Это было ясно и норманистам прошлого, с целью обоснования норманского происхождения имени Рюрик указывающим на ряд лиц, запечатленных западноевропейскими хрониками применительно к IX в., чьи имена были созвучны имени Рюрик, но которому не находили аналогов в истории Швеции. Еще Г.З.Байер, доказывая, что это имя скандинавское, в подтверждение своих слов привел имена «Руриков» датских и германского, «Рорека», которого Олов норвежский победил и т. д. Этот процесс затем продолжили А.Л.Шлецер, Н.М.Карамзин, М.П.Погодин и другие122. Но некоторые норманисты отдавали себе отчет в том, что такая фигура, как Рюрик, будь он шведом, в обязательном порядке бы сохранилась в памяти его соплеменников. И чтобы не потерять его из своей системы доказательств, они начали ему подыскивать прототипы из истории других скандинавских (германских) народов. Так, дерптский профессор Ф. Крузе, подчеркнув, что Рюрик не упомянут «в многоречивых скандинавских сагах», в ряде статей за вторую половину 30-х -начала 40-х гг. XIX в. отождествил его с датским Рориком Фрисланд-ским. Приняв во внимание сообщение «Жития святого Ансгария», написанного его учеником Римбертом, о захвате датчанами в 852 г. (до толи осаждавшим шведскую Бирку) какого-то города в «пределах земли славян»123, Крузе говорил о их вторжении именно на Русь. Для защиты русских владений «от прочих норманнов» затем был призван ранее нападавший на восточнославянские земли Рорик Фрисландский, после чего он действует, убеждал ученый, попеременно то на Западе, то на Востоке124. Против заключения Крузе выступиди тогда видные норманисты М.П. Погодин и А.А.Куник125, ибо оно отвергало норманскую теорию, во главу угла ставившую в качестве родины Рюрика и варяжской руси исключительно только Швецию. По верному замечанию С.А.Гедеонова, выводом Рюрика из Дании «подрывается все учение знаменитейших корифеев скандинавизма»126.
Норманист П.Г.Бутков, идя вслед за Крузе, стремился доказать в 1840 г., что франкские анналы говорят не об одном и вместе с тем весьма известном Рорике, а о нескольких, причем незначительных исторических лицах. Сам он, признав в нашем Рюрике некоего «Рорика Гальфдановича», оборонил очень важное замечание, ставящее под сомнение как его собственные доводы, так и доводы Крузе: если «Рорик Гальфданович» держал Новгород, нельзя, чтоб «о том ничего не знали соотечественники его: современник Римберт, архиепископ гамбургский (868-888 гг.), король датский Свен (t 1074 г.), сообщавший Адаму Бременскому известия о Дании, Саксо Грамматик (| 1204 г.) и датский король Эрик VI (| 1319 г.)». Новую жизнь в концепцию Крузе вдохнул в 1929 г. эмигрант Н.Т.Беляев, приведя дополнительный материал, свидетельствующий, по его мнению, о полном тождестве летописного Рюрика с Рориком из Фрисландии, с потерей последней обосновавшегося в южной Ютландии. Именно он в 856 г. закрепляется в Новгороде, куда был приглашен для защиты после отражения в 852 г. упоминаемого в «Житии святого Ансгария» набега викингов. Вместе с ним прибыла «русь» - фрисландская колония из Бирки. Беляев полагал, что причиной призвания Рорика на Русь была его широкая известность, поскольку он являлся организатором всех главных набегов викингов на Западную Европу «в десятилетие непосредственно предшествующее появлению норманнов в Новгороде...»127. Ответ на этот труд практически тут же дала эмиграция. В 1931 г. В.А.Мошин, хотя и охарактеризовал Беляева «нео-ультранорманистом», вместе с тем сказал, что его предположение на счет Рорика Ютландского «вероятно». На следующий год А.Л.Погодин исследование Беляева, напротив, многозначительно назвал «романом о жизни Рюрика». В 1943 г. Г.В.Вернадский, видя в призванных варягах именно датчан, полностью поддержал идею Крузе и особенно, как он при этом подчеркнул, Беляева о тождестве Рюрика Новгородского с Рориком Ютландским128.
Эти настроения со временем проникли в советскую историческую науку. Если еще в 1939 г. Б.Д.Греков говорил, что отождествлять Рорика Датского с летописным Рюриком «нет пока достаточных оснований», и этот вопрос нуждается в «дополнительных разысканиях», то уже в 1942 и 1945 гг. полагал как возможность, что Рюрик франкских источников «и есть тот самый герой, о котором повествуют русские летописи», и который мог быть призван во главе вспомогательного датского отряда одной из враждующих сторон во время усобиц, последовавших после изгнания варягов, захватив затем власть. В 1963 г. Б.А.Рыбаков, учитывая теснейшие связи южнобалтийских славян с Новгородом, предположил, что из Фризии (Фрисландии), «возможно, происходил конунг Рюрик». В том же году польский историк Х.Ловмяньский, как это не будет парадоксально звучать, категорически отвергая предлагаемое тождество, еще больше усилил убежденность в том. Это было вызвано тем, что в основу своих очень интересных рассуждений ученый положил тенденциозный посыл, а именно: «В случае правильности этой концепции Рюрик, упоминаемый летописями, превратился бы в конкретную историческую личность, а тылы норманской экспансии на Русь оказались бы в определенной мере расширенными и усиленными». В 1971 г. В.В. Мавродин признал «весьма вероятным» тождество летописного Рюрика с Рориком Фрисландским, приглашенного в Новгород и затем в ходе переворота узурпировавшего власть129.
