У кассы Кирилл осмотрелся. Не хватало бы еще встретить кого-нибудь из отцовской бригады! Сам-то отец, как всегда в первый понедельник месяца, в товарищеском суде заседает.

— Ну, сколько наработал? — спросил из-за спины Сопреев, стараясь заглянуть в ведомость.

— А вам-то что? — От неожиданности Кирилл смутился.

— Крепче держи, не растеряй. Человек хорошее ценить начинает, когда с дерьмом сталкивается. У тебя сейчас самое время.

— Что верно, то верно! — Кирилл окинул взглядом щуплую фигуру Сопреева и пошел в цех.

«Ох и жук! Так сказал, словно не они меня из бригады поперли, а я сам ушел. Кого же он дерьмом обозвал? Юрку Синькова? Ох и гад этот Сопреев! Все они хороши, не могут забыть, как Юрка отказался доводить бракованные датчики. Но ведь он оказался прав. „Радуга“ в этом месяце не вышла. Типовых испытаний не выдержала. И почему люди ненавидят того, кто не хочет быть таким, как они сами? Ох и гад этот Сопреев! А я тоже хорош, не смог ему ответить, не сообразил, что к чему! Подумаешь, старше, ну и черт с ним, что старше!» — думал Кирилл, складывая инструмент в ящик. Он искоса поглядывал, как его бригадир Синьков выводит на бумажке какие-то цифры?

— Ну что, шеф? Дебет с кредитом не сходятся?

— Сойдутся, — ответил Синьков и подвел под колонкой цифр жирную черту. — Опять я в дыре сижу, брат Кирилл. Работаю-работаю, а все не наработаю…

— Месяц был невезучий, — подбодрил Кирилл.

— Не говори.

— Самое обидное, «Радуга» не пошла. — Кирилл вспомнил о своем невысоком заработке. — А кое-кто за наладку датчиков деньги получит. Недаром ведь шустрили вечерами.

— Еще неизвестно, получит или нет, — с нескрываемой досадой произнес Синьков.

— Получит! — убежденно сказал Кирилл. — Еще не было случая, чтобы мой папахен за проделанную работу денег не получил. Умеет он это. Из камня гривенник выжмет.

Синьков принялся снимать рабочий халат.

— Черт тебя знает, Алехин-младший! Чего ты так взъелся на своего отца?

— Стечение обстоятельств, — стараясь унять дрожь в голосе, громко проговорил Кирилл и рассказал Синькову о злополучном сломанном станке, о разговоре с Сопреевым. А память выискивала другие обиды, собранные за два года пребывания в отцовской бригаде.

— Возможно, твой отец и вправду не знал, что уйти из бригады тебе предложил Сопреев, — искренне сказал Синьков.

Кирилл ухмыльнулся и захлопнул ящик.

— Ты наивный человек. В этом я убедился еще раньше, когда ты с такой легкостью отказался от выгодной халтуры.

Синьков расхохотался. Ему давно нравился этот высокий красивый парень.

— Вот что, Алехин. Завтра с утра отправляйся в институт полимеров. — Синьков достал записную книжку, вырвал листок. — Тут адрес и фамилия.

Кирилл выжидательно молчал.

— Захвати образец слюды. Объясни принцип работы прибора. Нагрузки. Кинематику. Все честь по чести. И узнаешь у этого товарища, чем можно заменить изоляцию из слюды. Греется, скажешь, очень. Я бы и сам пошел, да дел куча с утра.

Пока Кирилл озадаченно вертел в руках листок с адресом, дверь за Синьковым уже закрылась. Кирилл бросился следом и нагнал бригадира на лестнице. Тот удивленно оглянулся.

— Слушай, я не смогу. Я механик, а не технолог. — Кирилл протянул ему листок.

Синьков отвернулся и пошел вниз по лестнице. Кирилл не отступал.

— Ну, послал бы Лису или Машкина, а?

Они вышли из цеха и пересекли заводской двор, обходя лужи. В том же порядке, как спускались по лестнице, — впереди Синьков, а следом Кирилл. Правда, теперь разговор их принял несколько иное направление.

— Какое наше дело, из чего изоляция? — удивлялся Кирилл.

— Меньше будет греться блок, легче подогнать температурную. Тогда ты заработаешь не тридцать рэ, а больше, — объяснил Синьков.

— Материальная заинтересованность?

Синьков промолчал.

