3) Химическая активность. Вода светится. У нее особый кисловатый вкус, хотя непосредственного соприкосновения нет. Почва изменила состав. Живая природа, растения, эти первые в мире химики совершенно метаморфозируют.

Все это дает мне право видеть и знать: что то, что мне открылось, еще не исследовано, еще никому не известно — и имеет такое великое значение, как ничто, до сих пор известное, в этой области. Моментами боюсь — не сон ли? Слегка лихорадит. Кружится голова. Вероятно, это действие влажной оранжерейной болотной атмосферы, а, может быть, и его действие. Но что бы там ни было, я вижу одно. Я вижу, что в этом скрытом своим кварцитным ларцом сокровище таится величайший запас энергии, больший, чем у радия и легче применимый к делу. Нужно только найти способ извлечь его, а тогда… Но никому ни слова, пока не узнаю всего до конца».

Петров поднял голову. Торжественно и восторженно смотрит на всех. Лица возбуждены, глаза горят, пересохшие рты полуоткрыты. «Дальше, дальше, не томи, пожалуйста».

«2-е декабря. Сторожка Ак-Мечеть.

Вот уже две недели опытов, завершившихся сегодня решительным успехом. Да, это вещество поистине занимает первое место по своей значительности из всех нам известных. Передо мной раскрываются колоссальные перспективы. Сила его невероятна. Запас энергии огромен. Что радий, микрон, извлекаемый из земных недр! Тут огромная масса, грандиозный аккумулятор чудесной силы… Но, по порядку. На днях мне удалось с величайшими предосторожностями донести до дома несколько пылинок «его». С предосторожностями, потому что оно при непосредственном соприкасании крайне разрушительно действует на живую ткань. И эффект превзошел все мои ожидания. Нам, химикам, все это, конечно, не покажется сверхъестественным, но все же мы не имели представления ни о чем подобном. Два новых важных сведения: элемент испускает колебания огромной частоты, не воспринимаемые нашими органами, но уловимые технически. Второе: благодаря ли этому или по другим причинам, он усиливает почти каждый из известных нам электромагнитных процессов и любую химическую реакцию. Это, говоря нашими химическими терминами, какой-то универсальный катализатор. Крошечная его частица повышает донельзя все известные нам источники энергии. Я вижу работающие при его помощи фабрики, получаемые благодаря ему стократные урожаи, мировое пространство, завоеванное посредством его. Найденной глыбы хватит на тысячелетия.

Я счастлив, счастлив, как ребенок. Вчера по-детски мучился над вопросом, как его назвать. И ночью придумал, едва не закричал от восторга! Конечно: «Революционит!» Разумеется, только революция достойна быть восприемницей такого детища. Революционит — и да здравствует его союз с коммунизмом. Я безумно, до сумасшествия, счастлив».

«9-е декабря. Ак-Мечеть.

Единственное, что омрачает мою радость, — странное, нелепое ощущение. Мне кажется, мне чудится, что за мной кто-то следит. Вчера, во время опытов, я положительно услышал шорох в соседней каморке… Но никого… Я бы склонен был принять это за ложную тревогу перенапряженных нервов, но как раз вчера явился Мохамед со своим неизменным спутником, прекрасной собакой полу-сенбернаром Абреком и подтвердил мои сомнения. Он тоже что-то заметил, вернее не заметил, а ощутил. Он советует быть осторожнее. На днях, в лесу, ему померещилась легкая тень, скользившая за ним по подлеску. Абрек заворчал. Он наугад выстрелил. Никого. Но ему кажется… Почему не предположить, что кто-то третий знает об этом, о нашей тайне. А раз знает, то захочет отнять ее… Во всяком случае, будь осторожен, Утлин! Сознание того, что я держу в своих руках целую научную эру, не слишком легко. Потерял сон, есть не хочется. Долго осуществление перевозки «Революционита» в город казалось мне невозможным. Он разрушает все, что до него коснется. Стекло, железо, дерево, — отказываются служить на вторые сутки. Медь, свинец — на третьи. Но неожиданно вчера нашлось гениально простое средство. Ампулка с крупицей его осталась лежать на части фильтрованной бумаги, когда-то пропитанной раствором свинцового сахара. Пятна под ней не появились. Глет превосходно предохраняет от всесокрушающего действия его. Я решил в ближайшие дни достать весь самородок и, запаковав его в такую бумагу, тронуться в путь. Надо только предпринять кое-какие подготовительные шаги, а там все будет сделано. 16-го вечером, во вторник, думаю тронуться. Скажу пока только Жене, и то не все. Но от нее скрывать не в состоянии».

