Изменить стиль страницы
Всемирный следопыт 1929 № 02 _31_str134.png
С нежной заботливостью журавлиха стала удалять кусочки скорлупы с пухового платья птенца…

Вдруг журавлиха почему-то заволновалась. В первую минуту я подумал, что она заметила что-нибудь подозрительное в моей засаде. Но, повидимому, это было не так. Она поспешно встала с гнезда и скрылась среди берез. Немного времени спустя она вернулась, повидимому, совершенно успокоенная. Что встревожило ее? Этого я так и не узнал.

Я часто замечал у самых умных птиц аналогичное явление: после того, как они часами ведут себя спокойно, случается, что внезапно их охватывает чувство тревоги, совершенно так же, как нас, людей. Тогда они сломя голову бросаются навстречу невидимой опасности, но вскоре успокаиваются и возвращаются обратно как ни в чем не бывало. Это явление я не могу объяснить иначе, как тем, что птицы подобно человеку иногда «нервничают».

В тот день вылупился из яйца первый журавленок. Поистине, я пришел как-раз во-время! Но зато мне и выпало огромное счастье — наблюдать все это событие, развертывавшееся при великолепном освещении перед моею камерой.

Уже утром я заметил, что клюв одного из птенцов выглядывает из грубой скорлупы. С какою заботливостью помогала мать пробиваться птенцу на белый свет! И раньше она по нескольку раз на день вставала, чтобы перевернуть яйца на другой бок. Это делают все птицы. Но теперь уже все внимание птицы было направлено на то, чтобы малютка правильно лежал в скорлупе, чтобы он не оказался в гнезде головкою вниз или чтобы его не поранило стебельком травы. В это утро она только и делала, что приподымалась, чтобы посмотреть, как далеко зашло дело. При этом она необычайно осторожно двигалась вокруг гнезда, чтобы не причинить своими ногами вреда маленькому «гражданину».

Журавленок уже так громко пищал, что я мог это слышать в моей землянке, в пятнадцати шагах от гнезда. Обойдя гнездо кругом, журавлиха несколько долгих минут стояла с опущенной головой, не сводя глаз с вылупливавшегося птенца, словно прислушивалась к его голоску и размышляла, как ей теперь поступать дальше. Время от времени она поворачивала яйцо, но всегда таким образом, чтобы головка птенца была наверху. Проделав это несколько раз, она с величайшей осторожностью принималась отламывать клювом кусочки скорлупы у края пробитого отверстия.

Около полудня, когда журавлиха поднялась, вероятно, в двадцатый раз, чтобы посмотреть, в каком состоянии яйцо, в нем оказалась большая перемена. Скорлупа распалась на две части, и между ними торчала половина птенчика. Тут мать совсем засуетилась. Она то и дело переступала с ноги на ногу. Из горла этой обычно столь молчаливой птицы вырывались странные полуподавленные звуки, выражавшие участие и любовь к этому удивительному детенышу, такому крохотному по сравнению с ней самой. С нежной заботливостью стала она удалять кусочки скорлупы с его мокрого пухового платья и оттаскивала их в сторону, чтобы они не причинили ему вреда. Это была чудесная картина! Маленький рыженький птенчик рядом с высокою грузною птицей!..

С тихим удовлетворенным воркованьем, которого не опишешь никакими словами, журавлиха снова опустилась на гнездо таким образом, чтобы птенчик очутился под ее грудными перьями и мог хорошенько высохнуть. Прошел час, другой, третий. Наконец под мягкими грудными перьями птицы что-то зашевелилось. Большие крылья осторожно приподнялись, и на солнечный свет выполз маленький любопытный карапузик, который желал взглянуть на мир и сам посушить свое платье. Сидя в своей землянке, я вложил в камеру последнюю пластинку, сознавая, что никогда в жизни больше не увижу такой картины…

Вечером, когда лодка осторожно причалила к берегу и журавлиха, по обыкновению, ускользнула прочь, я поспешил поскорее убраться, чтобы птенец не оставался без защиты после захода солнца. Лодка отчалила. В то время как мы поспешно удалялись, гребя изо всех сил, вдали, стоя на открытом берегу, пара журавлей звонко перекликалась в вечерней тишине. Еще долго после того, как умолк последний их крик, эхо отзывалось на него с дальней опушки леса…

