Но вернемся к вечеру у месье Яблоновского.

Поднялся шум, оттого что я оказался охотником, в результате чего генерал Лан и его брат, полковник, которые мило настаивали, что знакомились со мной в Париже, тут же направили поручения организовать облаву на зайцев в изобилующих дичью лесах, как сказали, в 30 верстах от Казани. Я согласился, поставив условием «Нахимов». Месье Лан все взял на себя. Он шепнул на ухо начальнику полиции, и начальник полиции обещал оформить документы «Нахимова» только на следующий день после завершения облавы.

У деспотизма хватает неприятных сторон, но иногда он становится привлекательным!

Вечером следующего дня мы легли спать в Казани, чтобы выехать как можно раньше. Полковник Лан, будучи холостяком, предложил нам свое гостеприимство.

Мы поехали в шесть утра в трех разных охотничьих экипажах. Было нас 12 охотников. Месье генерал Лан посадил меня с собой. Это был очень благовоспитанный человек, который служил полевым адъютантом императора Николая и говорил об этом только со слезами на глазах. Он знал всех видных генералов России, от старины Ермолова, героя Кавказа, до Меншикова, защитника Севастополя. Если бы Меншикову довольно было только силы духа, чтобы защитить Севастополь, то Севастополь никогда не был бы взят. Меншиков ― один из наиболее умных людей России, и это не преувеличение. 

Как-то молоденькая великая княжна, одна из них, очень тихо спросила отца за столом, что такое евнух.

― Черт возьми! ― сказал смущенный император, ― спроси об этом Меншикова; я только знаю, что он способен тебе это объяснить.

Великая княжна повернулась к Меншикову.

― Принцесса, ― ответил тот, ― это такой тип камергера у крупного вельможи, у которого ключ есть, но бородок у ключа нет.

Однажды, расставшись со своим министром финансов, император поделился с Меншиковым большой озабоченностью насчет того, кого же назначить на эту должность.

― Меня, конечно, ― отреагировал тот.

― Как, вас?

― Да. Когда не стало судов, меня назначили морским министром. Когда не стало армии, меня назначили военным министром. Вы отлично понимаете, что сегодня, когда больше нет денег, я не могу отказаться стать министром финансов.

Генерал Александр Татищев во время кампании 1813 года взял Кассель ― столицу Вестфалии, нового княжества, что существовало всего четыре-пять лет. Поскольку это был великий подвиг мужа, княгиня Татищева находила повод заговаривать об этом хотя бы раз в день. И вот случилось так, что по ходу обычного рассказа, вопреки всяким ожиданиям, из головы повествовательницы вылетело название столицы, взятой ее мужем. В этот момент через апартаменты проходил Меншиков.

― Князь, ― окликнула его мадам Татищева, ― князь, какой же это город взял Александр?

― Вавилон, ― ответил Меншиков, не останавливаясь.

В нашей охоте было все, что положено охоте и загонам: крики, сильные удары палками в чащах и нескончаемая стрельба. На земле остались лежать 45 зайцев; я убил 12 и возвращался с триумфом. По возвращении меня ожидала добрая весть: «Нахимов» прибыл и послезавтра отправится в Астрахань, куда капитан обещал доставить нас за 10 дней. Так как он жег дрова, а не уголь, то должен был пополнять запасы топлива, по меньшей мере, каждые два дня и останавливался при каждой погрузке на пять ― шесть часов. То, что представлялось неудобством для спешащих пассажиров, для нас, желающих посмотреть страну, было большим везением и только. Мы сошлись в цене с капитаном «Нахимова»: 200 франков.

На следующий день разбогатевшие или, скорее, обремененные пятью-шестью лишними местами багажа, мы простились с казанскими друзьями и отправились спать на борт парохода, который ночью поднял якорь.

