В полутьме виднелась сидящая фигура, закутанная в лохмотья. Черты лица скрывал капюшон. Из стоявшей перед ней жаровни поднимался тяжелый дым. Рядом стояли хрустальная бутыль, какие-то сушеные фрукты и кусок темного хлеба.

— В бутыли родниковая вода, — прохрипело существо на языке мекросов. — Пожалуйста, отдохни после всех испытаний.

Мекрос что-то благодарно прошептал и живо схватил бутыль. Утолив жажду благословенной влагой, потянулся к хлебу. — Спасибо тебе, незнакомец, — прогудел он и покачал головой. — От этого дыма ты двоишься у меня в глазах.

Резкий кашель, который, вероятно, означал смех, потом неловкое движение плечами. — Это лучше, чем тонуть. Увы, моя боль слабеет. Так что надолго я тебя не задержу. Ты Вифал, изготовитель мечей.

Спасенный уставился на него. Наморщил широкий лоб. — Да, я Вифал из Третьего Мекроса. Которого больше нет.

— Трагическое происшествие. Ты единственный уцелел… благодаря моим усилиям, хотя для этого мне пришлось напрячь все силы.

— Что это за место?

— Нигде. Самое сердце нигде. Обломок, склонный к блужданиям. Я придал ему жизнь, как уж смог. Извлек из воспоминаний о доме. Мои силы возвращаются, хотя страдания тела не облегчить. Но послушай! Я столько говорю — и не кашляю. Это что-то. — Из рваного рукава показалась изломанная рука, разбросала по углям какие-то семена. Они зашипели, полопались. Дым пошел еще гуще.

— Кто ты? — вопросил Вифал.

— Павший бог… которому нужно твое мастерство. Я приготовился к твоему появлению, Вифал. Жилье, кузница, все нужные материалы. Одежда, еда, вода. И три преданных слуги — ты уже их встретил…

— Эти бхок'аралы? — фыркнул Вифал. — На что…

— Не бхок'аралы, смертный. Хотя раньше они ими, наверное, были. Это нахты. Я назвал их Хруст, Писк и Шлёп. Они джагутского изготовления, способны выучиться всему, чего ты потребуешь.

Вифал начал было вставать: — Спасибо за спасение, Павший, но я намерен уйти от тебя. Я вернусь в свой мир…

— Ты не понял, Вифал, — зашипел увечный. — Или ты сделаешь, что я скажу, или будешь молить о смерти. Ты мой, Мастер мечей. Ты мой раб, а я твой хозяин. Мекросы знают, что такое рабы? Несчастные, похищенные вашими пиратами из прибрежных деревень. Это слово тебе знакомо. Но не отчаивайся: едва ты выполнишь задание, я тебя освобожу.

Дубина Вифала лежала у него на коленях. Он колебался.

Кашель, затем смех, снова приступ кашля. Бог поднял искривленную руку. Прокашлявшись, заговорил: — Не советую предпринимать ничего отчаянного, Вифал. Ради этой задачи я вытащил тебя из моря. Неужели ты потерял честь? Обяжи меня, или пожалеешь, испытав на себе мой гнев.

— Чего ты хочешь?

— Уже лучше. Что мне нужно, Вифал? Ну, лишь то, что ты умеешь лучше всех. Сделай мне меч.

Вифал хмыкнул: — И все?

Увечный склонился к нему: — Ну да. Хотя я задумал совершенно особенный меч…

Год Поздних Холодов

Один год до Седьмого Завершения Летера

Восхождение Пустого Оплота

«И здесь таится сказка. Между шипением приливов, когда гиганты склоняют колени и становятся горами. Когда они то там, то тут падают на землю, словно балластные камни неба, но не могут устоять перед грядущей зарей. Между шипением приливов мы поговорим об одном таком гиганте. Потому что в нем самом сказка.

И потому что она развлечет нас.

Итак».

В темноте он закрыл глаза. Он решил открывать их только днем, рассудив таким образом: ночь отвергает видение и потому зачем напрягать взор, если мало что увидишь сквозь сумрак?

