Я не стала ей мешать, развернулась и все же пошла в ванную. Баксюша мирно дрых на стиральной машинке, подгребя под себя забытое кем — то полотенце. Слегка прищурившись, он посмотрел на меня, подмигнул и снова уснул. А я наслаждением умылась, почистила зубки и посмотрела на себя в зеркало.

Мда…

Мой колхозный бесцветный фейс смотрелся очень чужеродно в обрамлении иссиня — черных волос. Надо б конечно закрасить пшеничные бровки и реснички, да вот косметичку, как и зубную щетку, захватить я не догадалась.

Ирка, когда я вернулась в кухню, возилась у микроволновки.

— У тебя черного карандаша с тушью не будет? — спросила я.

— Без проблем, — кивнула она.

Потом, тяжко вздохнув, обернулась и ошалелым взглядом уставилась мне в лицо.

— Нельзя ж так людей пугать! — всплеснула она руками. — Я утром — то тебя еле признала, но уж как—то и привыкла! А ты опять другая!

— Так я ж блондинка, а значит — пигментонедостаточная, — пояснила я. — Бесцветная, словно чистый лист. Вот что нарисую у себя на лице — такой и буду.

— Ну утром — то ты красоткой была, — заметила она. — Может и мне имидж поменяешь? А то уж скучно мне как—то одной и той же ходить.

— Не, — помотала я головой. — Ты от природы темно-русая, у тебя краски в лице есть. То есть у тебя лицо уже есть. Улучшить — ради бога, но нарисовать что угодно, как на моем лице — не получится.

— Да уж…, — покачала она головой, вглядываясь в мое лицо. — Ненакрашенная ты — совсем другой человек… И правда какая — то бесцветная.

— Хо! — вспомнила я. — Это что! У меня случай как — то был! Поехали мы с Саблиными — Танькой да Иркой в деревню к их бабушке. Помнишь Саблиных?

— Помню — помню, подружки твои по школе закадычные, — отмахнулась она. — И что дальше?

— Ну так вот как приехали, тут же вечером пошли в местный клуб на дискотеку. Я расстаралась, личико нарисовала, и все парни были мои.

— Так уж и все? — хмыкнула она. — От скромности не помрешь.

— Не помру, — согласилась я. — Но штук пять на меня точно запали.

— Ну в общем парочка, если говорить точнее.

— Блин, ехидна! — с укором взглянула я на ее радостную физиономию. — Дай дорассказать!

— Все — все, молчу, — закрыла она ладошкой смеющийся рот.

— Вот и помолчи! — кивнула я. — Сказала пять — значит пять. Может даже и шесть — точно не помню, давно это было. Я ведь когда накрашусь — шибко красивая. Ну вот, значит, произвели мы там фурор. На следующий день идем с девчонками с речки, я понятно без макияжа, а нам навстречу — мой самый — самый настойчивый поклонник. Я уж рожу скривила, мол, сейчас пристанет как банный лист, а он взглядом по мне мазнул да принялся с девчонками болтать. Я в непонятках — что за фигня? А он тут этак застенчиво спрашивает, мол, а где Маша — то? Девчонки в полном офигении тычут в меня пальцами, а блею — мол, здравствуй, милок, не признал? А парень стоит столбом, в полном шоке, и изо всех сил в меня всматривается. Потом чего — то бормотнул, сбежал и больше я его и не видела.

— Верю, — кивнула она, внимательно глядя на меня. — С черными волосами и вовсе как не ты.

Тут пискнула микроволновка, Ирка тяжело поднялась, выставила из нее на стол разогретые кусочки пиццы и налила чай.

Снова зазвенел телефон.

— Алло!.. Сдал на Чапаева?.. Двух на два?.. Кого?.. Ясно, молодец.

Она положила трубку и что — то черканула в толстой тетрадке.

— Как работа? — поинтересовалась я.

— Да вот, семь часов с этими наскребли, — расстроено сказала она.

— Ты ж говорила что у тебя одна из сильнейших фирм, а сейчас на заработки жалуешься!

— Ох, Машка, — вздохнула она. — Ты что, думаешь у других дела лучше? Фирм развелось полно, а пирог на всех один, каждый урывает себе по крошке, вот и мучаемся все.

— А раньше что?

— Раньше — то мы спокойно двадцать часов делали. И пятьдесят не редкость было, ну да что теперь говорить… Это было — то год с лишним назад.

