.

Вот вы и просветились, не правда ли? Теперь мне, в роли непредвзятого судьи, остается объяснить вам, как по собственной воле попадают в такую секту. Попытаемся.

Слово rascol ― раскол в русском языке означает ересь; еретиков называют rascolniks ― раскольники. Скопцы ― раскольники. Раскольники всплыли в правление Алексея Михайловича. 

Когда его фаворит ― патриарх Никон, пересмотрел или, вернее, модернизировал священное писание, фанатики сохранили верность старому тексту, отказавшись признать новый; отсюда бунт. После утверждения нового текста, бунтовщики стали еретиками.

Путешественники, которые писали о России, мало или совсем ничего не сказали о раскольниках. Да, но я-то собираюсь вам поведать много такого, о чем вам еще никогда не рассказывали. А чтобы начать, как бы ни было это трудно, расскажу о скопцах ― ответвлении раскольничьей ереси.

Известно ли вам, сколько раскольников в России? Официально, пять миллионов; в действительности ― одиннадцать. Как видите, они стоят того, чтобы их не обойти молчанием; тем более что эти 11 миллионов человек, число которых с каждым днем возрастает, призваны, и неминуемо, по-моему, играть в будущем некоторую социальную роль. Раскольники делятся на несколько сект, все более противостоящих одна другой и отдающихся во власть все более абсурдных идей. Самая абсурдная и, мало сказать, что самая жуткая из этих сект ― скопцы; она верует в земное существование Иисуса, его святой Матери и святого Иоанна Крестителя. В правление императора Павла эта секта очень разрослась; один крестьянин был ее Христом, одна женщина из простых ― ее Марией, и один жестокий мужик ― ее Иоанном Крестителем. Только его крещение было кровавым. Оно заключалось в кастрации, а так как креститель был варваром, он делал эту операцию варварски при помощи раскаленного докрасна кривого ножа. Каждый третий крещенный умирал.

вернуться

65

Нарышкин Дмитрий Павлович (1797―1868) ― камергер, представитель рода, известного с середины XVI века; этот род выдвинулся на политическую арену в 1671 году, после второго брака царя Алексея Михайловича, женившегося на Наталии Кирилловне Нарышкиной (1651―1694), будущей матери Петра I.