— Так вот, Кирилл, — не торопясь начал Иван Николаевич. — У меня есть сведения, что кое-кого прихватили на ипподроме. Розочку, Филю-косого. Из жокеев некоторых потревожили.

Адька присвистнул и сел на табурет. Лицо его медленно затекало мелом. Кирилл все глядел на огонь.

— Учтите, Кирилл, если вам предложат дать показания… Розочка, она всех может потянуть… То запомните: никаких вознаграждений за то, что вы снимали кассу, не получали. Ни от меня, ни от кого-либо другого… Просто я просил вас о небольшой дружеской услуге — получить мой выигрыш. Но бесплатно! Без вознаграждений. Я говорил вам, что у меня разболелась нога и у кассы мне стоять тяжело. И вам меня становилось жалко… Ну, а вас, Арнольд, эти дела вообще не касаются. Вы были в плавании. Алиби.

— Я-то что? Я не за себя, — деловито приподнялся Арнольд.

— В Евангелии от Марка есть такая фраза: «Спаси Себя самого и сойди с креста».

— Ладно, ладно, — прервал Адька. — Вы еще ребенка учите врать.

— Можно и соврать, если ты сам внутри раскаиваешься. И уверен, что никогда больше этого не случится. Иначе — сколько не ври — попадешься…

Кирилл подобрал с колен шапку, нахлобучил. Пальто он так и не снимал вообще.

Сквозь круглые отверстия в почтовом ящике белели засунутые газеты. Кирилл по привычке ощупал карманы, но вспомнил, что ключ от почтового ящика оставил дома. Придется спускаться еще раз.

— Попроси у нее, — тихо сказала Лариса и кивнула на женщину, которая возилась у своего почтового ящика. — В нашем доме одним ключом можно все ящики открыть.

— В нашем тоже. Кроме одного. Отец такую механику придумал, что любой взломщик руки опустит.

— Наконец-то я услышала целую фразу. А то молчишь, молчишь… На каком этаже вы живете?

— На третьем.

Дверь мягко вздохнула, пропуская их в теплую прихожую. Кирилл щелкнул выключателем.

— Заходи. Раздевайся. — Он помог Ларисе снять пальто. Беглого взгляда на вешалку было достаточно: дома только мать. Что же, это даже лучше. — И туфли сними. Мать утром полы натирала, — громко проговорил Кирилл.

— А почему не ты?

— В нашей семье матриархат!

— Что ты кричишь? Я не глухая. — Лариса сняла туфли и, зябко поджимая пальцы, надела комнатные шлепанцы.

Кирилл заглянул в проем. Папиросный дымок дремал над широкой спинкой старого, любимого кресла Татьяны. Павел не любил это кресло.

— Проходи, — Кирилл распахнул стеклянную дверь. — Познакомься, мама. Это — Лариса.

Он силой заставлял себя смотреть в сторону кресла, но когда над спинкой поднялся светло-медный стожок Татьяниных волос, не выдержал и отвел взгляд.

— Вот вы какая! — Татьяна поднялась, выпрямилась, лицо ее было спокойным, лишь побелевшие руки слегка дрожали. Видно, ей никак не удавалось унять эту дрожь.

Кирилл не слышал, что ответила Лариса. По тону матери он хотел догадаться, верно ли себя ведет.

— А… папы нет дома? — спросил он.

Татьяна промолчала.

— Жаль. Хотел заодно и с ним Ларису познакомить. — Кирилл подошел к журнальному столику, взглянул на обложку раскрытой книги.

— С твоим папой я уже знакома. Правда, односторонне. — Лариса села на тахту и расправила на коленях платье. — По фотографиям на Доске почета. Что это за книга?

— Какая? — Кирилл недоуменно приподнял брови.

— «Сага о Форсайтах». — Мать вновь опустилась в кресло. — Вы читали?

— Да. Прекрасная книга, — Лариса наклонила голову.

— Вот и я сколько раз перечитываю, а все как впервые. Ты читал, Кирилл?

— Не помню, мама.

— Значит, не читал.

— Будь по-твоему, — резко согласился Кирилл. Но сразу же пожалел об этом. Мать сейчас могла неверно истолковать даже самое пустяковое его раздражение. — Как-то не приходилось. Очень уж толстая книжица, — примирительно закончил Кирилл.

Лариса провела ладонью по бархатному ворсу тахты. Неужели всю эту мебель сделал отец Кирилла.