Кирилл повернул ключ до упора и коленом поддал важную, простроченную крест-накрест медными шляпками дверь. Навстречу пахнуло запахом жареных котлет. Он повесил шапку и стянул куртку. Наклонился, пошарил под тумбочкой, выискивая комнатные туфли. Как обычно, одна туфля сразу оказалась под рукой, зато вторая притаилась в самом закутке, позади каких-то коробок. Кирилл извлек туфлю и в досаде пнул отцовские сандалии.

— Что ты там устраиваешь? — донесся из кухни голос матери.

— Ищу шлепанцы. — Кирилл пытался стереть с колен сальный мастичный след.

— Клади на место! Почему я никогда не ищу? — Мать убавила огонь под сковородкой и вышла в прихожую. — Явился не запылился! — сказала она, улыбаясь. Ей нравилось смотреть на сына, такого большого, стройного, с длинными неуклюжими руками. — Есть будешь? Или отца подождешь?

— Чего там ждать, не все ли равно? И потом сегодня он задержится — «судный день».

— Мой руки и садись.

В день получки Татьяна обычно уходила с завода пораньше. Так уж повелось, что день этот бывал каким-то разболтанным. К тому же весть об уходе Всесвятского вот уже несколько дней будоражила отдел. И, как это часто бывает, все соглашались, что Шарик, в общем-то, человек невредный и начальник толковый. Неизвестно, кто еще займет его место за рифленой перегородкой. Попадется упрямая бестолочь — наплачется отдел. Всесвятскому осталось отработать последние три дня.

По дороге Татьяна зашла в магазин. И удачно. На прилавке лежало парное мясо. Она купила сразу три килограмма. Зачем, и сама не знала. Просто кусок был очень хороший, жаль рубить.

— Двое мужчин, а все я одна, — произнесла она навстречу вошедшему в кухню сыну. — Иду под дождем, ноги подгибаются. Картошки пять кило…

— Я же купил недавно.

— Недавно? С вашим-то аппетитом!..

Но Кирилл уже не слушал мать. Он придвинул к себе тарелку. Розовая, в маленьких масляных пузырьках, жареная картошка рассыпчатой грудой развалилась на тарелке. А в центре лениво возлежали две котлеты в темно-коричневых панцирях.

Кирилл проткнул вилкой котлету и даже зажмурился от наслаждения. Как бы ни был он голоден, он ел неторопливо, смакуя. Зная, что матери доставляет удовольствие небезразличное отношение к тому, в чем она себя считала великой мастерицей.

— Ну? Ничего? — как можно равнодушнее спросила мать.

В ответ раздалось восторженное мычание.

— Подхалим! Котлеты ведь чуточку подгорели. Впрочем, действительно вкусно, — добавила она снисходительно.

И так повторялось почти каждый день.

— Всесвятский еще работает? — наконец спросил Кирилл.

— Работает.

Кирилл обстоятельно осмотрел вторую котлету, прежде чем начать ее есть.

— А верно, что главному инженеру намылили холку за историю с «Радугой»? — спросил он.

— Не знаю. Как там, в новой бригаде, дела?

Кирилл был слишком увлечен котлетой и не обратил внимания на поспешность, с которой мать перевела разговор.

— Ничего дела. Аванс получили.

— Сколько?

— Вкусно ты, мама, готовишь. Тебе бы шеф-поваром на дипломатических обедах. — Кирилл положил вилку и достал из кармана деньги. — Как всегда — тридцать, — сказал он и торопливо добавил — А правда, что ваша Анна Борисовна с главным инженером шуры-муры крутит?

— Глупости какие-то болтаешь. — Татьяна растерялась.

— Почему глупости? Она молодая, незамужняя. Да и он вроде не валится от ветра.

Татьяна, сама того не ожидая, легонько стукнула сына по загривку. Тот ошалело вздернул головой и уставился на мать.

— Ты что? Чуть не подавился.

— Не болтай, чего не знаешь! — Мать засмеялась каким-то непривычным смехом.

Хлопнула входная дверь, и в проеме показалось улыбающееся лицо отца.

— Здорово, семейство! Ну и погодка, — бодро произнес он. — Вижу, вам без меня весело!

В кухне сразу стало тихо. И было слышно, как отец возится в прихожей.

— Черт знает что такое! — Отец искал свои сандалии. — Каждый раз, как мальчишка, ползаю по всей квартире. И ведь ставлю на место…

Мать многозначительно взглянула на Кирилла. Тот отодвинул тарелку, пробормотал «спасибо», поцеловал мать в шею и торопливо направился к себе, обойдя отца, который уже появился в кухне со свертком. Павел отодвинул в сторону тарелки и принялся развязывать тесемки. Татьяна молча и с любопытством наблюдала за ним.