— Это невероятно, — воскликнула она, взглянув на Дюранта.

— Да, — буркнул он, — мы должны ехать.

Маццо слегка подтолкнул меня. Я шагнул вперед, но затем подошел к старухе:

— Мадам, я надеюсь, вы довольны?

— Вы могли бы быть моим сыном, — сказала она, и я увидел в ее глазах слезы.

— Это было бы привилегией, — сказал я с ударением.

Затем я взял ее руку и поцеловал, точь-в-точь, как это делали в фильмах тридцатых годов, потом повернулся и пошел к Дюранту, который смотрел на меня, как режиссер смотрит на актера, вышедшего за рамки сценария.

На улице ждал «роллс-ройс». Шофер-японец открыл дверь. Дюрант влез на заднее сиденье, я за ним, а Маццо сел рядом с шофером.

Как только мы выехали на автостраду, Дюрант повернулся ко мне:

— Когда мы приедем в аэропорт, Стивенс, там будет ждать пресса. Они не подойдут близко, но они будут там. Мы летим на самолете корпорации. Будете делать то, что скажет Маццо. Тогда все будет в порядке. Не суетитесь. Помните, что вы — Джон Меррилл Фергюсон. Вас будут хорошо охранять. Когда подниметесь по трапу, можете повернуться и поднять руку. Ясно?

— Да, мистер Дюрант.

— В самолете кивнете стюардессе и сядете. Вас не побеспокоят до посадки. Затем я проинструктирую дальше.

Моя давешняя мысль заработала снова.

— Есть одна маленькая деталь, которая может оказаться важной, — сказал я. — Это только предложение, мистер Дюрант. Не будет ли безопаснее, если вы перестанете называть меня Стивенсом? Я не знаю, как вы называли мистера Фергюсона, но не будет ли лучше, если вы будете называть меня так же, как и его? Одно слово может погубить всю операцию, и я не хочу, чтобы меня потом винили за это.

— Да, в этом есть смысл, — после долгой паузы сказал Дюрант, — мистер Фергюсон. Вы не глупы, однако.

— Если что-то случится, мистер Дюрант, я не хотел бы, чтобы это было по моей вине.

— Да. — Он тяжело вздохнул. — Тогда вам лучше называть меня Джо. — По его голосу я почувствовал, как это ему неприятно.

— О’кей, Джо.

Мы молчали до самого аэропорта. Затем Дюрант заговорил снова:

— Ничего не делайте. Ничего не говорите. Предоставьте все Маццо.

— Понимаю, Джо, — не удержался я.

Нашу машину, безусловно, ждали.

Охранники открыли ворота и отдали честь, когда мы проезжали. Чувствуя себя членом королевской семьи, я слегка поднял руку в ответном приветствии.

— Сидите спокойно, — рявкнул Дюрант.

Машина проехала вдоль аэродрома. Впереди я увидел ослепительные огни и большую толпу людей. Позади них стоял освещенный самолет.

Черт побери! И это все из-за меня!

Около пятнадцати человек отгородили толпу, давая дорогу к трапу самолета. Они выглядели теми, кем, собственно, и были: хорошо обученными телохранителями.

Маццо выскользнул из машины, Дюрант подтолкнул меня, и я вылез из машины, он следом за мной.

— Идите, — скомандовал Дюрант.

Сопровождаемый вспышками блицев, я пошел к трапу. Толпа взревела.

— Мистер Фергюсон! Посмотрите сюда!

— Мистер Фергюсон! Только два слова!

— Мистер Фергюсон! Один момент!

Толпа ревела — это была пресса. Я слышал жужжание кинокамер. Это был самый потрясающий момент в моей жизни! Это было то, о чем я так мечтал, когда надеялся, что стану кинозвездой и репортеры будут драться с фотографами, чтобы подойти поближе ко мне.

Я начал подниматься по трапу, сопровождаемый Дюрантом. Сердце у меня колотилось.

— Мистер Фергюсон!

Имя повторялось снова и снова. Шум голосов бушевал вокруг меня. Черт возьми! Я был на седьмом небе.

На верху трапа я повернулся и взглянул вниз на море лиц, телекамер, телохранителей, репортеров. Чувствуя себя президентом США, я поднял руку в королевском приветствии, а затем Дюрант, шедший сзади, почти втолкнул меня в самолет, и представление закончилось.

Я часто читал о частных самолетах заправил бизнеса, но когда вошел в этот, мимо двух девушек в зеленой форме, у меня чуть не отвалилась челюсть.