— Да, да. Все это сделал Павел Егорович собственноручно. Кроме стульев и серванта. Смотрите. — Татьяна подошла к дверце шкафа и слегка подтолкнула ее. Дверца плавно откатилась, а потом вернулась на место.

— А можно мне? — Лариса поднялась с тахты.

— Пожалуйста. Все, кто у нас бывает, хотят сами попробовать.

Лариса тоже подтолкнула дверцу. Вправду было забавно и необычно.

— А соседи, которые ровно в семь утра кричат: «Подъем!», они там живут? — Лариса указала в сторону, куда уплыла дверца.

— Я вижу, вы в курсе многих наших дел. Нет. Они живут за другой стеной. — Татьяна с интересом рассматривала лицо и короткую прическу девушки. — Не пойму, у вас в самом деле черные глаза? Или так кажется при вечернем свете?

— Черные, черные! — Кирилл обрадовался. — Красивые, правда, мама?

— Сама знаю, что красивые, — ответила Лариса и дерзко посмотрела на Татьяну. — Глаза у меня мамины. Она умерла несколько лет назад. Мне многое не нравилось в ней. Она столько огорчений доставляла папе.

Татьяна вернулась в свое кресло.

— Может быть, она не любила вашего папу?

Лариса остановилась у картины, которая висела на стене, и принялась разглядывать осенний лесной пейзаж.

— Тогда им надо было разойтись. Правда, папе было бы тяжело. Ведь он до сих пор не устроил свою жизнь. Но это честней, чем делать вид, что любишь.

— Лариса! — воскликнул Кирилл. Неужели мать подумает, что он обо всем поведал девушке и привел ее нарочно?.. — Какая глупость!

— Пейзаж мне не нравится, — Лариса не обратила внимания на возглас Кирилла. — Разве, может быть вода светлее неба? Чепуха.

Татьяна улыбнулась.

— Мне тоже не по вкусу эта картина.

— Вот видите! — обрадовалась Лариса. — Мне Кирилл часто о вас рассказывал.

— Хорошее? — будто невзначай обронила Татьяна.

— Он вас очень любит.

Татьяна наклонилась в сторону Кирилла. Он поцеловал мать и заметил на ее щеке непривычную изморось пудры. Да и веки припухли и покраснели…

Потом они пили чай, включили телевизор, но передача была неинтересной, и телевизор выключили. Татьяна вспоминала смешные случаи из детства Кирилла. Лариса рассматривала семейный альбом, смеясь над фотографиями толстощекого малыша, а затем попросила разрешения позвонить по телефону. Ей нужно предупредить бабушку, что она скоро вернется домой.

Павел все не приходил.

— Ну, как тебе понравилась Лариса? — Кирилл вслед за матерью направился на кухню.

Мать вытирала чашки, и ему показалось, что она не расслышала вопроса.

— Как тебе понравилась Лариса? — повторил Кирилл.

— Мила… Правда, слишком строго судит обо всем. Впрочем, вероятно, так и надо.

— Не знаю. Не убежден, — задумчиво сказал Кирилл.

Татьяна быстро взглянула на сына и заметила, как он покраснел.

— Жарко на кухне, — пробормотал Кирилл. — Пойду провожу Ларису.

Они спустились на первый этаж. Почтовый ящик по-прежнему белел тремя слепыми глазницами. Кирилл достал ключ, вытащил газеты, из них выпал небольшой листок.

— За междугородные переговоры? — спросила Лариса.

Кирилл взглянул на листок и сразу все понял, хотя и не успел еще прочесть ни строчки.

«Как хорошо, что отец не вернулся. У него ключ от ящика всегда с собой», — подумал Кирилл.

Лариса в недоумении посмотрела на Кирилла и взяла у него листок.

«…надлежит явиться в 5-е отделение милиции… Комн. 29. К следователю Топоркову А. Г.»

Глава вторая

На световом табло под самой крышей вокзала каждую минуту одна цифра сменяла другую.

До отхода поезда оставалось пять минут. Толстые вагонные стекла не пропускали звуков, и то, что творилось ка перроне, словно происходило в немом кино. Носильщики покрикивали на неповоротливых провожающих, но казалось, что они просто открывают рты. Женщина подняла мальчика на руки, чтобы его лучше видели из вагона. Мальчик дрыгал ногами и пытался вырваться. Женщина поставила его на асфальт и рассерженно шлепнула. Мальчик беззвучно заплакал, уткнув голову в колени женщины.