— Тебе если деньги нужны, так я дам, чего переживаешь, — пожала я плечами.

— Деньги — это хорошо, возможно и правда придется к тебе в долг залезать, — покачала она головой. — Да только мне народ обеспечить работой надо. Водителя, девчонок. Им ведь надо на что — то жить! А работы — кот наплакал. Разбегутся они от меня, Машка, ой разбегутся!

Я посмотрела на нее, устало сгорбившуюся над столом, и мне так ее жалко стало… Что, она виновата что у нее родители — алкаши, и жизнь сложилась именно так? Каждый зарабатывает как может.

— Ты всегда отсюда работаешь? — спросила я.

— Ага, — угрюмо кивнула она. — Уж привыкла.

— Тогда принеси — ка мне пятачок со свечкой, голуба, — велела я ей.

— Зачем? — воззрилась она на меня. — Времени уже — пять утра, вряд ли дальше работа будет.

Я посмотрела за окно — и правда, уже посветлело.

— Ну ты неси, неси, не возражай, — твердо ответила я.

Ирка, шаркая ногами, ушла, долго искала то что мне требуется, после чего вернулась с монеткой и свечкой.

— Теперь чего? — спросила она.

— А теперь, Ирка — свали!

— Поняла — поняла, — покивала она.

Я недолго думая собралась с силами, приложила пятачок к корпусу телефона и принялась медленно, не халтуря, творить заговор на богатство. Сверху я капала свечой, приклеивая монетку, и когда я закончила — ее под толщей воска было и не видать. Телефон за это время пару раз звонил, однако я невозмутимо продолжала свое дело.

Заговор простенький, кому надо — ради бога, списывайте и применяйте.

Серьезные обряды не напишу, и не просите, а такие — такие отчего и не дать?

Закончив, я позвала Ирку.

— Ну, чего тут? — выжидательно посмотрела она на меня с порога.

— Видишь монетку? — ткнула я на телефон.

— Не-а, — помотала она головой. — Только нарост какой — то

— Ну неважно, — отмахнулась я. — Это монетка в воске. В общем, действовать будет слабенько, сразу говорю — месяц убывающий. Такие заговоры вообще сейчас не делают, ну да что теперь…

— Да черт с ним, мне хоть пару часиков если прибавится от этого — в ножки тебе поклонюсь, — отмахнулась она.

И тут телефон зазвонил.

— Алло! — Ирка взяла трубку осторожно, чтобы не повредить восковую блямбу. — Чего, серьезно??? На сколько — сколько? И по сколько ты сдал? Молодец, езжай под расчет…

Ирка положила трубку и уставилась на меня круглыми глазами.

— Я фигею, — только и сказала она. — Мужики — кавказцы перед девчонками извинились, согласны на презервативы и оплатили их время до шести вечера. Не торгуясь. По полной.

— Так хорошо же, — порадовалась я за нее.

— Итого у меня за сегодня почти тридцатка, — в полной прострации сказала она. — Слышишь, Машка — тридцать часов!!! Кому скажи из мамочек — ни в жизнь не поверят…

— А ты не говори, — хмыкнула я.

— Конечно не скажу, я что, дура, — спохватилась она. — Слушай, сколько твое слабенькое заклинание будет работать?

— Не больше месяца, потом надо будет подделать.

— Ох, да неужто у меня месяц нормальной жизни будет! — с чувством сказала она.

— Восемнадцатого растущая луна будет, можно будет и нормальное заклятье сделать, — заметила я.

— Тебя мне сам Бог послал! — очень искренне сказала она.

Я вздохнула. Я б на ее месте не стала так резко повышать Толика в должности…

Ирка тем временем радостно схватила калькулятор, пододвинула тетрадку, а мне велела:

— Сейчас ко мне водитель приедет под расчет, да оставшаяся девушка — ты б шла к себе, не светилась тут.

— Оки, — согласилась я. До десяти часов я честно дремала, а потом позвонила Корабельникову.

— Витенька, это я, — зашептала я в трубку.

— Удрала? — настороженно спросил он. — Я тебе звонил сейчас, дома трубку никто не взял.

— Удрала, удрала, — уверила я его. — Ты мне не поможешь, узнать надо кой — чего.

