Внезапно в трубке воцарилась тишина. Исчезли и голос, и треск, который мешал говорить. Напрасно Оля раздувала щеки, силясь продуть молчавшую трубку, — ее как будто отрезали от шнура. Не успела Оля отойти от стойки, чтобы надеть туфлю, как резкие звуки междугородной вновь заставили ее броситься к телефону. На этот раз голос Андрея Широкова звучал как будто бы рядом. Андрей извинился за позднее вторжение и попросил записать информацию для утреннего выпуска «Последних известий».

Оля в одних чулках добежала до середины зала, где стоял стол, схватила карандаш и тетрадь и вновь взяла трубку.

— Вы слушаете? — спросил Андрей.

— Да, да, — отозвалась Оля.

— Диктую: «Еще вечером ничто не предвещало несчастья...» — Вы записываете?

— Да, да, — ответила Оля.

— Продолжаю: «...а ночью на северогорскую тайгу обрушился снежный вихрь...» — Вы записываете?..

Андрей говорил о занесенных снегом лесных поселках, о разбушевавшейся непогоде, которая нарушила линии связи, сделала непроходимыми автомобильные дороги. Не дожидаясь, когда утихнет пурга, комсомольцы северогорских колхозов, вооружившись лопатами, веревками, мотками проволоки, вышли на борьбу с последствиями снежной бури.

В пургу же на самолете АН-2 отправился в полет по вызову лесоозерской больницы летчик — комсомолец Иван Фролов. Особенно отличились, — заканчивал свое сообщение Широков, — комсомольцы пестинского колхоза «Светлый путь» во главе с комсоргом Антониной Подъяновой. Они восстановили телефонную связь на участке Холмы — Северогорск и сейчас продолжают расчистку автомобильной дороги.

Широков диктовал быстро: телефонная линия вновь могла выйти из строя. Только произнеся последнюю фразу, он удивился тому, как техник радиоузла успевала за ним записывать.

— Не хуже стенографистки! — похвалил он незнакомую девушку, справился о ее фамилии, добавил:

— Спасибо, товарищ Комлева! Сто лет не забуду.

4

В квартире Тихона Александровича Бурова в семь часов утра приглушенно зазвенел телефон. За год руководства областным радиовещанием он привык к таким ранним звонкам и не только не раздражался, когда они раздавались, а, наоборот, каждый раз испытывал удовлетворение — с ним считались, разрешения его спрашивали, его мнение было непреложным.

Буров сразу узнал голос Татьяны Васильевны. Он внимательно выслушал информацию, переданную ночью Андреем Широковым, попросил прочесть ее еще, некоторое время поразмышлял и разрешил, наконец, поставить в выпуск «Последних известий» сразу после сообщений с промышленных предприятий. Буров внес в текст всего одну поправку — распорядился вычеркнуть фразу о вылете в Лесоозерск пилота Ивана Фролова. Возможность рейса в нелетную погоду показалась ему сомнительной.

Закончив разговор, Тихон Александрович направился в ванную. Он любовно оглядел поблескивавшие плиткой стены, затем, сполоснув под краном руки, принялся тщательно чистить зубы, усердно крутя при этом круглой, коротко стриженной головой. Потом он долго намыливал лицо, шею, руки и, громко кряхтя и фыркая, как будто выполнял непосильную работу, смывал мыло водой. Насухо растерев кожу, Буров втиснул свое располневшее тело в тесную коричневую пижаму и снова вошел в комнату, которая одновременно служила столовой и кабинетом.

Жена Бурова спала в дальней комнате, и поэтому здесь можно было беспрепятственно включить приемник. На шкале настройки вспыхнул желтый свет, весело замигал зеленый глазок. Тихон Александрович слегка повернул регулятор, и в комнате, совсем рядом, зазвучал голос Жизнёвой.

В течение пятнадцати минут, пока передавался выпуск «Последних известий», Буров сидел не шелохнувшись, стараясь не пропустить ни одного слова. Текст вчера он прочитать не успел — был на заседании в облисполкоме и теперь с удовлетворением отмечал, что указание, которое он дал главному редактору Хмелеву, выполнено. Почти все сообщения были увязаны с подготовкой к выборам в Верховный Совет.