Поймите еще вот что. Он пришел на край земли и узрел море, и был восхищен его загадочным течением. Восхищение, ставшее редкой силы одержимостью — на весь тот роковой день. Теперь он мог видеть, как играют волны, движутся вверх и вниз у берега. Бесконечное движение, всегда угрожающее поглотить всю землю, но никогда не делающее этого. Он смотрел на море сквозь сильные ветра полудня, видел, как вихри ударяют по побережью, иногда забираясь далеко, но всегда разгневанно возвращаясь назад.

Когда пришла ночь, он закрыл глаза и лег спать. Завтра, решил он, я снова погляжу на море.

В темноте он закрыл глаза.

А ночью пришел прилив, захлопотал вокруг гиганта. Прилив пришел и утопил его во сне. Вода внедрила в тело минералы, пока оно не стало камнем, кривым прибрежным утесом. И каждую ночь тысячи лет приходили приливы, чтобы его смыть форму. Украсть его величину.

Но не полностью. Чтобы увидеть его, настоящего, нужно смотреть сквозь тьму. Или закрыть глаза, сузить их в щелки, как при ярчайшем свете. Поглядеть искоса, сосредоточиться на чем угодно, кроме самого камня.

«Изо всего, дарованного Отцом Тень детям своим, этот талант выше всех. Смотреть и видеть. Верь в него, и придешь в Тень. Где таятся все истины.

Смотреть и видеть.

Теперь посмотри».

Мыши разбежались, когда плотная тень накрыла посиневший в сумерках снег. Они бежали в слепой панике; но судьба одной уже была предрешена. Мохнатая когтистая лапа ударила, проткнув мех и сломав крошечные кости.

На краю поляны бесшумно сорвалась с ветки сова, пролетела над осевшим, усыпанным семенами настом. В нижней части дуги мгновенно схватила со снега мышь и начала подниматься, тяжело захлопав крыльями. Приземлилась на ближайшее дерево, поджав одну лапу, и сразу же начала есть.

Тот, кто появился на прогалине десять ударов сердца спустя, не увидел ничего неприглядного. Мыши разбежались, снег был достаточно плотным и не сохранил их следов, а сова недвижно замерла в тени еловых веток. Она широко раскрыла глаза, следя за продвижением постороннего по поляне. Едва он прошел, птица возобновила ужин.

Сумрак принадлежит охотникам, и крылатая хищница еще не закончила свой поиск.

Пробираясь по замерзшей почве тропинки, Тралл Сенгар думал совсем об ином месте, совершенно позабыв о наблюдении за лесом и всеми имеющимися в нем знаками и деталями. Он даже не остановился для ритуального приветствия Шелтаты Лор, Дочери Сумерек, самой уважаемой из трех Дочерей Отца Тень — впрочем, он сможет исправить свое небрежение завтрашним вечером. А еще раньше он необдуманно наступил на запятнавшие тропу полосы закатного света, рискуя привлечь внимание переменчивой Сакуль Анкаду, Дочери Обмана, также известной как Пеструха. Лежбища Келеча кишели тюленями. Они приплыли слишком рано, поразив Тралла, намеревавшегося собирать на берегу куски нефрита. Само по себе преждевременное прибытие тюленей уже могло удивить молодого Эдур, но там нашлись и другие гости — бухту заполнили корабли, и сошедшие с них люди начали промысел.

Летерийцы, белокожие с юга.

Он мог вообразить гнев, который поднимется в селении, едва он донесет эту новость. И он сам разделял этот гнев. Открытое и наглое вторжение на территорию Тисте Эдур. Похищение неоспоримо принадлежащих им тюленей станет нарушением древнего перемирия.

Есть дураки среди летерийцев, как есть они и среди Эдур. Тралл был уверен, что нарушение является плодом недомыслия. До Большой Встречи осталось едва два лунных круга, и кровопролитие не было нужно ни одной из сторон. Конечно, Эдур имели право напасть на вторгшиеся суда и уничтожить их; но делегация летерийцев придет в ярость, едва заслышав о гибели сородичей, пусть и браконьеров. Шансы заключить новое соглашение станут мизерными.