На следующий день шел дождь, и я решил не беспокоить журавлей. А еще на следующий день я видел их в последний раз, — по крайней мере, здесь, на озере. В это утро, когда мы осторожно подплыли к островку, в первый и единственный раз мы видели, как журавлиха, низко пригнувшись, отбегала от гнезда. Однако неудивительно, что на этот раз она медлила у гнезда до последнего момента. Ведь тем временем и второй птенец вылупился, а первый птенчик сидел в гнезде совершенно прямо с таким видом, словно хотел спросить, что мы за птицы такие.

Я знал, что уже через несколько часов все семейство может исчезнуть в болотистой чаще, поэтому я поспешил спрятать камеру под земляным холмиком, в надежде, что удастся заснять, наконец, обоих журавлей вместе. Тщетная надежда! В распределении родительских обязанностей наступила существенная перемена. Птенцы вылупились и готовы были вступить в свет. Мать выполнила свой долг, и теперь руководящая роль перешла к отцу. Очевидно, у журавлей, как у многих более мелких голенастых птиц, самец берет на себя роль главного пестуна и защитника птенцов. С удивлением заметил я, что на этот раз он первым показался из-за берез, когда лодка ушла. Тотчас же после этого появилась и мать, но не она, а отец подошел к гнезду и стал подзывать птенцов; журавлиха оставалась в кустах и спокойно чистила себе перья.

Зато отец был вовсе не так спокоен. Не знаю, может быть, он все время подозревал о моем присутствии, или ему только сегодня стало ясно, что в заболоченном лесу не все в порядке, — во всяком случае он не решался открыто показываться у гнезда. Правда, журавль держался совсем близко от него, всего в нескольких метрах, но так ловко спрятался за стволами берез и кустарником, что я никак не мог поймать его в мою камеру. Если в конце концов мне все-таки удалось его заснять, то этим я всецело обязан счастливому случаю. Но об этом после.

Всемирный следопыт 1929 № 02 _32_str136.png
На солнечный свет выполз маленький любопытный карапузик…

Немного погодя самец стал приманивать птенцов, и старший из них ответил на его зов. Он был голоден, а у самца в клюве был корм — личинка или лягушонок, я не мог разглядеть. Самка также подавала голос и манила. Наконец старший птенец твердым шагом переступил через край гнезда и исчез между березами. Вероятно, он уже побывал там раньше.

Прошло довольно много времени. Другой птенец был также голоден. Он топтался в гнезде и пищал, но не решался двинуться с места. Родители откликались и приманивали его. Это обычный способ журавлей вызывать птенцов из гнезда. Иначе птенцы попросту не получают корма.

Я уже совсем потерял надежду заснять самца и с грустью думал, что в скором времени вся семейка исчезнет за деревьями, а в гнезде останется одна скорлупа. Но тут неожиданно прилетела ворона и уселась на березу над самым гнездом. Она отрывисто каркнула, когда заметила что-то для нее интересное. Длинные шеи журавлей мгновенно показались из кустов. Самец издал резкий, хриплый, предупреждающий крик. Но ворона ничуть этим не смутилась. Она продолжала покаркивать и уселась на ветку пониже, в каких-нибудь двух метрах от птенца. В ее намерениях не могло быть никакого сомнения, и все поведение красноречиво говорило об ее наглости…

Журавль-отец не мог этого стерпеть. Он забыл о всякой осторожности и бешено кинулся на защиту своего детеныша. Он кричал от возбуждения, и перья на его затылке развевались во все стороны. Ворона убралась во-свояси со всеми проявлениями крайнего испуга. К сожалению, журавль повернулся ко мне спиной и держался в тени. Но когда он снова вспомнил об осторожности и с прежним достоинством стал удаляться с поля битвы, я поймал его в объектив как раз в тот момент, когда он взглянул в мою сторону через кусты. К этому моменту гнездо уже опустело Второй птенец воспользовался удобным моментом, чтобы вылезть из гнезда, и тем самым интересному зрелищу был положен конец.