Затем диктор оповестил слушателей о концерте по заявкам избирателей. Тихон Александрович выслушал и это объявление, однако концерт слушать не стал. К музыке он относился, как к чему-то третьестепенному, да и был уверен в том, что опытный редактор Александра Павловна составила концерт таким, каким ему и следовало быть.

Он подошел к окну, приподнял штору и посмотрел на часы. Было без десяти восемь. «Звонить Маргарите Витальевне еще рано». Успокоив себя мыслью, что было воскресенье и Бессонова никуда уйти не могла, он решил поинтересоваться ее мнением о выпуске чуть позже. А теперь можно было еще немного подремать в качалке, пока его жена — Мария Степановна — не встанет и не приготовит завтрак.

Тихон Александрович погрузился в глубокую плетеную качалку и закрыл глаза. Посидев так несколько минут, он понял, что больше не уснет. Мешала назойливая и беспокойная мысль — о предстоящем утверждении на бюро обкома плана передач. «Как-то все сойдет?» Главное, что беспокоило Бурова, — плохое знание экономики области.

Всю жизнь он работал в культурно-просветительных учреждениях и последние годы заведовал Северогорским городским отделом культуры. Ему и в голову не приходило интересоваться особенностями работы угольщиков, машиностроителей, химиков и людей многих других профессий, широко распространенных в области. Однажды уже пришлось краснеть на заседании бюро, когда на вопрос председателя облисполкома о перспективных культурах для колхозов северных районов он не смог ответить ничего вразумительного.

Короткой пухлой рукой Тихон Александрович дотянулся до письменного стола, где стояла лампа с пергаментным колпачком, включил ее, взял объемистую папку, окаймленную молнией, и извлек искусно сброшюрованные планы радиопередач. Он по нескольку раз вчитывался в название каждой темы, против некоторых из них выводил карандашом аккуратный вопросительный знак или писал: «Узнать у Хмелева», «Спросить у Плотникова», «Уточнить».

Перечень тем, запланированных редакцией «Последних известий», Буров отчеркнул снизу вверх и на полях каллиграфическим почерком вывел: «Конкретизировать». На другом экземпляре плана он написал: «Редактору «Последних известий» Плотникову И. В. — переделать план, составить его с указанием предприятий, шахт, колхозов и их руководителей».

Вариант плана, который старательно изучал Тихон Александрович, несколько дней назад уже был отправлен в отдел пропаганды обкома. Заведующая отделом Маргарита Витальевна Бессонова считала, что предварительное ознакомление с планом никогда не мешает,— однако, ее замечаний Буров до сих пор не знал. Оторвав на секунду глаза от бумаг, он снова взглянул на часы, которые мягко отражались на полированной столешнице. Стрелка приближалась к девяти. «Можно и позвонить», — решил он и, подняв на лоб очки, подошел к телефону.

Маргарита Павловна ответила не сразу, а когда взяла трубку, удивилась:

— Что-нибудь произошло?

Буров успокоил: все в порядке, никаких происшествий. Просто он хотел поинтересоваться, слушала ли Маргарита Витальевна утренние передачи. Оказалось, что концерт по заявкам она слушала. И здесь у Маргариты Витальевны были замечания. Во-первых, почему для избирателей концерт передавался в записи. Неужели нельзя было пригласить артистов из театров города? Потом, репертуар! Сплошь несерьезные песенки о ромашках и о любви. Разве у нас не стало патриотических песен. И уж совсем недопустимо, на взгляд Бессоновой, было то, что радио обезличило избирателей, — назывались их фамилии, адреса, где они живут, но как работают, как выглядит их общественное лицо — об этом ни слова!

Тихон Александрович робко защищался, ссылаясь на то, что и денег не хватит, чтобы все концерты по заявкам передавать в живом исполнении, и что песни одни и те же нельзя исполнять каждый раз. Однако ничто не было принято во внимание. Маргарита Витальевна стояла на своем. Говорила она столь напористо и быстро, что Тихон Александрович буквально не мог раскрыть рта.

И надо же было Марии Степановне в эту минуту заглянуть в комнату. Она уже давно встала и приготовила завтрак. Буров нервно махнул рукой и предупреждающе закрыл глаза, прося повременить.