В пассажирском салоне стояли небольшие кожаные кресла, рабочий стол с высоким кожаным креслом, большой бар, еще стол с десятью стульями, а борта закрывал огромный мохнатый ковер.

В стороне стояло большое кресло с подставкой для ног, в котором можно было спать.

— Садитесь, — сказал мне Дюрант, показав на него.

Я опустился в кресло, и, сняв шляпу, бросил ее на пол. Маццо поднял ее и ушел. Дюрант вышел вслед за ним, и я услышал, как за ними захлопнулась дверь.

Сквозь опущенные шторы иллюминатора я видел огни прожекторов и телекамер, чувствуя желание взглянуть на прессу, но сейчас было не время.

Через некоторое время заработали моторы, и самолет начал взлет.

Дюрант вернулся, сел за стол и, вытащив кучу бумаг, углубился в чтение.

Я развалился в кресле и снова подумал о приеме, который мне оказали. Вот что значит стоить миллиарды долларов! Я вспомнил о кошмарном времени, когда я метался в поисках работы. А теперь ко мне вдруг стали относиться, как к одному из богатейших и могущественнейших людей в мире, и мне это страшно нравилось.

Я продолжал лежать в кресле еще минут двадцать, но потом мне пришло в голову, что как Джо Меррилл Фергюсон я заслуживаю большего внимания.

Дюрант все еще читал, а оглянувшись, я увидел Маццо в другом кресле.

— Маццо! — сказал я резко.

Они оба с Дюрантом посмотрели на меня. Поколебавшись, Маццо подошел ко мне.

— Двойной виски со льдом и что-нибудь поесть.

Маццо моргнул и вопросительно посмотрел на Дюранта. Тот, тоже поколебавшись, кивнул.

— О’кей, мистер Фергюсон, — сказал Маццо и вышел.

Дюрант долго смотрел на меня, потом снова занялся бумагами.

Одна из стюардесс принесла виски. Я поблагодарил ее кивком. Как только я закончил пить, вкатили столик с великолепной едой.

Меня обслуживали две стюардессы. Я надеялся, что у Дюранта хватило ума взять тех стюардесс, которые не общались с Фергюсоном раньше. Их поведение было именно таким, какое должно быть у двух девушек, обслуживающих одного из богатейших людей в мире. Одна из них, блондинка, все время сексуально улыбалась мне. И я был уверен, что даже если я положу руку под ее короткую юбку, она не будет протестовать.

Затем принесли сигары и бренди.

«Да, — подумал я, — вот это жизнь».

— Не желаете ли что-нибудь почитать, мистер Фергюсон? — спросила блондинка.

Я вспомнил, что был изолирован последние три дня.

— Принесите, пожалуйста, газету.

Покачивая бедрами, она вышла и вернулась с «Калифорния Таймс». Там не было ничего нового. Я нашел Голливудские новости. Они занимали две страницы: кто развелся, у кого новый любовник, кто может получить Оскара. Словом, то, что меня интересовало.

На второй странице была фотография Чарльза, который делал для меня маску. Я посмотрел на фотографию и заголовок.

Чарльз Дювайн: голливудский художник-гример.

САМОУБИЙСТВО!

У меня похолодело внутри, когда я читал.

Чарльз Дювайн, писал репортер, был в отъезде два месяца. Говорят, он отдыхал на Мартинике. Вернулся он в свой дом на Санта-Барбара две ночи назад. Охранник говорил, что мистер Дювайн был в подавленном настроении и нервничал. На следующее утро, обходя свой пост, охранник нашел на тротуаре тело мистера Чарльза Дювайна. Вероятно, в состоянии депрессии мистер Дювайн выбросился с террасы своей квартиры. Полиция определила самоубийство.

Я закрыл глаза, и газета выпала у меня из дрожащих пальцев.

Ларри Эдвардс, который мог проболтаться, умер в автокатастрофе. Теперь — Чарльз Дювайн, который превратил меня в Фергюсона и тоже мог проговориться, — также мертв. Самоубийство! Страх охватил меня.

И правда обрушилась на меня, как удар молота. Когда я выполню свою работу, меня тоже уберут. Как только все это закончится, Фергюсон и Дюрант не позволят, чтобы я проболтался. И они убьют меня, как убили Ларри Эдвардса и Чарльза. Я был так напуган, что меня чуть не стошнило. Холодный пот выступил у меня на спине и на лице под маской.