Наконец, в январе 1973 года досье было передано в распоряжение министерства юстиции. [...]

Приблизительно 17 января 1973 г., то есть семь месяцев спустя после уотергейтской операции, директор Хелмс получил от сенатора Мэнсфилда письмо, датированное 16 января, в котором тот просил ЦРУ сохранить «все вещественные доказательства и документы, могущие иметь отношение к расследованию уотергейтского дела, подрывной деятельности и политического шпионажа, а также методов ведения ЦРУ следствия по такого рода деятельности, чем вскоре предстоит заняться сенату», В это время Хелмс вместе со своей секретаршей как раз разбирал свои досье, ибо собирался уходить со службы в ЦРУ.

Примерно через неделю после получения этого письма секретарша спросила, как ей быть с огромным количеством пленок и записей, находившихся в архивах. Эти записи делались на специальной аппаратуре, установленной в кабинетах директора и его заместителя, а также в соседнем помещении, которое использовалось тогда как зал заседаний (The French Room). Аппаратура была установлена лет десять назад и была демонтирована в феврале 1972 года в кабинете заместителя директора, а в январе — феврале 1973 года — и в кабинете директора.

Эта система приводилась в действие хозяином кабинета и позволяла ему записывать как разговоры в кабинете, так и телефонные звонки. Считая, что это может быть ему подспорьем при составлении какого-нибудь меморандума, Хелмс пользовался ею время от времени. Кашман включал ее крайне редко, а его преемник Уолтерс не включал вовсе.

Затем пленки раскладывались в хронологическом порядке, и записи хранились у секретарей директоров. До января 1973 года записи периодически стирались, а старые пленки уничтожались.

24 января 1973 г., отвечая на вопрос своей секретарши, Хелмс приказал уничтожить имевшиеся у нее пленки и записи. Такой приказ был получен техниками, обслуживавшими систему. К тому времени записи, накопленные за годы службы Хелмса в ЦРУ на посту директора, занимали три больших ящика. Хелмс с секретаршей быстро проверили их. В своих показаниях они заявили, что ни одна запись не имела отношения к уотергейтской истории. Затем документы были уничтожены. Вместе с пленками и записями они уничтожили карточки, расшифровывавшие их содержание. Ни на одной ленте записи специально не стирались.

Перед комиссией по расследованию Хелмс утверждал, что уничтожение того, что он считал личными записями, было, по его мнению, вполне естественным делом, тем более перед окончательным уходом со своего поста. Он был убежден, что ЦРУ предоставило следствию все документы, имеющие отношение к «уотергейту», которыми оно располагало. Пленки, равно как и записи, не содержали никакой информации, имеющей, по его мнению, хотя бы малейшее отношение к уотергейтскому делу. Кроме того, он полагал, что все представлявшее интерес в этих документах отправлялось в архив. А еще ему казалось, что, если записи с секретными разговорами попадут в досье управления, это будет означать невыполнение им его служебного долга. [...] 

Материал подготовлен Давидом Антонелем

К середине утра 22 ноября небо очистилось. Дождя не ожидалось, и защитный пластиковый верх был убран. Из своей машины президент приветствовал толпу. Слева от него на заднем сиденье находилась мадам Кеннеди; перед ним на откидных сиденьях — губернатор Коннэлли и слева — его жена. За рулем сидел Уильям Гpeep, a рядом с ним — Рой Келлерман, оба сотрудники секретной службы[147].

Следом за президентским лимузином шла открытая машина, где находилось еще восемь сотрудников секретной службы — двое сзади, двое спереди и по двое с каждой стороны машины на подножках. Им было приказано «ощупывать» взглядом толпу, крыши и окна домов, эстакады и перекрестки, чтобы обнаруживать любой намек на опасность.

За ними шла машина с вице-президентом и мадам Джонсон, сенатором Ральфом Ярборо, за которой также следовал автомобиль с сотрудниками секретной службы. И наконец, длинный кортеж машин с представителями местных властей и журналистами...

Торжественная встреча в Далласе должна была, как надеялись, вылиться в демонстрацию популярности президента в городе, который высказался против него во время общенациональных выборов в 1960 году. Как только было принято решение продлить визит в Техас на два дня, те, кто отвечал за президентский маршрут, в частности губернатор Коннелли и специальный помощник президента Кеннет О'Доннелл, сочли при общем одобрении, что был бы желателен торжественный проезд по улицам Далласа.

8 ноября секретной службе президента сообщили, что предусмотрено 45 мин. для следования кортежа от аэропорта Лав до места, где руководители делового мира и городские власти должны были дать банкет в честь президента. После изучения различных зданий с точки зрения удобства и безопасности местом банкета была избрана городская Торговая палата. Учитывая этот выбор и согласно существующей практике предоставлять как можно большему числу людей возможность увидеть президента, маршрут кортежа был указан как нельзя более точно.

18 ноября этот маршрут был одобрен местным комитетом по организации встречи президента и представителями Белого дома. 19 ноября он был опубликован в печати. В нем ясно указывалось, что с Мейн-стрит кортеж выедет на перекресток Элм-стрит и Хьюстон-стрит, следуя по направлению к Торговой палате...

В момент, когда кортеж въехал на Мейн-стрит — главную артерию, пересекающую Даллас с востока на запад,— прием, оказанный президенту, был восторженным. На западной оконечности Мейн-стрит кортеж свернул вправо, на Хьюстон-стрит, и проследовал в северном направлении до следующего перекрестка, чтобы затем повернуть налево на Элм-стрит, самую прямую и самую короткую дорогу к Стеммонскому шоссе и Торговой палате. Президентский автомобиль выехал на перекресток Хьюстон-стрит и Элм-стрит. Прямо напротив, в северо-западном углу перекрестка, возвышалось шестиэтажное коммерческое здание из красного кирпича — техасский склад школьных учебников. Сотрудник секретной службы Рафус Янгблад, находившийся в машине вице-президента, заметил, что часы, установленные на верху здания, показывали 12 час. 30 мин.— предусмотренное время прибытия в Торговую палату.

Автомобиль президента начал спускаться к железнодорожному мосту, под которым кортеж должен был проехать, перед тем как попасть на Стеммонское шоссе. Фасад техасского склада школьных учебников находился в этот момент справа от президента, слева от него простиралась Дили-плаза — покрытая зеленью открытая местность, уходящая далеко к западу от центра Далласа. Один из сотрудников секретной службы связался по радио с Торговой палатой, чтобы объявить, что президент прибудет через пять минут.

Через несколько секунд один за другим раздались выстрелы. Президент схватился руками за шею, несколько мгновений сохраняя прямое положение, а затем подался слегка вперед на своем сиденье. Пуля попала ему в низ затылка, чуть правее позвоночника. Продолжив свою траекторию вниз, она вышла из горла, разорвав нижнюю левую часть галстука.

До выстрелов губернатор Коннелли был обращен лицом к толпе справа. Он начал поворачиваться влево и вдруг почувствовал удар в спину. Его настигла пуля, попавшая в правую верхнюю часть спины, в точку над правой подмышкой. Выйдя из груди ниже правого соска, пуля пробила лежащую на коленях кисть правой руки, а затем ранила левую ногу выше колена. Сила удара, похоже, пошатнула губернатора вправо, и мадам Коннелли притянула его к себе на колени.

После этого в голову президента сзади попала другая пуля, нанеся ему огромную и на этот раз смертельную рану. Он упал влево на колени мадам Кеннеди.