«17-е декабря. Сторожка.

Кошмарные сутки. Все планы едва не рухнули. Несчастный турок. Вчера утром, когда я уже собирался идти в лес и ждал его, против обыкновения, запоздавшего, к хате моей с воем подлетел, словно взбешенный, Абрек. Я не сразу понял, что животное зовет меня за собою, но он нашел способ дать мне это понять. Пошел за ним и… Я не в силах описать подробно, да это и не важно.

Мохамед умер на моих руках. Раны в живот нельзя залечить в Ак-Мечетской даче. Его ранили в лесу, из-за угла, предательски. Он знает убийцу — старый негодяй, авантюрист, и что хуже всего, (бывший ли?) белогвардеец, давно ему известный князь Брегадзе. Но причина убийства неизвестна, и он думает — виною «Революционит».

Перед смертью он должен оберечь меня. Он дает мне изумительный совет и не менее изумительное средство к его осуществлению. Я должен спрятать все документы, все негромоздкое и ценное в наиболее потайное место в мире. И это место — его собака. Он старый контрабандист — пусть Аллах судит его — он умел переносить хорошие вещи через границу. Собака не сенбернар, собака — дог, но на доге надета удивительно хорошо пригнанная шкура сенбернара. Он специально выдрессирован на этот предмет. Ходит неделями в ней. И за шкуру можно великолепно спрятать бумаги, маленькие крупинки вещества, что угодно… Идея замечательна. Решено. Сегодня же я (если будет возможно) отправлюсь один в лес, добуду «Революционит», перевезу его в Баку и при первой же возможности передам его на сохранение в надежное место, или, если этого сделать будет нельзя, захвачу хоть его крупинки с тем, чтобы вернуться за ним через неделю. Турок умер без особых мучений. Абрек долго выл над ним, но как только я положил его в импровизированную могилу, уныло пошел за мною… Темнеет, писать нельзя. Нужно торопиться. Лошадь ждет. Попробую идти в лес. Выйдет или не выйдет?».

— Вышло или не вышло? — Пред. Аз. ГПУ сорвался с места.

— Неизвестно! В этом вся беда!

— Нет, неужели неизвестно, достал он его или нет?

— По этому поводу — ни слова. Дневник кончен. Шансы за и против равны.

Общее молчание. А упрямый пред опять подумал, только не сказал почему-то: «Эх, только бы удалось там, в Москве, расшифровать проклятые шахматы, привезенные Петровым».

Чувствует он, что между шахматами и «Революционитом» есть какая-то незримая связь, что ключ у них в руках, но они не умеют вставить его в скважину фокусного замка.

Глава VII. Смоллуйэс — исповедник

После долгих размышлений пред. Аз. ГПУ на что-то решился. Звонок по телефону. Петров явился почти тотчас же.

Сначала подробный распрос о здоровья. О! Дневник настолько хорошо взвинтил его нервы, что он чувствует себя теперь вполне хорошо. Нервное возбуждение придало организму новые силы… «Так говорит и доктор?» — «Да, он тоже находит мои дела отличными…»

Председатель трет широкий лоб, как бы что-то еще проверяя. И вдруг исподлобья острый взгляд. Необычным шепотом быстрый вопрос:

— Какая там лесная дача?

Петров даже не спрашивает, к чему относится вопрос преда. Его мысли полны дневником.

— Ак-Мечетская.

— Там есть самшит?

— Очень много. Это известно и без дневника.

— Так, а это ты знаешь?

Листок бумаги. Четкая справка.

«Каракалинская лесная дача сдана для разработки самшита. Инглиш Самшите Концешн Компэни. К работе приступлено».

— Ну и что?

— Как что. Каракалинская дача.

— Ну, а там Ак-Мечетская. Что же общего?