80-е гт. прошлого столетия - начало качественно нового этапа в историографической судьбе Рорика Фрисландского. В 1982 и 1984 гг. Рыбаков уже допускал, при самых незначительных оговорках, что летописный Рюрик - это Рорик Фрисландский, «первоначальное место княжения которого находилось по соседству с балтийскими славянами» и который «был чужаком для варягов из Южной Швеции...». И его призвание могло иметь место в действительности в целях борьбы с другими варягами. И хотя ученый заметил при этом, что «высказанные соображения недостаточно обоснованы для того, чтобы на них строить какую-нибудь гипотезу»130, его авторитета в советской науке было достаточно, чтобы тождество двух исторических лиц было признано за установленный факт. Так, ссылаясь на мнение Рыбакова, ленинградские археологи - А.Д. Мачин-ский, А.Н.Кирпичников, И.В.Дубов, Г.С.Лебедев - в 80-х гг. активно проводили и закрепляли в литературе мысль о том, что Рорик Фрисландский и Рюрик русских летописей - одно и то же лицо, призванное защищать «земли русского протогосударства от соплеменников-норманнов...»131. Подмену истинного аргумента в данном случае мнимым верно уловил в 1998 г. норманист И.Н.Данилевский, указавший, что «ссылка на авторитет Б.А.Рыбакова, отказавшегося от поисков славянских «корней» Рюрика, рассматривается как важнейший довод, усиливающий позиции «норманистов»132.
В 1990 г. X. и А.Касиковы специальной статьей как бы обновили дав-нюю точку зрения Ф. Крузе, что Рюрик русских летописей - это Рорик Датский, по их характеристике, «грабитель и завоеватель». Призванный на Русь, он вначале остановился в Ладоге, а затем захватил власть в Новгороде. Эти события они датируют временем около 858-862 гг. Авторы не сомневаются, что Рорик не создавал государства, т. к. его «роль огра-ничиваегся временным захватом Новгорода и, возможно, основанием династии Рюриковичей». В 1992 г. А.А.Молчанов, сославшись на Крузе и Беляева, категорично сказал, что Рюрик - это ютландский вождь Хрёрекр из датского королевского рода Скьёльдунгов. Несколько работ доказательству той же мысли, вначале нейтрально отнесясь к ней, посвятил Е.В.Ичелов. Ее поддержал в 1994 г. С.Н.Азбелев, сторонник мнения многовековых связей Северо-Западной Руси со славянской Южной Балтикой, откуда, в чем он уверен, происходила основная часть населения Новгородской земли133. Получив в науке широкое распространение, идея тождества Рюрика и Рорика вошла в справочную и учебную литературу134.
В 1994 г. М.Б.Свердлов говорил об «убедительной идентификации Рюрика с военно- и политически активным в середине IX в. Фрисланд-ским, а позднее ютландским конунгом Рериком...». В 1997 г. А.А.Хлевов в том же в безапелляционном тоне заверял научную общественность, что сейчас совершенно определена тождественность летописного Рюрика Ро-рику Фрисландскому. Свердлов, стремясь уберечь основы классического норманизма от любого вида коррозии, даже «датской», вполне ожидаемо все свел к Швеции. Как он полагает (но не объясняет), Рерик Фрисландский после того, как был вытеснен франками в Ютландию, «оказался в Средней Швеции». Свою уверенность в прибытие Рерика по «ряду» именно из этого района скандинавского мира историк черпает в имени прибывшего с ним на Русь «Олега-Helgi, имя которого объясняется из среднешведского языка». По его заключению, призвание фрисландско-ютландского конунга позволило славяно-финскому объединению избежать восстановление «прежней даннической зависимости от конунгов Средней Швеции» и, более того, противопоставить «его им в качестве князя самостоятельного государственного образования». В последующие годы Свердлов, повторяя сказанное, утверждал, что в Ладоге Рерик осущесгвлял «военно-политические и социальные функции в интересах избравшего его межплеменного объединения», контролировавшего Волжский и Днепровский торговые пути. Версию тождества летописного Рюрика и Рорика Фрисландского исследователь, надо сказать, обосновывает еще и тем, что «этническая принадлежность князя, как показал опыт славянских племен, избравших франко Само, не имела решающего значения». Затем И.Н.Данилевский подхватил мысль, что иноземные правители в ранних государственных объединениях скорее закономерность, нежели исключение. По его словам, «во главе подавляющего большинства зарождающихся военно-политических союзов стояли представители других этносов», приходивших подчас из стран, не имевших своей государственности. Этот факт он объяснял, соглашаясь с мыслью о варяжских князьях как о своего рода третейских судьях, некоторыми особенностями социальной психологии: пришельцы не были связаны с местными племенами, отсюда «были в равной степени удобны (или неудобны) всем субъектам такого союза»135.