Многие поклонники салонского пророка считают его ученым-новатором, который предвидел многие открытия будущего и даже пытался применить их — в первую очередь в медицине. Это не так: никаких открытий в борьбе с чумой, да и в других областях, он не совершил, следуя вполне традиционным методам. Если он и достигал успехов, то благодаря решительности и методичности своих действий, а не новаторству. Да и можно ли вообще назвать его ученым? В своих трудах он больше следовал не профессиональным астрологам наподобие Региомонтана, Штеффлера, Витали, а таким оккультистам-натурфилософам, как Агриппа, Парацельс или уже упомянутый доктор Фауст. Это опять-таки свойственно медикам того времени, которые в следовании научным методам сильно отставали от астрономов и астрологов (напомним, что в XVI веке эти профессии еще не различались).

Устав от нападок критиков, Нострадамус решил ответить им. В августе 1558 года, после завершения очередного альманаха, он пишет сочинение, посвященное папскому легату Авиньона Джакомо Марии Сале и озаглавленное «О значении затмения, которое случится 16 сентября 1559 года». Это затмение, по его мнению, откроет новую страницу в истории Франции, сопровождаясь сменой монарха и длительной религиозной смутой, которая продлится до начала XVII столетия (заметим, что в точности так и случилось). Не задерживаясь долго на этом предмете, он перешел к опровержению доводов оппонентов, которых без церемоний обозвал ослами, неучами, грубыми скотами и воронами в павлиньих перьях. Отвергнув обвинения в неверии, ереси и обмане, он ничего, однако, не сказал о критике Виделя, сознавая, что она во многом справедлива.

Летом того же года Нострадамус завершил послание Генриху II, включенное в «Пророчества»; по догадкам ученых, вскоре после этого знаменитая книга была впервые опубликована в полном виде, хотя, как уже говорилось, первое ее сохранившееся издание относится к 1568 году. Скорее всего, тем летом астролог завершил «Пророчества» и больше к ним не возвращался. А вот его альманахи продолжали выходить, умножая славу автора. Среди его читателей и корреспондентов появлялось все больше вельмож, профессоров и епископов. Маршал Блез де Монлюк пишет в мемуарах, что герцог де Гиз, руководивший осадой Тионвиля, в июне 1558 года послал к королю гонца, извещая, что город скоро падет. Генрих II ответил, что уже прочитал у Нострадамуса, что завтра его ожидают добрые вести, и на другой день город сдался. Здесь удивляет не банальное совпадение прогноза с результатом, а то, что король и герцог чуть ли не каждый день читали альманахи Нострадамуса и даже руководствовались ими. То же касается простых людей, которые ради предсказаний о погоде, разливе рек и урожае покупали альманахи, игравшие роль нынешнего Гидрометцентра. В дневнике мелкого нормандского помещика Жиля де Губервиля пророк упоминается едва ли не каждый год — например, в таком аспекте: «29 ноября 1558 года. Нострадамус говорит в своем альманахе, что в этот день надо прилежно работать». Ради такой ценной рекомендации не грех было заплатить восемь денье — как уже говорилось, такой была обычная цена альманахов.

Между тем Франция вступала в 1559 год, еще не зная, что он станет прологом к долгой эпохе бедствий и кровопролитий. В феврале Нострадамус завершил работу над альманахом на следующий год, посвятив его губернатору де Танду. Тому же году был посвящена другая работа — «Большое новое предсказание», посвященное монсеньору де Савииьи, генерал-лейтенанту Лионской провинции.

В апреле Франция прекратила многолетние Итальянские войны договором в Като-Камбрези, лишившим страну всех завоеваний в Италии и Нидерландах. Дочь Генриха II Елизавета, согласно договору, выходила замуж за испанского короля Филиппа II, а его сестра Маргарита — за вассала того же Филиппа герцога Эммануила Филиберта Савойского. Королевская армия была распущена по домам; тысячи вояк, забывших о мирном труде, остались без средств, и власть не собиралась их обеспечивать. В итоге они стали питательной почвой для агитации враждующих партий: католической и протестантской, непримиримых как одна к другой, так и к власти, которая, по их убеждению, вела страну к катастрофе.

Доля истины в этом была: Генрих II предавался охоте и другим развлечениям, оставив власть на откуп родственникам и друзьям фаворитки Дианы де Пуатье. В опустевшей казне не хватало денег на самые насущные нужды, порой чиновники не получали жалованья по несколько лет. Во всем этом протестанты винили церковь, требуя конфискации ее огромных владений и роспуска монастырей, где бездельничают многие тысячи здоровых мужчин и цветущих женщин. Большинство французских протестантов склонялись не к лютеранству, с которым Нострадамус был хорошо знаком, а к кальвинизму — учению «женевского папы» Жана Кальвина, отвергающего, в отличие от Лютера, не только монашество, иконы и таинства, но также церкви и священников, место которых занимали молитвенные дома и пасторы-наставники.

Во Франции кальвинисты называли себя гугенотами (от немецкого Eidgenossen — «соратники». Несмотря на запрет, в мае 1559 года их руководители собрались в Париже под предводительством ученика Кальвина Жана Мореля и приняли свой символ веры — «Галликанское исповедание». На их сторону массами переходили купцы, городские буржуа и дворяне, не желающие терпеть диктат церкви и платить ей десятую часть своих доходов. Особенно велико было влияние гугенотов на юге Франции, но традиции оппозиционном центру; их центром стал богатый торговый порт Ла-Рошель в Гиени. Симпатии к ним выражали такие высокопоставленные вельможи, как принц Конде, адмирал де Колиньи, королева Наварры Жанна д’Альбре, воспитавшая в духе новой веры сына Анри — будущего Генриха IV. С другой стороны, крестьяне, городская беднота и воинственные дворяне севера яростно защищали католичество — не только из фанатизма, но и из нелюбви к тем кругам, где вербовали свою паству кальвинисты.

Долгое время тактика королевской власти сводилась к лавированию между двумя силами. Но когда на юге гугеноты стали захватывать церковные земли, Генрих II в июне 1559 года подписал эдикт, ставивший их вне закона. Эдикт короля — неслыханная дерзость! — раскритиковал в парижском парламенте гугенот Анн дю Бур, которого тут же бросили в тюрьму. Особого шума это не вызвало, поскольку общее внимание привлекали пышные торжества по случаю двойного бракосочетания, знаменующего мир между Францией и Испанией. На 1 июля был назначен рыцарский турнир — уже много лет они устраивались только в шутку, но тут король решил вспомнить молодость, посвятив свою победу прекрасной, хоть и немолодой уже Диане де Пуатье. В назначенный день на глазах сотен парижан Генрих и молодой капитан шотландской гвардии Габриэль Монтгомери сшиблись в поединке. Не веря своим глазам, зрители увидели, как король в сверкающих на солнце латах пошатнулся от удара и рухнул на землю. Случилось то, что даже в Средние века происходило крайне редко: копье Монтгомери от удара сломалось, его обломок угодил в прорезь королевского шлема и глубоко вонзился в глазницу, задев мозг. Промучившись несколько дней, Генрих скончался, оставив трон 15-летнему болезненному отпрыску Франциску II. Уже на следующий день фаворитке пришлось покинуть свои покои, сдав в казну все драгоценности, подаренные королем. Радуга королевы Екатерины засияла наконец на французском небе.

В наши дни смерть короля вспоминается главным образом из-за пророчества Нострадамуса (центурия I, катрен 35):

Французский король Генрих II. Художник Ф. Клуэ