— Ясно, — кивнула я. — Купи мне завтра в церкви свечу из белого воска, сварю я в ней деньги и помогу тебе. Только это надо на растущей луне делать.

— Век благодарна буду! — расчувствовалась она. — А то расходов на фирму жуть как много — сотовые, крыша, реклама, квартиру эту оплачиваю, а доходов реально — кот наплакал!

Она схватила кусок пиццы и принялась в расстройстве жевать. Я уж не стала ей говорить что растущая луна начнется только восемнадцатого, почти через две недели.

— На крышу много уходит? — Я тоже взяла себе кусочек пиццы и пододвинула кружку с чаем.

— Пять тысяч ежемесячно дерут, а делать ничего не хотят, — буркнула она.

— Пять тысяч? — подняла я бровь. — Крыши берут десять процентов, значит у тебя заработки — пятьдесят тысяч. Очень неплохо, чего ж жалуешься?

— Пятьдесят тысяч? — усмехнулась она. — Держи губу шире. Бьюсь как рыба об лед, только и успеваю дыры затыкать. А пятерка — это фиксированный налог, а вовсе не процент.

— Налог? — удивилась я.

— Ага, мы меж собой крышу налоговой зовем, — ухмыльнулась она. — Пятнадцатое число каждого месяца — день подачи деклараций.

— Так а чего ж ты не договоришься — то с ними? Скажи, мол, мальчики, работы нет и столько мне платить не по силам. Они что, идиоты, сук рубить на котором сидят?

— Договоришься с ними, как же, — отмахнулась она. — Работать не дадут, если не заплатишь пятнадцатого — вот и весь договор.

— Ну у вас и порядки, — только и смогла я сказать.

— А тебя кто крышует? — Ирка потянулась за следующим кусочком пиццы.

— Смеешься? — подняла я бровь. — Я сама себе крыша.

— А это как? — хмыкнула она.

— А кто со мной связываться — то будет? Еще прокляну, кто на меня наедет, — ехидно улыбнулась я.

— Так чего ж ты Толика не проклянешь! — вскричала она в сердцах.

— Ну прокляну, — кивнула я. — Только мне от этого по большому счету ни жарко ни холодно. Меня сейчас не только он завалить мечтает. Убийцу искать надо.

Ирка с состраданием посмотрела на меня:

— Хорошая ты баба, Машка. Давай, крутись лучше. Чего делать — то собираешься, как убийцу ту искать?

— Да я вот тут подумала — надо к Татьяне наверно съездить. Невесте Зыряна.

— Ты чего, дура? — покрутила Ирка пальцем у виска. — Да она тебя вмиг скрутит да сдаст.

— Посмотрим по ситуации, — покачала я головой. — Но больше мне поспрашивать не у кого. К тому же она меня не знает, живет в Екатеринграде, так что откуда она догадается что я — это я?

— Ну смотри…, с сомнением протянула Ирка. — Что — то я очень сомневаюсь что она тебе душу откроет.

— На месте разберемся, — твердо сказала я.

— Хочешь — так бери мою машину, — предложила она. — У меня девятка вон под окнами стоит.

— Не, — помотала я головой. — Поеду как все люди на автобусе, спалюсь я с машиной.

— А вдруг удирать придется?

— Эх, Ир, — вздохнула я. — На твоей девятке от мерсов все один не удерешь, а ты без машины останешься. Нет уж. Поеду на автобусе.

Телефон звякнул, Ирка схватила трубку и мелодично пропела:

— Ал-ло! — Потом молча послушала тоненький захлебывающийся голосок в трубке, помрачнела и сухо ответила, — да, конечно, собирайтесь. Сейчас машина приедет.

— Проблемы? — спросила я.

Та расстроено кивнула головой и потыкала кнопки телефона и усталым голосом велела:

— Андрей, езжай на Чапаева, возвращай деньги. На девчонок не наезжай, просто отдай клиентам деньги… Да, все.

Она положила трубку, с полном расстройстве схватила еще кусочек пиццы и пробурчала:

— Ну вот и поработали…

— А что такое?

— Так я только порадовалась — двух на два сдали, сразу четыре часа, а клиенты — кавказцы захотели без презерватива. Вот девчонки и звонят — ревут, мол, забирайте нас отсюда. А я только было порадовалась, всю неделю — час да два… А мне как раз за квартиру надо за три месяца сразу хозяйке заплатить, да рекламу завтра надо дать. Чего делать — ума не представляю.

Ирка вытащила из пачки сигарету и принялась нервно курить.