— Смотря чего, — понизил он голос.

— В общем Зырян перед смертью мне говорил, что собирается жениться на дочери екатеринградского авторитета, Татьяна ее зовут.

— Ну, знаю, — перебил он меня.

— Мне б ее адресок, Вить. Только не руга…

— Ты чего, идиотка? — заорал он, не дослушав. — Сиди где сидишь и не высовывайся!

— Вить, — заныла я. — Ну я тебя очень прошу, не ругайся, лучше узнай, а? Ты не скажешь — так мне в другом месте спрашивать придется, так и спалиться недолго.

— Не буду я грех на душу брать, — уперся он. — Что я, не понимаю что ты к этой Татьяне собралась? Мать твоя и так мне голову оторвет как приедет.

— Матери моей и так голову из-за такой дочери оторвут, — со вздохом сказала я. — Не вредничай, Витька, лучше адресок пробей.

— И отправить тебя на верную смерть? — бесцветно сказал он.

— Витька, я ж не дура попусту подставляться, у меня жизнь одна. Просто надо попытаться эту ситуацию разрулить, пока маменька не приехала.

— Черт, ну как же тебе помочь? — застонал он.

Я его понимала. Понимала, как ему тяжко осознавать, что моя жизнь висит на волоске, а он, мой старый друг детства — совершенно ничего не может сделать.

— Все нормально, Вить, — как можно беззаботнее улыбнулась я в трубку, хотя на душе и скребли кошки. — Вот если адресочек пробьешь — буду премного благодарна.

Он помолчал и наконец сухо ответил:

— Зовут невесту Татьяной Буймовой, и она дочь екатеринградского смотрящего, а не просто авторитета. Все еще хочешь туда лезть?

— Разберемся, — уклончиво ответила я.

Типа у меня есть альтернативный вариант.

— Ладно, — решился он. — Может и впрямь поможет тебе это, ты так — то вроде не дура, в школе мне контрольные на пятерки решала. Жди, перезвоню я тебе на сотовый.

В общем, други мои, через часишко я уже ехала на рейсовом автобусе в Екатеринград и в кармане у меня лежала бумажка с адресом Татьяны, незадачливой невесты Зыряна. Дама проживала в частном доме на улице с чудным названием Степная.

В доме у невесты стоял дым коромыслом. Я всю дорогу пока ехала мучительно размышляла — ну как, как сделать так, чтобы проникнуть в дом и допросить гражданку Буймову? Не знаю как насчет допроса, а с проникновением проблем не было — это я поняла, как только подошла к искомому дому. Казалось, что все екатеринградские ханурики собрались здесь. Из окон доносился нестройный пьяный хор, доносились чьи-то истеричные выкрики, на крыльце тщедушный мужичонка вяло лупил плачущую бабу. Эээ… за нарушение супружеской верности, как я поняла из его выкриков. Хм… что — то тут не то. Наверняка я ошиблась. Я сверилась с бумажкой и вежливо спросила у мужиков, которые на лавочке соображали на троих:

— Простите, Степная 10 — этот дом?

— Чёё??? — вылупили они на меня зенки. По наморщившимся лбам было видно — вопрос был за пределом их интеллектуальных способностей.

— Степная, десять — не подскажете где? — вздохнула я.

— Так вот же! — ткнули мужики в дом за собой. — Ты заходи, не бойся, поди на поминки?

— Ну, — кивнула я.

Мужики переглянулись и один, в клетчатой кепочке, понизив голос зашептал:

— Слышь, девонька, будь человеком, вынеси стопарики.

— А сами чего, ног нет? — удивилась я.

— Да не, — помялся он. — В общем, Танькин полюбовник там, а Таньку мы это… того, пока его не было, в обчем не могём мы теперя туда пробраться. Вот и мучаемся.

И мне красноречиво показали на трехлитровую банку с широким горлом, на две трети заполненной бражкой. А я — то думаю — откуда такой мерзкий запах?

— Бражечка — как мед, сладкая да вкусная, — мечтательно глядя на банку, облизнулся мужик в ватнике.

— Только за шиворот из банки течет, — жалобно закончил третий. — Ты уж подсоби нам, девонька, ладно?