Мы сказали, что Волга берет начало в Тверской губернии. Добавим, что она берет это начало в окрестностях Осташкова. Поскольку Россия ― всего лишь обширная равнина, то 400 верст Волги являют собой ее долгое колебание в выборе направления. Покидая Тверь, она направляется с севера на юг. Через 200 километров резко поворачивает на северо-восток. От центра Ярославской губернии катит воды к востоку, склоняясь, напротив, к югу. Таким вот образом она делает почти 1000 километров, обходя пешком Ярославль, Кострому и Нижний Новгород. В Казани снова меняет направление и, описав северную дугу, устремляется прямо на юг ― на 1200 километров. На входе в Астраханскую губернию она еще раз меняет курс и отклоняется на юго-восток, пока не впадает в Каспийское море.

Мы заметили отклонение, оживляясь. Солнце, что всегда было напротив или около того, теперь находилось слева от нас. Между прочим, поднимаясь на палубу, мы открыли великолепный вид; мы находились в том месте фарватера, где на большой скорости, из Сибири, Кама вливается в Волгу и изменяет цвет воды. Кроме этого, спеша из более холодного края, она была покрыта заснеженными льдинами, которые издали казались стаей лебедей.

Кама, известно, берет начало в Уральских горах; ее течение более уверенное и упорядоченное, нежели течение Волги, на ней нет мелей; она рыбная сверх меры; там можно встретить всех рыб других русских рек: севрюгу, осетра, форель, судака, белугу, иногда весящую 1400 фунтов, и сома ― неизвестную у нас рыбу, которая водится в Волге и Днепре и которую нельзя продавать без осмотра, потому что у нее, как у акулы, часто находят человеческие останки.

Приняв Каму, река Волга становится шире, и появляются острова; левый берег остается низким, тогда как правый, неровный, начиная от Нижнего, поднимается до высоты 400 футов; он сложен из горшечной глины, аспида (кровельных сланцев), известняков и песчаников без единой скалы.

Симбирск, главный город губернии того же названия, ― первый более-менее значительный город, что встречается в 50 лье от Казани.

Что особенно поражает и больше всего печалит в России, так это запустение. Сознаешь, что земля могла бы прокормить население в 10 раз большее, чем то, которое она имеет; и вместе с тем Волга, самая большая артерия России, единственный путь, связывающий Балтику с Каспием, привлекает на свои берега больше людей, чем любая другая река.

Достигая Ставрополя, река делает большую петлю в сторону Самары и потом возвращается к себе у Сызрани.

Мы прошли мимо Симбирска и Самары ночью; «Нахимов», более отважный, нежели пароход, который доставил нас в Нижний, шел ночью, как днем; капитан чистосердечно признался, что раз уж коснулись первого дня октября, он опасается быть остановленным льдами. Всякий раз, когда «Нахимов» останавливался, чтобы купит дров, мы сходили на берег, но края, меняя названия, были безвариантно те же. Всегда деревянные избы, населенные крестьянами в красных рубахах и тулупах. На всех стоянках находили для покупки и превосходную рыбу. Стерлядь[262], что продается на вес золота в Москве и, особенно, в Санкт-Петербурге, стоила нам по 3-4 копейки за фунт. Ознакомление с этой рыбой, к мякоти которой русские относятся, на мой взгляд, с излишним фанатизмом, я закончил, заподозрив, что стерлядь вовсе не отдельный вид, а происходит от клади осетра, проходящего через заграждения Астрахани и поднимающегося по реке, надуманное племя. При первом же слове, когда я отважился высказаться на этот счет, мне рассмеялись в лицо; русские не хотят допустить даже мысли, что провидение не создало отдельного вида для удовлетворения вкуса во дворцах гурманов Севера. Тогда вот чем смею заверить гурманов Юга и Запада: в день, когда рыбное хозяйство окажет честь осетру, заняться им и выводить его молодь, стерлядь появится у нас в Сене и Луаре.

Между Ставрополем и Самарой увидели высящийся на левом берегу массивный холм, имеющий форму голландского сыра; его называют Царской горой, потому что Иван Грозный завоевав Казань, спустился вниз по Волге и велел подать обед на его вершину. Город, что виден вдали, с куполами, подобными огромным буграм земли, нарытым кротами, называется городом Короля [Царицын]; несомненно, потому что Иван там останавливался.